Так как известное число унтер-офицеров постоянно отсутствовало в командировках, больными в госпиталях либо в продолжительных караулах, то чтобы «при полку в правлении должностей не могло б последовать остановки, выбрав же из ундер-офицеров, из капралов и из солдат, из имеющих довольное собственное иждивение, по разсмотрению переменить чинами, которым и состоять до ваканций сверх комплекту без жалованья»^[57].

Так, в 17-летнем возрасте А. В. Суворов стал капралом гвардии. В приложении к определению господ штаб-офицеров лейб-гвардии Семеновского полка значится его имя восьмым и последним в списке. И снова сверхкомплектным, и без жалованья, и в числе малолетних^[58].

Но всему на свете подходит срок, вот и домовой отпуск Александра Суворова прекратился. В декабре 1747 г., не дожидаясь Рождества, снарядился он в путь из Москвы в Петербург и, получив благословение родительское, в сопровождении двух крепостных дворовых людей устремился в свое первое путешествие по занесенным снегом городам и весям России.

Никогда не пренебрегайте архивными документами. Что бы мы, историки, делали без них? А так – достаем из папки реверс солдата Александра Суворова и из одной пометки узнаем, что он уже капрал, а из другой – что к полку он «явился в срок»^[59], то есть 1 января 1748 г. отметил свое прибытие в штабе лейб-гвардии Семеновского полка. Судя по всему, в тот же день прошел проверку знаний в указных науках при полковой школе. И, видимо, успешно, ибо в этот же день в приказе по полку было о нем сказано:

«…явившемуся из отпуска 8-й роты капралу Суворову быть при 3-й роте»^[60].

Так началась его действительная служба. Знаменитый гвардейский полк уже семь лет как вполне вольготно квартировал целой слободой. Указом императрицы Анны Иоанновны 13 декабря 1739 г. семеновцам было отведено обширное пространство по обеим сторонам Гороховой улицы и до современного Московского проспекта, от левого берега реки Фонтанки и далее на юг до Шушарских болот. Построена слобода была по плану: разбита на перспективы и правильные улицы. Каждой роте, а было их тринадцать: одна гренадерская и двенадцать мушкетерских, был отведен для расселения определенный участок. Некоторое представление о его размерах дает планировка соседнего современного городского района: это Измайловский проспект и отходящие от него тринадцать улиц-рот, современных Красноармейских улиц, сохранившихся от первоначального квартирования лейб-гвардии Измайловского полка.

К середине 40-х гг. XVIII в. в слободе Семеновского полка насчитывалось триста солдатских и офицерских домов. Это были так называемые деревянные связи с ограниченным числом обитателей. В 1746 г. на каждую роту было отведено по десять связей, на одну полагался двор с огородом, имевший «длинняку по двадцати, поперешнику по семи сажен»^[61]. Таким образом, ротный участок составлял сто сорок сажен. В каждой казенной связи проживали по четыре солдата на одну светлицу, семейные солдаты имели в распоряжении целую связь и подсобное хозяйство при ней. Такое квартирование никак нельзя назвать казарменным. Казенная солдатская связь разделялась на восемь светлиц, то есть в ней проживали 32 человека. Офицерские связи отличались от солдатских добротностью, их фасады были обшиты тесом, такой дом разделялся на две квартиры, в каждой жило либо два холостых офицера, либо одно офицерское семейство, сени были раздельные.

Центром Семеновской полковой слободы являлось пересечение современного Клинского проспекта и Можайской улицы, здесь находился полковой двор. В 1746 г. тут возвели и освятили деревянную полковую церковь в честь праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, а потому и полковой праздник отмечался 9 ноября по старому стилю.

Тут же находились дом полковой канцелярии, три цейхгауза, полковой госпиталь, баня, докторский дом и полковая швальня для «строения» мундиров. Можно сказать, что эту небольшую площадь за годы службы в полку Александр Суворов посещал многократно, в особенности по воскресным дням на богослужении: воспитанный в строгости юноша был религиозен и сохранил веру на всю жизнь. Он любил и сам чин богослужения, и церковную музыку: в старости, в кончанской ссылке, пел на клиросе басом, а в юные годы, скорее всего, слушал с удовольствием хор церковных певчих, состоящий из солдатских детей, обучавшихся ежедневно в одной из связей рядом с церковью.

Еще одним местом, которое он посещал постоянно в эти годы, был полковой плац. Он находился тогда по правую руку от Сарской перспективы (это Московский проспект, 65, сразу за Обводным каналом)^[62]. Здесь он участвовал в батальонных и полковых строевых учениях и смотрах. В 1753 г. был переведен на территорию, занимаемую ныне Витебским вокзалом. Александр Суворов до своего производства в офицеры в апреле 1754 г. вполне мог несколько раз по делам службы побывать и здесь.

Первые месяцы своей службы в полку капрал Суворов явно прожил в полковой слободе, в одной из связей, но после того, как освоился со строевой службой, решил воспользоваться своим правом дворянина жить вне полковой стоянки. Сохранился приказ по полку от 6 сентября 1748 г., в котором сказано, что он

«просит, чтоб позволено было ему жить в лейб-гвардии Преображенском полку, в 10-й роте, в офицерском доме, с дядею его родным реченного полку с господином капитан-поручиком Александром Суворовым же, того ради вышеописанному капралу Суворову со оным дядею его родным <…> жить дозволяется»^[63].

Территория, которую занимали связи 10-й роты преображенцев, располагалась тогда между современными улицей Восстания и Суворовским проспектом, отсюда практически ежедневно отправлялся юный капрал в Семеновскую полковую слободу к месту службы.

В то время солдат-дворянин мог пользоваться привилегиями и служить с комфортом, немыслимым для солдата-рекрута. Вот свидетельство одного из многих полковых приказов:

«Ниже писанных рот солдат, а именно: 2-й роты князь Антона Стокасимова, Иева Казимерова <…> и других <…> как на караулы, так и на работы до приказу не посылать, понеже оные, вместо себя, дали людей своих в полковую работу для зженья уголья; того ради оных людей прислать сего числа пополудни во 2 часу на полковой двор…»^[64]

Вообще, каждый солдат-дворянин имел при себе дворовых, «у некоторых их было столько, что даже при походах в Москву они брали с собою по 15–16 человек дворни»^[65]. Были, как мы помним, дворовые и у Александра Суворова. Один из них, Ефим Иванов, был грамотен, а другой, Сидор Яковлев, «прославился» тем, что пристрастился к пьянству и ударился в бега, украв у хозяина два рубля, – по тем временам деньги немалые.

Домашние неурядицы, конечно, неприятны, но все это было не суть. Главной была служба. Он должен был постигнуть все премудрости строевой подготовки, искусство владения мушкетом, усовершенствоваться в фехтовании, научиться строго нести караульную службу и, наконец, уметь руководить своим капральством и обучиться этому по уставу. Звание и должность капрала налагали на него целый ряд обязанностей, четко сформулированных Петром I в «Уставе воинском»:

«Капралу подобает о всех своих солдатах, по утру и вечеру, известну быти, и будет кто из них по злому житию склониться, таких должен остерегать и всячески возбранять и отнюдь не позволять в карты и прочими зернами играть; и буде кто ему не послушен явится, подобает ему о том сержанту сказывать. Он стоит у своего капральства на передней шеренге на правой стороне»^[66].

Молодой капрал понимал, что он должен завоевать авторитет в глазах солдат своего капральства, и не только рекрутов-новобранцев, но и опытных старослуживых. И он старался: содержал в образцовом порядке свой тяжелый мушкет со штыком^[67], старательно сам чистил и смазывал, не доверяя этого ни слуге, ни рекруту, как это делали многие другие дворяне, несмотря на их снисходительные либо недоуменные улыбки, любовно поглаживал его и называл своей женой. Следил за чистотой и подгонкой своего темновато-зеленого мундира с отложным воротником синего, семеновского, цвета и красными обшлагами, за красным камзолом и красными штанами, черными суконными штиблетами и кожаными башмаками. Конечно, мундирные вещи и обувь были заботой дворового камердинера, равно как и черная суконная треуголка с широкими закругленными полями. Всегда в порядке были и портупея с перевязью, а на боку ловко сидела в черных, из лосиной кожи, ножнах шпага. Сам опрятный в военной форме, он имел полное право того же требовать и от своих солдат. И это был не мелочный педантизм, ибо состояние формы многое говорит о внутреннем душевном настрое воина.

Очевидно, что в первые месяцы службы Александр Суворов показал такое рвение и успехи, что в приказе по полку от 7 мая 1748 г. о назначении особой команды от лейб-гвардии Семеновского полка, командируемой в Кронштадт «для провожания корабля “Захарий и Елизавет”»^[68], «он назван первым среди четырех командируемых капралов»^[69]. Церемония «провожания» состоялась в конце июня, на борту линейного корабля была сама государыня. Сразу после торжественных проводов гвардейцы возвратились в Санкт-Петербург.

Скорее всего, тем же летом молодой капрал удостоился первой награды. Хорошо известна история о пожаловании ему императрицей рубля «крестовика» за ловкость, с которой он отдал ей мушкетом честь, находясь «на часах» в карауле в дворцовом парке. Фукс утверждал, что это было у Монплезира в Петергофе. Но имени нашего героя нет в приказах по полку, где отмечались служебные командировки для несения караулов в Петергофе. Очевидно, это произошло в саду растреллиевского Летнего дворца на Фонтанке^[70].

15 декабря 1748 г. в полночь государыня при пушечной салютации покинула северную столицу империи и отбыла в Первопрестольную, а 29 декабря туда же выступил и сводный батальон семеновцев, в который был включен и капрал Суворов. Он провел в Москве почти весь 1749 год. Сначала, как и в Петербурге, ходил в караулы, а потом, с 1 апреля по 3 декабря, неоднократно командировался в Генеральный московский сухопутный госпиталь помощником сержанта, надзиравшего за больными солдатами. При этом он так хорошо справлялся с обязанностями, что последнее дежурство длилось с 9 октября по 3 декабря, то есть 54 дня вместо положенной недели. Конечно, это было нелегко, в особенности из-за невозможности видеться с сестрами и московскими приятелями. Но понесенные труды были вознаграждены: 22 декабря того же года его произвели в подпрапорщики и снова сверх комплекта, до вакансии и без жалованья^[71].

В конце декабря сводный батальон отбыл назад в Петербург, а наш новоиспеченный подпрапорщик, опередив на месяц своих товарищей, прибыл в столицу уже в январе и приступил к службе. Через три месяца его рвение было по достоинству оценено: 9 апреля в приказе по полку было «отдано»:

«…подпрапорщику Суворову быть бессменно на ординарцах у Его Превосходительства Господина Майора и Кавалера Никиты Федоровича Саковнина»^[72].

Его новый начальник был одним из трех штаб-офицеров, входивших в «господа полковые штапы», то есть был лицом влиятельным. Новая должность позволила Суворову на практике познакомиться со сложным механизмом управления полком и подготовила его к исполнению этих обязанностей через двадцать лет, когда он сам стал во главе сначала Астраханского, а потом и Суздальского мушкетерских полков.