Вспоминая временное пристанище, я ловлю себя на дурацкой мысли. Жить там – всё равно что ждать автобуса, номер которого тебе неизвестен. Вокруг постоянно суетятся люди, но никто, практически никто не задерживается надолго. Приезжают одни и уезжают другие. Кто-то искренне рад тебя видеть, другим и повода не нужно, чтобы разукрасить твой глаз. Шум, давка, но иногда – полное одиночество… А ты всё ждёшь и ждёшь, когда придет пазик, что отвезёт тебя куда-то! Неважно куда, лишь бы подальше от остановки «Неизвестность». Как я уже говорил, большая часть брошенных крох так и не дожидается заветного жёлтого пятна в облаке пыли на горизонте. Но я дождался. Автобус, изменивший мою судьбу, подъехал к воротам приюта «Светлячок» в районе восьми часов утра.

То был далёкий июль 2001 года… Подумать только, двадцать лет прошло, а помню этот день как вчерашний! До сих пор в носу стоит отвратительный запах солярки, которым был пропитан каждый угол салона… А жёсткие кресла, перетянутые бордовым кожзамом! От одного лишь взгляда на эти королевские седалища ягодицы сводило судорогой. Вечная духота и шансон из хриплых колонок – вечные спутники на подобных маршрутах, но мне по какой-то причине запомнилось другое…

Внутреннее убранство пазика бережливо хранило следы всех наших путешествий, а из корявых надписей, вырезанных в облупившейся охре со следами наклеек, можно было узнать имена и клички тех, кто задолго до нас сотрясался в этой душегубке. Эдакая повесть временных лет на колёсах…

Я долго не мог понять, что чувствую к автобусу, который перемещал нас по городу, возил на экскурсии в музеи и на льготные утренние сеансы в кинотеатр. С одной стороны, меня в нём неизменно тошнило. Каждая поездка казалась последней. Не смея попросить об остановке, я взаправду умирал! И оживал, стоило выйти на свежий воздух. С другой стороны, прибытие «хлебной булки» (так мы прозвали автобус из-за характерной формы кузова) всегда означало, что день пройдёт интересно. Нас обязательно перенесут в какое-то любопытное местечко. Хотя, когда живешь в приюте – рад любой вылазке…

Осознав это, я решил, что буду любить наш пазик, сколько бы страданий он мне ни причинял. Ведь любовь – это всегда прощение и смирение. По крайней мере, в этом убеждала бабушка незадолго до того, как отдала на попечение государству. Наверное, уже тогда она понимала, куда дует ветер, и потихоньку готовила меня к безрадостным переменам. Скажу сразу, не помогло и даже не смягчило удар! Приют – паршивое место, из которого хронически мечтаешь сбежать. И это была ещё одна причина любить автобус, увозивший нас от него подальше.

– Живее, скорее, расторопнее! – перебирала синонимы пышноволосая дама в очках, имя которой затерялось в памяти с годами. – Заходим! Рассаживаемся! Не балуемся! Очень скоро наша жёлтая субмарина отчалит, и начнутся приключения!

– А что на этот раз? Зачем нам тёплые вещи? – осмелился спросить я у обладательницы густой шевелюры.

– Всё-то тебе любопытно, Тёма! – усмехнулась воспитательница, поправив на носу очки с фиолетовым градиентом. – Потерпи немного, любопытная Варвара!

– Ну и ладно… – печально выдохнул я, уже предчувствуя, что старшие мальчишки до полусмерти замучают меня этой самой «Варварой»…

Опустившись на лавку, я устало закрыл глаза. «Здесь и высплюсь», – решил я в мыслях, поминая беспокойную прошлую ночь… Местные хулиганы пытались сделать «зассыхой» очередного несчастного из тех, кто помладше. Дождались полуночи, аккуратно вышли из палаты, миновали храпящую нянечку и шмыгнули в туалет, где набрали стакан тёплой воды. В него-то и полагалось опускать пальцы сопящих пацанов в надежде, что это спровоцирует мочеиспускание. К слову, штука была рабочая. Почти каждое утро кто-нибудь просыпался в холодной луже под сиплый гогот тех, кто не ведал жалости. Я не хотел быть одним из «ссыкунов», а потому – засыпал последним, когда заканчивались шорохи, смешки и скрипы.

– Ты знаешь, куда мы едем? – настороженно спросил Витька, мальчишка, с которым никто не хотел общаться (он безо всяких стаканов с теплой водой «дудонил» в кровать через ночь… детский энурез).

– Нет, ничего не знаю! – брезгливо отворачиваясь, бросил я и тут же выдохнул с облегчением, осознав, что Витька продолжил поиски места.

Дорожная качка мгновенно навеяла сон. Не замечая криков и суеты вокруг, я опёрся на испещрённое царапинами стекло и задремал. В то утро мне впервые за несколько лет приснилась мама. Она смотрела на меня серьёзно и безостановочно говорила. Её губы двигались, но слова не доносились. Казалось, она стоит за плотным, звуконепроницаемым экраном. В конце нашего короткого свидания она сняла с себя нательный крест и бросила мне. Не помню, что дальше, но ощущения были жуткие. В нашей семье никогда не снимали оберегов-распятий. Мы верили, что покуда они с нами – беда не нагрянет… Проснуться довелось от резкого толчка.

– Вставай, Варвара, приехали! – издевательски бросил Артур, старший из приютских.

Потерев ушибленное плечо, я проморгался и закинул рюкзак на плечи. Выпрыгнув из автобуса, я присоединился к линейке, в которую выстроили воспитанников «Светлячка».

– Итак, дети! – торжественно начала дама с химией на голове. – Мы думали сказать вам заранее, но решили, что это станет сюрпризом. Наш дорогой мэр Матвей Миронович Лапин выделил двенадцать путёвок в это чудесное место! Добро пожаловать в детский лагерь «Сосновый лог»!

Только на последней фразе я додумался оглядеться. Тогда мне было невдомёк, что такое лог, но сосны сразу бросились в глаза. Могучие, грубые, с длинными лысыми стволами, они упирались в самое небо, отбрасывая густую тень.

– Что же… – тихонько произнёс я. – Посмотрим, стоило ли завидовать бывшим одноклассникам! – в памяти возродились образы давних знакомых, каждое лето проводивших вдали от дома.

Глава 2

Детский или, по версии бабушки, «пионерский» лагерь оказался довольно странным местом. Мне всегда казалось, что это своеобразный рай на земле! Слушая рассказы тех, кто провёл там смену, а то и две за лето, я неизменно утопал в обиде и жалости к себе. Ведь, возвращаясь загорелыми и счастливыми, эти ребята без устали рассказывали, как им было весело! Дискотеки, бассейн, игры, конкурсы, новые знакомства и, конечно, первые поцелуи. О чем ещё может мечтать подросток?

На деле всё оказалось далеко не так радужно. Угрюмые одноэтажные бараки разбавлялись изношенными беседками и видавшими виды качелями. В единственном на весь лагерь бассейне вместо детей плавали листья и вездесущие сосновые иголки, ковром из которых были покрыты местные земли.

В постройке, что отвели нам для проживания, стояли полумрак и холод. Виной тому опять же проклятые сосны! Густо засаженная территория находилась в их плену. Вымахав до самых облаков, деревья сцепились кронами и надёжно спрятали лагерь от тепла и солнечного света. Но, как говорится, где-то убыло, а где-то – прибыло. Комаров в «Сосновом логу» водилось с избытком – только успевай отмахиваться!

Мечта об идеальном детском мирке, где кормят исключительно бананами и сладкой ватой, разбилась о неприветливый лик советского наследия. Мысль о том, что здесь предстоит прожить как минимум 3 недели, навеяла тоску. Впрочем, довольно быстро удалось найти жирный плюс подобных условий. Шпана, что не давала проходу таким, как я, была в восторге! Возможность шататься без надзора, играя в карты и покуривая сигареты, являлась пределом их мечтаний. Приютская дедовщина подошла к концу. Нас оставили в покое. Можно было спокойно гулять, рисовать и читать архив журнала «Мурзилка» за последние 150 лет.

– Как думаешь, ещё приедет кто-то? – спросил проходящий мимо Витька.

– Не думаю… – пожал плечами я. – Слышал, как воспитательница говорила по телефону с мужем. С её слов, этот лагерь не работал в июне. В тридцати километрах отсюда открыли новый… Красивый, дорогой, со всеми развлечениями. А нас сюда направили по доброте душевной, вернее по указанию мэра. У него там план какой-то есть, статистика…

– Жаль! – отрезал Витька и сорвался с места, завидев физрука с мячом.

Я посмотрел ему вслед и с удивлением понял, что от него больше не пахнет. С тех пор, как мальчишку перестали задирать «старшаки», ночная проблема не давала о себе знать.

В бесцельных скитаниях по территории лагеря к концу подошёл очередной день. Близилось время отбоя. Уставшие, а потому спокойные «деды» возвращались в корпус, неохотно переговариваясь. В десять часов вечера явилась вожатая с наволочкой наперевес. «Паужинок!» – объявила она, раскрыв тканевый мешок. Внутри таилась настоящая редкость, наливные красные яблоки, каких не сыщешь в наших широтах. Приютские охотно бросились за угощением.

– В коридоре стоит ведро. Ночью в него можно сходить по маленькому, но всё остальное – в уличный туалет. Обулись, провернули ключ в замке и пошли потихонечку. Если кому нужно – на подоконнике рядом с дверью фонарь. Только не забудьте вернуть его на место. Всё понятно?

– Угу… – блаженно промычал отряд, доедая огрызки.

Свет погас ровно в 22:15. Выдав пару глупых шуток, старшие мальчишки отключились. Свежий загородный воздух действовал на них как наркоз. Они засыпали мгновенно и не просыпались до самого утра, даруя всем остальным возможность отдыхать полноценно, без страха проснуться без трусов или с ботинками на подушке.

В какой-то момент наступила гробовая тишина. Явление довольно редкое, а потому – крайне ценное для того, кто круглые сутки находится в окружении одичавших зверьков, от которых отказались хозяева. Мне же, как назло, не спалось. Привычка бодрствовать первые часы ночи держала мои веки открытыми.

В какой-то момент я закономерно ощутил давление в низу живота. Выбор оказался невелик: ведро или уличный туалет? Первое – стыдно, второе – страшно. «Эх, зря выпил второй компот за ужином…» – посетовал я, пихая стопы в резиновые тапки. Переместившись в коридор, я вновь задался вопросом. Около минуты я простоял неподвижно, гипнотизируя дверь. В какой-то момент плечо ощутило касание, от которого внутри всё оборвалось.

– Тёма, всё хорошо? – шепотом поинтересовалась Азиза, студентка, проходившая в лагере учебную практику.

– Да… я хотел, то есть думал… это ведро…

– Хочешь, провожу тебя на улицу? – улыбнулась Азиза, понимая неловкость ситуации.

– Нет! – вдруг воспрял я. – Мне не страшно, просто забыл, где взять фонарик! – сочинилось на ходу.

– А вот и он! – практикантка дружелюбно указала на подоконник, укрытый занавеской.

– С-спасибо! – вымолвил я, осознавая, что пути обратно нет.

Издав протяжный скрип, дверь отворилась. Сумерки, что только сгущались в черте города, здесь казались непроглядной ночью. Щёлкнув кнопкой, я легонько вытянул вперёд источник света. Его луч, пробираясь сквозь толщу тумана, стал тяжёлым и мутным. Легко можно было представить, что в руках у меня самый настоящий световой меч, с помощью которого можно обороняться. Эта мысль одновременно развеселила и заставила напрячься.

– Спокойно! – произнёс я, выпустив облако пара – с фонариком ничего не страшно… Все привидения боятся света.

Спрыгнув с крыльца, я поспешил к заросшей тропинке, что вела к будке из прогнивших досок. Капельки ледяной росы окропили щиколотки, едва кончился асфальт. Вздрогнув и поморщившись, я осветил дорожку, опасаясь встречи с каким-нибудь ядовитым гадом. Тогда мне казалось, что под ночь каждая тварь, которой не нашлось места в свете солнца, выбирается из своей норы в поисках жертвы. Больше всего пугали гадюки. Из «Энциклопедии для почемучек» я узнал, что их яд не всегда смертелен, но способен причинить нестерпимую боль. К счастью, ни одно живое создание не решилось показаться мне на глаза, хотя местность и полнилась всевозможными звуками.

Закончив свои дела, я куда смелее двинулся обратно по кирпичикам, составлявшим тропу. Легко и во всех смыслах расслабленно я передвигал ногами и даже подумывал выключить фонарик, как вдруг застыл в исступлении. Параллельно мне к нашему корпусу двигалась тёмная долговязая фигура. Длиннющие конечности, покатая спина, чёрные как смоль волосы, выбивающиеся из-под прозрачной ткани, покрывавшей лицо. Ни на секунду я не усомнился в истинной природе создания. Люди так не выглядят. Люди не продираются сквозь заросли колючих кустов и крапивы, направляясь куда-либо.

– Мамочки! – воскликнул я, выронив фонарь из онемевшей ладони.