Вспоминая об этом сейчас, понимаю, что всякий раз мне удавалось проделать этот трюк исключительно благодаря собственному упрямству и наивному отсутствию страха. Дети не боятся падать, это жизнь впоследствии убеждает их в обратном.

Я склоняюсь к крыше таверны, пытаясь унять вихрь противоречивых мыслей в голове. По ночам меня часто терзает острое, как бритва, чувство вины. Я думаю о том, какое количество жизней загубили мои предки и дядя, сколько семей разрушили, какой урон нанесли земле…

Со вздохом я устремляю взгляд в небо цвета индиго.

Сын Небес.

Так мы называем императора. Именно по этой причине войска без колебаний следуют за ним на битву, повинуются его прихотям и желаниям. Для большинства моих соотечественников слово императора – непреложная истина, и священники Дийе изо всех сил поддерживают этот миф.

Мой отец долгие годы восседал на троне Дракона, а потом это место занял его брат, Гао Лун. В то время Империя Ши пребывала в мире с соседями. Тяньсай жили без страха, а Дийе не имели никакой власти. Отец никогда не считал себя воплощением бога на земле, что бы там ни провозглашали древние традиции.

Из-за этого убеждения он заимел куда больше врагов, чем сторонников.

Всем сообщили, что наемный убийца из Хонгуоди прикончил его во сне. Гордость Ши взывала к возмездию. Так называемого виновника казнили, а войска Ши направились в рубиново-красные земли Хонгуоди.

Кругом сплошная ложь.

Не было никакого наемного убийцы из Хонгуоди, а лишь какой-то несчастный, на кого возложили вину. Смерть императора послужила удобным предлогом вторгнуться в богатые железной рудой западные города.

Отец пал жертвой собственного брата. Брата, которого любил и лелеял, которого считал равным себе. Брата, который под предлогом сохранения безопасности народа в непростые времена тут же занял трон.

Еще одна ложь.

На самом деле он просто узурпировал престол.

Единственный способ льву возглавить прайд – избавиться от детенышей своего соперника. Вот и преданных отцу людей либо казнили, либо отправили в изгнание, а за нами дядя отправил убийц.

Официальная версия нашего с сестрой исчезновения звучала так: обезумевшая от горя мать убила сначала собственных детей, а потом наложила руки на себя. И где-то среди королевских могил зарыт мой пустой детский гробик.

Для мира я мертв. Пусть так продолжается и впредь.

Последние лучи лунного света ласкают мое лицо, и вскоре из-за горизонта показывается солнце. Я потягиваюсь, собираясь лезть обратно, но тут внимание привлекает какое-то движение внизу.

В город входит группка людей в ржаво-оранжевых балахонах, зловеще сверкающих в лучах рассвета, и целенаправленно движется по пустой главной улице.

Дийе здесь.

Глава 3

АН

Наконец-то в этом убогом местечке забурлила жизнь. В отличие от рынка, где местное население продает с тележек готовую еду, овощи и всякую всячину, на ярмарку съезжаются купцы и торговцы со всей Империи и даже из других государств, чтобы обменяться новостями и товарами. Прежде Шамо считался важной частью маршрута, но война и пустыня все изменили. Уже несколько лет городок не знал такого оживления и восторга.

Несмотря на ранний час, ярмарка деловито бурлит. На прилавках торговцев тканей всеми цветами радуги переливаются шелка. Разные диалекты и акценты сливаются в общий мелодичный гул, в воздухе витают ароматы специй и еды. Купцы толкают друг друга, расхваливая свой товар, вокруг снуют местные жители и приезжие, предлагая обмен. Я сжимаю пальцами нефритовый перстень в кармане и брожу по главной площади, выжидая подходящую возможность, чтобы продать его.

Замечаю продавца с ящиками сочных фруктов, собранных, вероятно, на севере или на юге, за самим проливом Нанда, где почва пока не утратила плодородности. Золотистые абрикосы, бледно-желтые помело, а также не виданные мной прежде крупные шипастые плоды и мелкие лиловые. Заинтригованная, я беру один и подношу к глазам. Он размером с маленький апельсин, с твердой кожицей, покрытой красноватыми пятнами. Тщедушный торговец занят другим покупателем и не заметит, если я спрячу фрукт в карман.

– Я все видел, – провозглашает резкий голос у меня за спиной, когда я так и делаю.

Поспешно разворачиваюсь, ожидая, что это снова Ли Го, но передо мной не он, а парень года на два старше.

Он взирает на меня левым глазом, карим с золотистым ободком. Правый же скрыт черной повязкой, а по щеке под ним расползается паутина безобразных шрамов. Однако это ничуть не умаляет суровой красоты его лица. На нем ханьфу цвета олова с серебристыми завитками на перекрестном лацкане воротника, а верхний халат черный, как смола, с бордовой оторочкой по краю. Полнейшее нарушение имперского указа о днях скорби. Либо этот парень иноземец, либо ему на все плевать. Рукава у него скрыты кожаными нарукавниками, расшитыми металлическими бусинками и нитями цвета крови. Аристократы щеголяют своим богатством, драпируясь в шелка с длинными рукавами, а у простых купцов или крестьян вроде меня рукава куда более скоромной длины, да и одеяния из конопляных или хлопковых тканей.

Только борцы да совершенствующиеся предпочитают такие узкие рукава, как у этого юноши.

Я не удивляюсь, заметив у него за спиной перекрещенные сабли и притороченный к поясу колчан со стрелами. Лук висит на плече, как продолжение тела хозяина. Ума не приложу, зачем понадобилось так вооружаться. Какова бы ни была причина, лучше мне держаться от этого незнакомца подальше. Поджарый, он похож на подобравшегося перед прыжком тигра, и я даже на оживленной улице чувствую себя загнанной в угол жертвой.

«Не глупи. Вооруженный или нет, он всего лишь мальчишка». Я по-прежнему стою у прилавка, поэтому вполне могу положить плод назад и уйти как ни в чем не бывало. Только вот вопреки всему дерзко смотрю на парня.

– И что же ты видел? – Хвала богам, голос у меня не дрожит.

Не сводя с меня глаз, незнакомец отступает, и я замечаю пролегшую у него между бровями складку.

– Ну, говори уже, что видел-то? – напираю я.

Пропустив мой вопрос мимо ушей, он берет другой фрукт и, откашлявшись, советует:

– Попробуй лучше этот. Обрати внимание на цвет – насыщенно-фиолетовый – значит, мангустин созрел. – На языке Ши парень говорит со странным акцентом, звучащим как нечто среднее между приятной мелодикой жителей восточных городов и более округлыми гласными северян. – Вот, пощупай.

Он вкладывает плод мне в руку, легонько коснувшись кончиками пальцев моей ладони. Я вздрагиваю, а он усмехается и резко поворачивается к торговцу.

Я украдкой изучаю его профиль, отмечаю точеную линию подбородка. Должно быть, он красивый. Но ничего необычного. Такого, от чего сердце замирает в груди.

– Покупать будешь? – обращается ко мне продавец.

Я неловко улыбаюсь.

– У меня нет денег…

– Тогда держи свои грязные лапы подальше от моих товаров, – рявкает он.

Торговец уже тянется ко мне, чтобы отнять мангустин, но парень перехватывает его руку, переворачивает ладонью вверх и кладет на нее несколько монет. Тот немедленно успокаивается и даже несколько раз кланяется, предлагая приобрести еще фруктов. Однако незнакомец подхватывает свою котомку и шагает прочь.

Горло у меня горит от досады. С чего это он проявил такую щедрость? Не хочу ничем быть ему обязанной!

– Эй! – кричу я и бегу следом за ним. – Это твое.

Я пытаюсь отдать парню мангустин, но тот лишь отмахивается.

– Возьми себе.

– Заплатил-то за него ты.

– Считай, что это тебе подарок.

– Но мы ведь даже не знакомы.

Он пожимает плечами.

– Нет закона, запрещающего делать подарки незнакомцам.

Я собираюсь возразить, но соображаю, что аме будет приятно попробовать экзотический плод, поэтому умолкаю и иду дальше. Не знаю, это я преследую парня или он меня, но вдруг оказывается, что мы шагаем в ногу.

Теперь, перестав хмуриться, он выглядит менее опасным. Высокий и широкоплечий, парень явно питается куда лучше любого жителя Шамо или моей деревеньки. Думаю, он выходец из Менгу, обычно у них кожа теплого золотисто-коричневого цвета, да и волосы он носит на манер северян: затылок и виски коротко выбриты, а на макушке хвостик, перевязанный красной ленточкой. Интересно, как он лишился глаза? Спрашивать о подобном незнакомого человека невежливо, поэтому я воздерживаюсь.

Он замечает мое пристальное внимание.

– Что привело тебя в Шамо? – ляпаю я первое, что приходит в голову, теребя косу.

– Просто шел мимо. Я здесь впервые. А тебя?

– Ярмарка.

Я поступлю мудро, завершив на этом разговор и отправившись на поиски покупателя для своего перстня. Однако, похоже, здравомыслие напрочь утрачено. Парень отводит взгляд, а я снова пялюсь на него. В свете лучей утреннего солнца его волосы кажутся золотыми, как и кожа. Он двигается, поэтому угол освещения меняется, и его шевелюра снова приобретает привычный рыжевато-каштановый оттенок.

Сообразив, что снова глазею на него как дурочка, я отчаянно краснею. Ладонь покалывает в том месте, где незнакомец до нее дотронулся. Я вытираю ее о юбку и жестом указываю на стоящие повсюду шатры, мучительно придумывая, что бы сказать.

– Что ты обо всем этом думаешь?

– Занятно.

Я едва не фыркаю.

– Занятно? А в твоем родном городе бывают ярмарки? Вообще, откуда ты?

– Отовсюду и ниоткуда.

– Как загадочно ты выражаешься.

– Это я нарочно, – с кривоватой усмешкой признается он.

Я улыбаюсь в ответ, и долгое мгновение мы смотрим друг другу в глаза. «Перестань таращиться и сосредоточься», – увещевает меня голос разума. Мне следует поторопиться, чтобы успеть обойти еще несколько рядов шатров, если хочу продать перстень сегодня. Ночью аме снова было плохо, ей срочно требуется лекарство.

– Думаю, мне пора идти, – неуверенно произношу я.

Мы оба останавливаемся, но не делаем попытки пойти каждый своей дорогой. Я так сильно сжимаю мангустин в руке, что начинаю опасаться, как бы не раздавить его. Парень поправляет на плече котомку с фруктами, бросает на меня взгляд, потом опускает глаза и кивает каким-то своим мыслям.

– Что ж, хорошо. Мне тоже нужно… идти.

– Желаю хорошо провести время на ярмарке, – небрежно бросаю я, ощущая стекающую по пальцам влагу, и поспешно прячу руку за спину, чтобы он не увидел, что я погубила его подарок.

– Постараюсь.

Только вот незнакомец по-прежнему не двигается с места. Судя по виду, он хочет еще что-то сказать. Мои ноги будто прирастают к земле, а сердце колотится, как после быстрого бега.

– Не хочешь ли узнать свою судьбу, золотко? – выводит меня из транса вкрадчивый голос, и я испытываю облегчение.

Старая женщина манит меня из шатра, в котором виднеется небольшой алтарь, стоящий на красном деревянном возвышении. Ее седые волосы выглядят мягкими, как облачко, а в заколках поблескивают драгоценные камни. Мне становится интересно, подлинные ли они. На алтаре в окружении свежих персиков стоит фигурка, в которой я не сразу узнаю богиню Сивангму, повелительницу Западного Поднебесного Королевства.

– Нет, спасибо, апо, – вежливо отказываюсь я.

Должно быть, она предсказывает будущее по лицу. Некоторые читают по ладони, другие используют магический шар. Я не верю их словам и продаваемым ложным надеждам, вообще не понимаю, на что живут эти люди. Похоже, в мире полно простаков, согласных платить за их услуги.

– Ты что-то ищешь, – наводит туман старушка. Что ж, верно, угадала. Это беспроигрышный вариант – сказать такое незнакомцу, чтобы показаться сведущей. Я невольно усмехаюсь, а старушка качает головой. – Не ты, сяомэй. Я говорила о нем.

Парень напрягается, выражение его лица делается непроницаемым.