Штормовые времена (страница 11)
– Что же мне делать? – простонала она.
– Тебе придется пойти и рассказать миссис Камерон, что натворила ее дочь. В конце концов, это ее вина. Если бы девушка была хорошо воспитана, ей такое и в голову не пришло бы.
– Филипп, дорогой, не мог бы ты сообщить новость матери?
Предложение его ошеломило.
– Я не могу, – сказал Филипп. – Нет, я не могу. Это придется сделать тебе.
– Хорошо, ты постоишь рядом, на случай, если… – заколебалась она.
– На случай чего? – холодно спросил он.
– Она же будет ужасно расстроена. Скорее всего, упадет в обморок.
– Я буду стоять на некотором удалении – в пределах досягаемости, но скрывшимся от глаз.
– Этого достаточно… Как ты думаешь, может, лучше написать ей письмо, как это сделал Шолто?
– Попадись только мне в руки эти мальчишки, я бы их! Да, напиши ей письмо, если тебе это больше нравится.
– Может быть, ты напишешь письмо? – предложила Аделина. – Думаю, письмо от тебя она воспримет лучше.
– Я не умею писать письма, – раздраженно заметил он. – Зато ваша семья превосходно с этим справляется.
Филипп взял Аделину за руку:
– Пойдем в салон, я дам тебе бокал шерри. Он придаст тебе сил.
В маленьком помещении, удостоенном столь громкого имени, Аделина потягивала шерри, печально размышляя о том, что же ей делать. В какой-то момент она восклицала: «О, молодые негодяи!» или «О, бедная мать!», а затем: «Лучше бы корабль утонул со всеми нами!»
Однако шерри пошел ей на пользу, и в конце концов она вскочила и воскликнула:
– Сейчас же сделаю это и покончу с ним!
Филипп сопроводил ее до двери каюты миссис Камерон. Она постучалась, дрожа всем телом.
– Да? – послышался голос из каюты.
– Миссис Камерон, мне нужно кое-что вам сказать.
– Входите.
Миссис Камерон разбирала вещи, вид у нее был по-прежнему обиженный. Аделина спокойно начала:
– Некоторое время назад вы предположили, что Мэри куда-то удалилась с моими братьями. Вы были правы, так и есть.
Мать Мэри уставилась на Аделину.
– Она удалилась с ними, – продолжила Аделина. – Прямо с корабля домой.
– Вы с ума сошли? – осведомилась миссис Камерон. – Что за чушь вы несете?
– Это правда. Они покинули корабль, Мэри и два моих младших брата. Но они возвращаются домой. Она будет в полной безопасности.
Миссис Камерон страшно побледнела. Она поднесла руку к горлу и спросила:
– Кто вам это сказал?
– Я получила от Шолто письмо. А моему мужу один матрос рассказал, что видел, как они направлялись в город.
– Покажите мне письмо, – хрипло прошептала миссис Камерон.
Аделина протянула ей конверт. Миссис Камерон впилась в него глазами так, как будто хотела оторвать написанные слова от бумаги. Потом, пошатываясь, прошлась по каюте, но тут же овладела с собой. И в гневе уставилась на Аделину, уперев руки в бока.
– Это вы виноваты! – закричала она. – Это вы во всем виноваты! Вы их поощряли. Вы упросили меня позволить Мэри гулять с этим безнравственным мальчишкой! О-о! – Пораженная возможными последствиями ситуации, вскричала она. – О-о-о! Что он с ней сделал! Моя маленькая овечка! Она была чиста, как снег, пока мы не взошли на борт этого проклятого корабля! Неужели нельзя хоть что-нибудь сделать?! Где капитан?
Она протиснулась мимо Аделины, оттолкнула удерживавшую ее руку Филиппа и выскочила в коридор. Перегородки были столь тонкими, что вспышка ее гнева вызвала всеобщий ужас. Со всех сторон сбегались люди (некоторые подумали, что на корабль обрушились новые несчастья), а Аделина и Филипп следовали за миссис Камерон, с горечью понимая, что произошло на самом деле.
– Что такое? Что такое, мадам? – спросил капитан Брэдли, вышедший навстречу миссис Камерон.
Она бросилась к его плечу.
– Спасите ее! Спасите мою маленькую девочку! – истерически зарыдала она.
– Где она? – спросил он своим зычным голосом.
– Там! – Она показала в сторону суши. – Она покинула корабль вместе с этими ужасными ирландскими мальчишками! Призываю всех в свидетели, что она была чиста, как первый снег! О, что же мне делать?
– Что все это значит? – потребовал капитан Брэдли ответа у Филиппа.
– Девушка сбежала с моим юным шурином, парнем восемнадцати лет, – резко ответил тот. – Но если верить сказанному в письме, они направляются прямо в дом его отца.
– Если вы пожелаете вернуться за ними, дорогой капитан, – вставила Аделина, – я все оплачу.
К стыду капитана, он смотрел на Аделину с большей нежностью, чем на миссис Камерон, которую считал унылой женщиной удручающей внешности.
– Как вы думаете, юный джентльмен женится на ней? – тихо спросил он Филиппа.
– Уверен, что он намеревается это сделать, – ответил Филипп с большей уверенностью, чем ощущал.
– Ну же, ну же, возможно, все не так плохо, как вы думаете, – утешал миссис Камерон капитан. Он обернулся к Аделине и сказал: – Оглянитесь, миссис Уайток! Парусник летит, как птица. Вы должны понять, что мы не можем возвращаться ради сбежавшей парочки.
– Это она во всем виновата! – взвизгнула миссис Камерон. – Она такая же безнравственная, как и ее братья. Такие, как она, не нужны в нашей прекрасной юной стране. Они воплощение порока!
Миссис Камерон впала в истерику, капитан со стюардом с трудом проводили ее до каюты, которую она не покидала до конца путешествия. К счастью, в Голуэе на корабль сели новые пассажиры, с которыми она подружилась. Это была супружеская пара с Ньюфаундленда. Муж занимался рыболовецким промыслом; его глубоко религиозная жена стала для миссис Камерон большим утешением.
Остальные пассажиры, особенно третьего класса, были склонны считать побег юношеским романом, бедную миссис Камерон – деспотичной родительницей. Конвей Корт был всеобщим любимцем, и, по общему мнению, некрасивая девушка сделала прекрасный выбор, поскольку всеми подразумевалось, что он на ней женится.
Ветер был попутный, и корабль несся вперед. В салоне капитан, Уайток и господа Д’Арси, Брент и Уилмот каждый вечер играли в карты, потягивая французский коньяк. Аделина сидела, подперев подбородок ладонью, и задумчиво переводила взгляд с одного лица на другое.
И вот однажды вечером произошло страшное. Только Джеймс Уилмот поднес Аделине рюмку ликера, поскольку та выглядела бледной и довольно вялой, как на трапе послышались шарканье и угрожающие голоса. Аделина приподнялась на стуле. Четверо мужчин повернули головы к двери и увидели толпу грубых свирепых мужчин. В руках у них были дубинки, палки и прочее оружие, какое попалось под руку. Один поднял волосатую руку и указал на Уилмота.
– Вот он! – воскликнул он.
С угрожающим ревом остальные направились к Уилмоту, невозмутимо продолжавшему смотреть на них.
– Не понимаю, в чем дело, – сказал он.
– Вы – Томас Д’Арси, эсквайр, так?
– Нет, меня зовут Уилмот.
Поднялся Д’Арси.
– Я Томас Д’Арси, – произнес он с легкой улыбкой.
– Да, это он, мерзавец! Проклятый злодей! Бессердечная тварь!
Они пошли на него, осыпая проклятиями, по большей части неразборчивыми из-за акцента ворвавшихся.
– Что все это значит? – воскликнул Филипп, перегородив своей рослой фигурой путь толпе.
– Прочь с дороги, ваша честь! – закричал в ответ предводитель. – Нам нужен этот мерзавец Д’Арси. Мы не оставим в нем и пары целых костей, и пусть адское пламя их разнесет, когда мы его прикончим!
– Я никому из вас не причинил вреда, – надменно произнес побледневший Д’Арси.
– Да неужто? А не вы ли выгнали старых родителей Тома Миллигана в зимнюю ночь в счет ренты за полуразрушенную лачугу, которая была их собственностью еще три месяца назад? И не его ли бедный старый отец умер от холода и сырости, а бедная старая мать – от разбитого сердца? А вот и сам Том, который врежет вам первый!