Гость без приглашения (страница 8)
– Ещё как найду, – заверил его сын и первым направился к выходу.
Вскоре гостиная опустела. Только толстый хозяйский кот лениво запрыгнул на стол, столкнул на пол кусок ветчины, спрыгнул и стал неторопливо есть.
В гостиной снова все собрались спустя часа полтора и снова стали рассаживаться за стол. Аделаида Сергеевна с Анфисой сходили на кухню, заварили свежий чай, достали из холодильника пирожные, принесли всё это в гостиную, разложили пирожные, разлили чай.
И тут Анфиса спросила:
– Эдик, а где же папа?
– А я почём знаю? – ответил тот.
– А где же бутылка?
– Какая бутылка?
– За которой ты спускался в подвал.
– Так я за ней и не спускался.
– Как так?! – воскликнула Анфиса.
– У меня зазвонил телефон, а у отца не хватило терпения подождать пару минут, и он сам в подвал отправился, – ответил Эдуард.
– А ты?
– Что я? – пожал плечами Эдуард. – Переговорил по телефону и вышел на улицу.
– Но я тебя не видела.
– Зато я тебя видел, – огрызнулся Эдуард, – ты как умалишённая на Тихона прыгала, и вы оба в снегу валялись.
– Постойте, постойте, – замахал на них Игнат Калитовский, – прекратите препираться! Где же тогда Никифор? Кто его видел?
Все молчали, растерянно переглядываясь.
– Так он и видел! – кивнула Анфиса в сторону брата и испуганно зажала себе ладонью рот.
– Тихо, тихо, – снова заговорил Калитовский-старший, – только без истерики! Нужно спуститься в подвал.
– Вам надо, вы и спускайтесь! – огрызнулся Эдуард.
– Хорошо, мы с Виталием спустимся, – проговорил Игнат Варфоломеевич и, обращаясь к Снежане, спросил: – Как туда попасть?
– По лестнице, – ответила она.
– Там заперто?
– Наверное, если Никифор вышел из подвала, то он его запер.
– А ключ у тебя?
– На кухне в шкафу все ключи.
– Принеси от подвала.
– Может, там не заперто? – предположил Олег и запнулся. – Ведь если дядя…
– Да, ты прав, – кивнул Калитовский-старший и позвал сына, – идём, Виталий.
– Лучше я с вами пойду, – решительно проговорил Кушнарёв, бережно отстраняя от себя испуганно льнущую к нему Елизавету Журавко, – я этот дом как свои пять пальцев знаю, и подвал в том числе.
Вернулась Снежана и протянула Калитовскому-старшему ключ. – Вот он.
Тот взял ключ и кивнул Олегу:
– Хорошо, идём.
Все остальные гуськом потянулись за ними. Молча дошли до лестницы, ведущей в подвал. Анфиса щёлкнула выключателем, и яркий свет залил грубые каменные ступени. То ли лестница была сделана под старину, то ли камень специально состарили, чтобы придать лестнице вид древности. Никто из гостей этого не знал, да и никого не волновал этот вопрос.
Кушнарёв открыл стоящий возле лестницы шкаф, достал оттуда фонарь.
– Пригодится, – объяснил он Калитовскому, – хотя свет там, конечно, есть. Но мало ли…
Хмурый Игнат Варфоломеевич согласно кивнул.
– Дядя Игнат! Я с вами! – сказала Анфиса.
– Нет! – Калитовский-старший сделал упреждающий жест рукой. – Мы спустимся вдвоём с Олегом. Если вы понадобитесь, мы крикнем. – И видя, что Анфиса, помотав головой, сделала шаг к лестнице, произнёс, обращаясь к Позднякову: – Тихон, попридержи жену.
Поздняков молча обнял жену и прижал её к себе. Она сразу обмякла в его руках и тихо всхлипнула.
– Ну что ты, – прошептал он тихо и погладил жену по голове, – ничего же ещё не известно.
– Я боюсь.
– Я с тобой.
Все остальные напряжённо следили за спускающимися по лестнице Игнатом и Олегом, пока мужчины не скрылись из виду в гулкой глубине. И только слабый отсвет зажжённого фонарика некоторое время ещё метался на щербатых ступенях, как хвост линяющей жар-птицы. Прошли несколько минут, которые показались оставшимся вечностью.
– Что-то долго они, – вырвалось у Анфисы.
– Свет, наверное, в подвале вырубился, а с фонариком там не скоро всё разглядишь, – пробурчал Эдуард.
– Да чего там глядеть-то?! – вопрошающе воскликнула Анфиса. – Неужели не видно, там отец или нет?!
– Может, у Никифора сердце прихватило, – осторожно проговорила Калитовская, – и он сознание потерял.
– Что вы такое говорите! – возмутился Эдуард. – Наш отец здоров как бык.
Даже при таких обстоятельствах Анфиса отметила, что брат, говоря об отце, употребил слово – наш. Она не помнила, чтобы он раньше хоть раз так говорил. И сердце её защемило с новой силой. Разум её раскалывался пополам. Одна его половина советовала ей теснее прижаться к мужу и затаиться, а другая приказывала – беги, беги в подвал. И она не знала, к какой из них прислушаться, поэтому просто стояла на месте и молила судьбу только об одном, чтобы скорее наступила ясность. И вот раздались шаги поднимающихся наверх людей. Первым поднялся Олег, даже при электрическом освещении было видно, что лицо у него белое как мел, а на лбу выступили капли пота. Следом за ним, тяжело дыша, показался Калитовский.
– Что там, Олег? – вырвалось у Анфисы, и она раненой птицей метнулась навстречу двоюродному брату.
– Дядя Никифор, – прошептал тот непослушными губами и всхлипнул.
– Что? Что с папой! Говори же! – Анфиса подлетела к Кушнарёву и стала стучать по его груди своими сжатыми кулачками.
– Никифора больше нет, – проговорил Калитовский и достал сотовый.
– Как это нет? – ахнула Анфиса, тотчас отступив от двоюродного брата.
– Убили дядю! – выкрикнул Олег Кушнарёв и глухо зарыдал, не стесняясь присутствующих.
– Как это убили? Что ты несёшь? – закричал Эдуард и рванулся по направлению к лестнице, ведущей вниз.
– Куда! – поймал его и удержал на месте Тихон Поздняков.
– Пусти меня! Ты не имеешь права! – задёргался Эдуард, но выскользнуть из мощных рук зятя Никифора ему не удалось.
Калитовский, вызвав полицию и «Скорую», хотя и был уверен в бесполезности приезда последней, отключил телефон и сел прямо на лестницу. Эдуард в это время всё ещё трепыхался в медвежьих объятиях Позднякова.
– Да отпусти ты его уже, Тихон, – проговорил глухо Игнат Варфоломеевич, – пусть идёт, я закрыл подвал на ключ.
– А ключ? – вырвалось у Анфисы.
– У меня. И отдам я его только полиции.
Аделаида Сергеевна подошла к мужу и села рядом с ним на ступеньку.
Елизавета Журавко, до этого стоявшая прижавшись к стене, отмерла, подбежала к Олегу, обвила его шею руками и тихо запричитала:
– Олеженька, Олежек.
– Да замолчи уже, – прикрикнул на неё Эдуард, – без тебя тошно! Устроили тут! – Он собрался уйти. Но Калитовский-старший остановил его, веско проговорив: – Полиция просила всех оставаться на своих местах.
– И как долго их ждать? – спросил Эдуард.
– Сколько нужно, столько и будем ждать, – ответил Игнат Варфоломеевич.
– Я думаю, что если мы выйдем на кухню, то ничего не случится, – проговорил Поздняков, – полиция, судя по всему, приедет не скоро. Вон как дороги занесло. А женщинам тяжело тут маяться на ногах. Ни в туалет сходить, ни попить.
– Папа, по-моему, он прав, – проговорил Виталий Калитовский.
– К тому же нам всем нужно подкрепиться, полиция будет мурыжить нас долго и основательно, поэтому закусим тем, что осталось в холодильнике.
– И у тебя жратва в глотку пролезет? – зарычал на него Эдуард.
– Полезет, – спокойно заверил его Тихон, – думаю, что и у тебя тоже.
Эдуард подскочил на месте как ужаленный и бросился к зятю.
– Эдик! Я прошу тебя! – бросилась ему наперерез Анфиса.
Поздняков же смотрел на шурина и едва заметно улыбался. Любому, кроме самого Эдуарда, было понятно, что Тихон способен сбить его с ног одним лёгким щелчком.
И только тут зарыдала в голос Снежана Твердохлёбова, которая сначала стояла возле шкафа, а когда услышала слова Игната Калитовского, что её мужа больше нет, сползла прямо по стенке шкафа на пол и так всё время и сидела, опустив голову на колени. Никто не кинулся её утешать. Все вели себя так, будто не видят и не слышат Снежану Твердохлёбову.
– Нужно попросить бабу Лушу приглядеть за детьми, – опомнилась Анфиса, – они вот-вот проснутся!
– Не вот-вот, но скоро, – согласился Тихон, – иди поднимись к Лукерье Самсоновне и разбуди её.
– Я боюсь, Тиша!
– Чего?
– Она заплачет, – бессвязно пролепетала Анфиса.
– Иди с ней, – попросил жену Калитовский-старший.
– Да, – кивнула она, и женщины ушли. Мужчины тем временем перебрались на кухню.
Глава 7
Тихон оказался прав, полиция и «Скорая» прибыли, только когда уже совсем рассвело.
– Думали, вообще до вас не доберёмся, – недовольно пробормотал фельдшер «Скорой», – да и ехать нам сюда уже незачем было, – добавил он ещё сердитее, осмотрев пациента. – Зачем вызывали-то?
– Так положено, – ответил Калитовский-старший.
– Не знаю, кто это положил, – продолжал возмущаться фельдшер, – только неумно это, гонять попусту в такую погоду машину и людей.
– Доктор, кончай зудеть, – дружелюбно попросил его прибывший полицейский, – нас вот тоже вызвали, и мы не возмущаемся.
– Так вас по делу вызвали, – не унимался фельдшер, – у вас работы там непочатый край.
Поздняков тем временем взял под руку молоденькую медсестричку, дышащую на озябшие руки, чтобы их согреть, и шепнул:
– Идёмте, я вас чаем напою.
– Нельзя мне, – ответила девушка, – Иван Степанович…
Но Тихон не дал ей договорить:
– И Иван Степанович чайку попьёт, – и, обратившись к Калитовскому-младшему, крикнул: – Виталь, сделай доброе дело, позови их водителя.
Калитовский кивнул и вышел из дому. Назад с водителем он вернулся минут через пять, скорее всего, – того тоже пришлось уговаривать. Все вместе они уломали и фельдшера и отпустили медработников только после того, как те напились чаю и немного поели.
Полиция всё это время уже находилась в подвале вместе с Олегом Кушнарёвым и Калитовским-старшим. Остальные пока оставались на кухне под присмотром одного из полицейских. Лукерья Самсоновна Твердохлёбова вместе с детьми Поздняковых была наверху. Все присутствующие клятвенно заверили полицию, что старушка ушла спать в то время, когда хозяин дома ещё находился на глазах у всех в добром здравии. И больше она не спускалась. Капитан полиции не поленился, поднялся наверх, взглянул на старушку и махнул рукой.
Сердце старой тётки Твердохлёбова разорвалось от боли, когда она услышала о гибели племянника, и ей захотелось только одного – уйти следом за ним. Но вид плачущей Анфисы и слова Аделаиды Сергеевны о том, что она сейчас как никогда нужна внучатой племяннице и её детям, заставили старую женщину задержаться в этой жизни. Она послушно выпила лекарство, которое ей щедро накапала Калитовская, вытерла слёзы тыльной стороной своей морщинистой руки, прижала к себе Анфису и, покачивая её как маленькую, проговорила тихо:
– Осиротели мы с тобой, Анфисушка. Но ничего, как-нибудь. Нам с тобой ещё детушек малых на ноги ставить.