Я поскакал прямо к дому, где жила Дженни и решительно постучал в ворота. Вышел её отец, которого я сперва даже не узнал, настолько он подряхлел и осунулся. Увидев меня, старик, ни слова не говоря, махнул рукой и зашагал куда-то вокруг собственного дома. Я последовал за ним, и вскоре мы оказались перед двумя продолговатыми холмиками с простыми деревянными крестами в головах. Один крест выглядел так, будто ему уже много лет, а другой был совсем новым…

Мне казалось, что я прирос к земле и даже врос в неё, как минимум, по колено! Где-то вдалеке слышался голос старика. Я не сразу понял, что он разговаривает со мной, пришлось сделать над собой усилие, чтобы понять, что он говорит.

Дженни ужалила рогатая гадюка. Отец нашёл её на тропинке, ведущей к нашей роще с озером, когда было уже поздно. Да врядли ему удалось бы спасти её, даже если бы он был рядом, когда случилась беда. Укус рогатой гадюки убивает за несколько секунд, так что жертва долго не мучается. Самое обидное, что таких тварей в наших краях полно, но они редко нападают на человека. Можно прожить целую жизнь и сотни раз проходить мимо гадюк на расстоянии вытянутой руки, но ни разу не удостоиться их «внимания».

Видимо, гадюка выползла на тропинку погреться, а девушка наступила на неё, не заметив. Не постигаю, как это могло произойти? Дженни всегда была такая внимательная… Возможно, она о чём-то задумалась.

Оказывается, старик знал о моём существовании, вот только я не понял, когда Дженни ему обо мне рассказала – до или после моего исчезновения. Расспрашивать его я не стал, и в доме не остался. Почему? Не помню… У меня мало что сохранилось в памяти о второй половине того дня.

Помню, что ходил по знакомым местам и стрелял в каждую гадюку, которую доводилось увидеть. Думаю, что тогда досталось не только гадюкам, но и корягам или просто теням, которые можно принять за змей. Наверное, у меня кончились патроны, но этого я тоже не помню, а помню только, как уже глубокой ночью нёсся сквозь тьму на перепуганном взмыленном коне, не разбирая дороги, прочь!..

.................................................................

И вот теперь Дженни, моя Дженни, такая же прекрасная, как тогда, стояла у противоположной стены и смотрела на меня лукавым взглядом. Милая насмешница! Что ты мне сейчас предложила? Сбежать через отхожее место? Я бы не пожалел свой костюм, которому позавидовал бы любой денди Дальнего запада, если бы такое было возможно, но туда даже кошка едва пролезет.

Но дело не в этом. Я никуда не пойду отсюда, потому что я вижу здесь Дженни. Понимаю, что она – призрак, но для меня это сейчас неважно. Я останусь здесь, чтобы быть рядом с ней, чтобы видеть её. И даже если ей угодно будет уйти, я стану ждать её следующего появления.

В тот момент я не думал, что скоро наступит рассвет и тогда у меня будет короткая встреча с судьёй Гурве и более долгая с виселицей. Я об этом просто забыл, а если бы и вспомнил, то не придал бы такой мелочи никакого значения.

Дженни не прибавила больше ни слова, но взгляд её смягчился и стал ласковым. Она сделала несколько шагов и остановилась прямо передо мной, заглядывая мне в глаза. При жизни моя девушка была голубоглазкой, но сейчас её взгляд сиял бездонной небесной синевой!

Дженни протянула руку и провела ладонью по моей щеке. Тёплая… Нежная тёплая ладошка. Раньше она никогда так не делала. Ну, да, у нас ведь так и не дошло до невинной доверительной близости влюблённых, того чуда, которое бывает до всего, к чему стремится человеческая любовь и никогда не повторяется, даже если люди горячо любят друг друга всю жизнь. Но… разве у призраков бывают тёплые ладони?

Дженни выпрямилась и толкнула дверь за моей спиной, та бесшумно открылась.

– Иди, – сказала она, отступив на шаг.

Я опустил голову и не двинулся с места. Прямо передо мной были её ноги. На правой лодыжке две кровавые точки – след от укуса змеи. Вдруг эта маленькая ножка стала распухать и чернеть на глазах. Другая покрылась трупной зеленью, и кожа на ней стала трескаться, обнажая мёртвую плоть.

– Нет, Дженни, не надо, – сказал я, закрывая глаза ладонями. – Я не уйду!

Она мягко взяла мои руки и отвела от лица. Я приготовился увидеть нечто ужасное, но нет – передо мной вновь стояла моя прежня Дженни.

– Ты не можешь остаться, – сказала она с улыбкой.

– Но я хочу быть с тобой!.. – начал я, но она тут же приложила пальчик к моим губам.

– Не сейчас, – сказала она с грустью в голосе. – Тебе ко мне ещё рано.

– Но когда же?! – взвился я, но тут же был усажен на место рукой вдруг ставшей твёрже стали.

– Этого тебе знать не дано, – проговорила моя любимая. – И я тоже не могу открыть тебе назначенный срок. Помни одно – ты не должен себя торопить. И ещё, я не живу здесь, а потому не пытайся больше искать встречи со мной в этих стенах. А теперь – иди!

Я встал, стараясь не отрывать глаз от Дженни. Почему-то я знал, что если отведу взгляд, хоть на миг или просто моргну, моя девушка тут же исчезнет. Дженни отступила обратно к стене и повелительно указала мне на дверь. Я не тронулся с места, потому что знал – в следующий раз я увижу её лишь спустя годы. Долгие годы!

– Иди, – в третий раз сказала Дженни, и это слово, как будто толкнуло меня в грудь, так что я отступил на шаг и оказался в проёме двери.

– Но как же мне жить теперь? – задал я не совсем ясный для меня самого вопрос.

– Будь собой, – ответила девушка и махнула мне рукой, прощаясь.

..................................................................

Я стоял и смотрел на закрытую дверь камеры при офисе шерифа. Смотрел я на неё с наружной стороны, не понимая, как я здесь очутился. Вроде бы только что был внутри и разговаривал с Дженни…

Первым моим побуждением было вернуться, но дверь оказалась заперта. Я ошибался, думая, что она запирается на засов. Засова не было, дверной ручки тоже, и никаких намёков на скважину для ключа, так же, как и с той стороны. И петель не было. Что за…

Дверь было не открыть, но я всё же продолжал свои попытки это сделать, нажимая на разные её выступы и углубления, в надежде обнаружить скрытый механизм невидимого запора.

– Не надо, сынок, это бесполезно, – услышал я знакомый голос за спиной.

Шериф Доджсон! Я как-то забыл о его существовании. Шериф сидел за столом в своём кресле. Перед ним на столе лежал мой «ремингтон», его «вулканик» покоился в застёгнутой кобуре на поясе.

– Присядь сюда, – приказал шериф странно мягким голосом, и указал на стул рядом с собой.

Я повиновался, украдкой поглядывая на свой револьвер, но не питая излишних иллюзий – он всё равно успеет схватить его первым, или «вулканик» сам выпрыгнет ему в руку. Вдруг шериф подвинул оружие ко мне и убрал руки со стола. Я видел, что «ремингтон» заряжен и готов к бою. (Он мне, что предлагает жестокую дуэль – кто первым достанет ствол, тот и выжил, потому что промах при стрельбе в упор невозможен?)

– Забирай, мне он ни к чему, – опроверг мои предположения шериф Доджсон, и устало прикрыл глаза. – Мы не будем сегодня стреляться, незачем!

Я взял свой револьвер, чувствуя себя волком, которому подарили овцу, и отправил его в подмышечную кобуру, которую так и не снял во время ареста. Интересно, что всё это значит?

– Я хочу извиниться перед тобой, Дикки, – проговорил шериф всё тем же мягким голосом. – Я рассказал тебе не всю правду!

Не всю правду? В этом не было ничего удивительного. Что с того, что представитель закона не сказал всю правду арестованному преступнику? Между этими категориями людей редко бывают совсем уж доверительные отношения. Симпатии случаются, как между нами, например. Но это не значит, что мы обязаны быть абсолютно честными друг с другом, как не значит и то, что мы не будем друг в друга стрелять, если того потребуют обстоятельства. Так что же старик имеет в виду?

– Судья Гурве не угрожает тебе больше, – продолжил шериф, интригуя меня интересными новостями. – Точнее, он тебе совсем не угрожал – его больше нет с нами.

– А куда же он делся? – спросил я, не сообразив, куда гнёт мой старый приятель-гонитель.

– Я убил его, – ответил он несколько смущённо.

Вот это да!.. Такого я не ждал и, честно говоря, опешил от неожиданности. Это было, как если бы на вас залаяла ваша собственная лошадь!

– Шериф, я не знаю что сказать… – только и смог выдавить я, но мой собеседник лишь рукой махнул.

– Не знаешь, так молчи и слушай, – заявил он чуть ворчливо. – Вообще-то с точки зрения закона я этого не делал, но на самом деле это так. Расскажу по порядку. С тех пор, как к моему офису пристроили эту камеру, начались чудеса. Про конокрадов и пьяниц я тебе уже рассказывал. Но вот, попался в местном банке на дурном деле один клерк. Дело было путанным, а потому парня посадили сюда до приезда особого следователя из столицы штата. Ждать следователя пришлось двое суток, и всё это время клерк орал благим матом, забившись в угол камеры. Он даже наружу не просился, просто орал и всё! К пище и воде не притрагивался, на вопросы не отвечал. Короче – дуркнулся человек, что и выяснилось, когда его из камеры выволокли.

Сперва он даже не хотел выходить, упирался. Потом опрокинул двух моих помощников (это он-то – мозгляк, очкарик тощий!) вырвался, выскочил во двор, схватил топор и принялся рубить себе пальцы, положив руку на колоду! Почти все отрубил, прежде чем его по новой скрутили.

Следователь потом дело разобрал и выявил основательную недостачу, которую этот фрукт списал себе в карман. Вот только сумасшедший, лицо неподсудное, а потому увезли его не в тюрягу, а в клинику для душевно больных. Как я слышал, он так и не оправился.

Дальше – больше. Привёл я как-то сюда двух частнопрактикующих проституток. Ты знаешь, что у нас это дело запрещено. Хочешь работать – иди в бордель, а вот так на улице – ни-ни! Посидели они у меня ночку, и что бы ты думал? Вечером, когда их в камеру запихивали, буянили, грозились, ругались так, что самый последний бродяга со стыда покраснеет, а утром – рыдают, каются, благодарят за что-то. Штраф уплатили, как миленькие, и тут же отбыли из города прочь. Так вот – одна из них грамотная оказалась, так она теперь в школе для бедных, детишек грамоте учит, а другая в Армии спасения. Так-то!

А тут ещё вышло, что наш старый добряк, судья Смит отдал Богу душу, а на его место влез этот самый Гурве. Я не против французов, но зачем допускать, чтобы они становились судьями? Ты слышал, что они лет сто назад казнили собственного короля? Голову, видишь ли, отсекли! Это всё равно, как если бы у нас кто-то посадил президента на электрический стул. Непотребство, одним словом! Правда, может быть этот Гурве никакой не француз, но суть не в этом.

Началось у нас – того повесить, этого повесить! Можно ещё понять, когда в петлю угодил гуртовщик, который изнасиловал несовершеннолетнюю девчонку, а её же младшего брата прихлопнул насмерть одним ударом, когда тот за сестру заступился. Дальше – один ковбой пристрелил другого из-за спора за карточным столом. Раньше бывало того кто передёргивает приканчивали на месте, и никто не думал за это людей судить, да вешать. Сейчас не то, и может быть правильно, что запретили самосуд. Однако если тот парень прав, а убитый действительно шулер, то грех за такое вешать человека. Достаточно каторги года на три с возможностью досрочного освобождения за хорошее поведение.

Но и это ещё не всё! Я рассказывал тебе про того парня, укравшего курицу. Это случилось не здесь, но от того не легче. Здесь Гурве приговорил к повешению парикмахера, взявшего лишнюю плату с клиента.

Строго между нами – парикмахер этот заслужил по морде, но не более! Мне удалось спасти его шкуру, и тогда я в первый раз нарушил закон. Упустил его, понимаешь?

– Вы упустили… парикмахера? – затупил я, не сразу сообразив, что к чему.

– Упустил, – вздохнул шериф. – Представляешь – его мул оказался быстрее моего Мустанга. И глаза подвели – стрелял четыре раза и всё мимо!