– Ты неверующая, – сообщает мне прорицательница. – Это нормально. Не всякий наделен даром видеть. И не всякий понимает.

Звучит как оскорбление, но все же я решаю подыграть.

– Прошу вас, апо, удовлетворите мое любопытство, скажите, что вы видите?

– Как пожелаешь. – Она пристально всматривается в мое лицо, и морщины у нее на лбу становятся глубже. – Вижу нефрит, вижу огонь… и золото. Все они тесно связаны. Нефрит не плавится в огне, а золото… золото тянется за тобой, и красная нить судьбы удерживает тебя в целости.

Я громко хохочу.

– За мной тянется золото? Да я всю жизнь прозябаю в бедности, и в ближайшее время ситуация едва ли изменится.

Старушка поджимает губы и отворачивается от меня.

– Вот ты где! Я повсюду тебя ищу. Ох, и долго же ты фрукты покупаешь! – раздается еще один голос у меня за спиной.

В шатер входит хорошо сложенная девушка с лицом в форме сердца, и я отступаю назад, напуганная толстыми железными цепями, опоясывающими ее талию. Волосы у нее на затылке собраны в высокий пучок, закрепленный двумя деревянными палочками с острыми металлическими наконечниками, а спереди распущены и свободно свисают до плеч. Рукава ее фиолетового ханьфу тоже узкие. Должно быть, и она принадлежит к воинам.

Девушка украдкой рассматривает меня из-под густых ресниц.

– А это кто?

– Никто. Идем, – холодно велит парень, не глядя на меня.

Никто.

Это замечание не должно было ранить меня, но все же ранило.

Девушка улыбается и берет незнакомца под руку. Я стою и наблюдаю, как они уходят, лавируя в толпе, и мне никак не удается забыть его жалящие слова.

Предсказательница сочувственно вздыхает.

– Какое имя тебе дали при рождении, сяомэй?

Я наконец отрываю взгляд от удаляющейся парочки.

– Я приемыш и не знаю имени своей семьи. Мою бабушку зовут Цзя, а меня – Ан.

– Каково начертание Ан в древних манускриптах?

– Не думаю, что у него имелось соответствие в мертвом языке.

Старуха подается вперед и, схватив меня за руку, внимательно всматривается в ладонь.

– Интересно. Видишь ли, золотко, в древнем манускрипте есть слово, похожее на твое имя. В зависимости от начертания оно может означать мир… или тьму.

Несмотря на удушающую жару, по позвоночнику вдруг пробегает холодок. Я резко высвобождаю ладонь из ее рук и поспешно шагаю к другому ряду шатров, спиной ощущая нацеленный на меня взгляд.

После непродолжительных поисков замечаю поспешно нацарапанные на деревянной табличке символы, гласящие:

«Продаем и покупаем антиквариат и безделушки».

В этом шатре царит беспорядок, а купец ведет яростный торг с двумя дородными дядьками, которые пытаются добиться лучшей для себя цены и, похоже, скоро получат желаемое.

Хорошая мишень.

Подойдя ближе к одному из длинных столов, на которых выставлены товары, я принимаюсь рассматривать их. Меня искушает абак ^[7] с костяшками из красного дерева и идущим по краям узором в виде тонких золотых листочков. Как и бронзовые ритуальные сосуды разного размера, и хрупкие фарфоровые чашки, расписанные кобальтово-синими цветами. Без сомнения, все эти вещицы награблены в домах знати в военное время.

С какой легкостью я могла бы стянуть что-нибудь! Но нельзя! Я пришла сюда, чтобы продать свой нефритовый перстень, а не красть побрякушки.

Однако я не спешу доставать кожаный мешочек из кармана, тереблю его пальцами. Не хочется расставаться с единственным доказательством того, что мои родители вообще существовали на свете. Что некогда я была чьей-то дочерью. Я делаю глубокий вдох, и боль в груди отступает. То было прежде. Важно лишь настоящее. Нужно выбросить из головы мысли о прошлом. Аме требуется лекарство, и единственный способ добыть денег для его покупки – продать перстень.

Поворачиваясь к купцу, я замечаю вспышку красного.

На самом краю другого стола лежит цзянь ^[8], поистине прекрасное оружие с длинным узким лезвием и тонким острием. Мягкое серебристо-серое сияние металла говорит о том, что меч выкован из иноземного металла, какого не сыскать в нашем бедном засушливом регионе. Мое внимание привлек кроваво-красный рубин, украшающий изящную рукоятку. Вероятно, за него, обладающего таким насыщенным цветом, дадут хорошую цену. А ведь его несложно продать. Пожевывая внутреннюю сторону щеки, я сосредоточенно размышляю.

Продать перстень или украсть меч?

Купец лихорадочно копается в большом деревянном ящике и, звякая металлом, достает еще какой-то интересующий дородных покупателей предмет. Должно быть, что-то важное, судя по тому, с какой поспешностью дядьки поворачиваются ко мне спиной, чтобы изучить новое сокровище.

Я опускаю кожаный мешочек обратно в карман, беру меч и шагаю к выходу из шатра, готовясь спрятать добычу под одеждой. Пульс у меня учащается. Когда я уже решаю, что удалось безнаказанно улизнуть, сзади раздается крик:

– Где мой меч?

И это точно не купец.

«Проклятие! Неужели я обокрала этих дородных дядек»?

– Где он? – завывает зычный голос.

Я заставляю себя шагать, не сбавляя темпа. Бежать уже поздно, иначе станет слишком очевидно.

– Он лежал вот здесь! – подобострастно лопочет купец.

– Эй ты, девчонка с косами, а ну-ка, повернись!

Замерев на месте, я лихорадочно обвожу глазами толпу.

Увы, но единственная, кто подходит под это описание, – это я сама.

Кровь в жилах ускоряет бег, когда я ныряю за прилавки. Лавируя между шатрами и расталкивая людей, я несусь через площадь. Вслед мне летят крики и проклятия. Наконец я заворачиваю за угол…и о боги! Путь мне преграждает неспешно бредущий караван верблюдов. Погонщик тянет за веревку, которой животные связаны друг с другом, но упрямцы не желают поторопиться, поэтому я мчусь в другом направлении.

Улицы становятся все более безлюдными, а у меня от быстрого бега начинает колоть в боку. Я оборачиваюсь с надеждой, что оторвалась от преследователей, но на некотором расстоянии от себя замечаю две мужские фигуры. Не разбирая дороги, ныряю в какой-то переулок. Споткнувшись о деревянные бочки, падаю на землю. Выставляю перед собой руки, обдирая их о грубые камни. Поднимаю голову и не могу сдержать ругательство.

Я в тупике.

Путь к свободе преграждает десятифутовая стена. Подползаю к ней и пытаюсь ногой нащупать выемки, но она оказывается на редкость ровной. Даже если удастся вскарабкаться на нее, можно сломать ногу, спускаясь с противоположной стороны. Видят боги, мне нельзя этого допустить, но иного выбора нет.

Не успеваю я даже попытаться, как сзади раздаются шаги. Мой желудок камнем устремляется вниз. Преследователи догнали меня и теперь преграждают единственный выход из переулка.

Эх, все же следовало продать треклятый перстень. Поддалась сентиментальности, и теперь приходится расплачиваться.

Тот из дядек, кто повыше, вытаскивает из-за пояса широкий меч. Этот мужчина мускулист и похож на воина. Его спутник грузный, с поросячьими глазками, уродливым шрамом на лбу и пикой в руке. Волосы у обоих коротко побриты, как у выходцев с юга, да и одежды не белые, как того требует объявленный в Империи траур. Торговцы, что ли? Высокий искусно вращает мечом, едва касаясь рукоятки пальцами. Уж не воины ли они? Я перевожу взгляд на его товарища, и у меня падает сердце. На его пике нет кисточек. Он не состоит в регулярных войсках.

Наемники.

Которые любят деньги. И не любят, когда их обворовывают.

– Это всего лишь крестьянка, Бану, – со смехом замечает коренастый дядька. На Ши он говорит с сильным акцентом, а потом и вовсе добавляет несколько слов на своем родном языке, от которых Бану издевательски посмеивается.

Бежать мне некуда, одолеть таких противников тоже не получится. Они крупнее меня, сильнее, к тому же искусно обращаются с оружием. А я кто? Уличная крыска, выживающая исключительно благодаря своей смекалке.

– Прошу вас, добрый господин, пожалуйста, простите меня, – чуть не завываю я высоким писклявым голоском. – Вы правы, я крестьянка, глупая девчонка, удумавшая украсть у бравого воина вроде вас. – Громко хлюпаю носом, гадая, не переигрываю ли. – Смилуйтесь, заберите ваш меч и сохраните мне жизнь.

Коренастый фыркает и, хлопнув мясистой рукой спутника по спине, обменивается с ним заговорщическим взглядом. Бану беззастенчиво осматривает меня с головы до ног и усмехается в ответ.

– Видишь ли, одного меча нам теперь уже мало.

Меня захлестывает волна отвращения, но я сдерживаю негодующий возглас. Этот меч не стоит ни моей жизни, ни иных мерзостей, которые они замышляют со мной сотворить. Выход один: спасаться бегством. Я быстроногая, да и извилистые улочки, на которых выросла, будут мне союзниками.

На сей раз никаких тупиков.

– Прошу вас, доблестные воины, пощадите! Моя бабушка больна, мне нужно домой. Заберите меч и отпустите меня с миром, – всхлипываю, сама удивляясь тому, как правдоподобно получилось. Перед глазами встает недужное лицо амы, но я гоню этот образ прочь. Найду другой способ добыть ей лекарство.

– Ну уж нет, – с издевкой отзывается Бану.

Они медленно приближаются, и тут я чувствую в теле какое-то шевеление. В ушах появляется странный гул, перед глазами мелькают яркие огоньки. По венам пульсирует энергия, сердце с силой бьется о грудную клетку.

Боги, нет!

Ради нашего с амой благополучия я скрывала свою магию, и она долго дремала во мне, но теперь пробудилась к жизни. И в эту минуту поднимается внутри меня, жаждет вырваться на свободу.

Лезвие меча затягивает тонким слоем льда.

Коренастый ругается на своем языке.

– Магия! Она наделена магией!

– Священник пообещал по золотому таелю за каждую пойманную живой девчонку тяньсай, – рычит в ответ Бану, хватая меня за грудки и отбрасывая назад.

Я ударяюсь спиной о каменную стену с такой силой, что из легких выбивает весь воздух. Гул в ушах разрастается, будто тысячи цикад завели свою песнь после пролившегося на пустыню дождя.

Кажется, мир вокруг разжижается. От шока я не могу дышать.

Осознание происходящего затапливает разум подобно цунами, оставляя после себя разруху и опустошение. Чувства же обострены до предела.

Я вижу мир другими глазами. Окружающая обстановка выглядит острее и отчетливее. Небо чистейшего голубого оттенка, такого прекрасного, что больно смотреть. Солнце сияет с нереальной яркостью, заливая все вокруг потусторонним светом. Я даже слышу шорох гальки под ногами. В нос ударяет едкий запах пота, смешанный с каким-то другим, которого я не могу распознать. По венам пульсирует энергия, тело наполняет восторг. Я и не подозревала, что способна испытывать такое упоительное ощущение контроля над ситуацией.

Не знала, что хочу быть хозяйкой положения.

Гортанные хрипящие звуки пробиваются сквозь пелену восторга, и мозг не понимает, что показывают ему глаза.

Мои обидчики светятся.

От них исходит странное зеленоватое свечение, клубящееся подобно туману. Содрогаясь в конвульсиях, они держатся руками за шеи. Лица приобретают фиолетовый оттенок, а выпученные глаза наливаются кровью. Кожа слезает, обнажая плоть. Бану громко сдавленно вскрикивает и весь как-то сморщивается, ссыхается. Наконец, оба тела с глухим стуком падают к моим ногам.

Бездыханные.

Я ахаю и зажимаю рот рукой. Окружающий мир принимает привычные формы и очертания. От меня исходит тепло, преследуемое необъяснимым ледяным холодом, который тушит огонь в теле. Ощущаю себя опустошенной. Полой. Будто что-то проникло в меня и похитило самую суть того, кем я являюсь.