Вашингтон писал друзьям: «Я дал себе слово не покупать ни одного раба. Увещевания и убеждения действуют лучше побоев. Наши кузнецы сильно заленились. Надо будет записывать каждый день, что они делают – это, наверно, пристыдит их и сделает прилежней».

Закончив дела, Джордж и Марта садились в кресла на террасе, где с высокого берега открывался изумительный вид на Потомак, на цветники и лужайку перед домом и дремучий лес с вековыми деревьями необыкновенной красоты.

Я не раз бывал в Маунт-Верноне. Тропинка среди чудной первобытной природы, извивающаяся среди долин и холмов, осененных гигантскими деревьями, вела к ручейку, затем к обрыву, имевшему совершенно дикий и девственный вид. Издали виднелся выстроенный из дерева дом, которому был придан вид каменного. Главный корпус, выстроенный Лоуренсом, был дополнен двумя флигелями, сделанными нашим генералом. На возвышенной террасе во весь фасад ежедневно, с военной аккуратностью, прогуливался Вашингтон, любуясь Потомаком, протекающим у подножия горы. Большие комнаты несли на себе отпечаток вкуса, изящества и простоты. На стенах висели гравюры, изображавшие сцены охоты и сражений, среди которых не было ни одного, в котором участвовал наш Главнокомандующий. Видел я и подземный ход, ведший со дна высохшего колодца на берег Потомака.

Джордж Вашингтон как никто понимал Америку и американцев. Все его идеи были явственны, практичны и решительны. Чуждый всякого честолюбия, он никогда не выставлялся вперед и не желал удивлять людей, чему противились его твердый ум и возвышенное сердце.

Когда Америка его позвала, благоразумный плантатор сделался Отцом Страны, ибо у него были качества великого человека – он умел твердо верить в свою собственную мысль и действовать решительно, не боясь ответственности.

2
4 июля 1776 года. Главнокомандующий. Да здравствует независимость!

В середине XVIII века размеренная жизнь американских колоний сильно изменилась, и причиной этого стала метрополия.

Как только закончилась Семилетняя война, обогатившая Британию огромными индийскими землями, но полностью опустошившая казну, король Георг и его уже почти личный парламент обратили свои алчные взоры за океан. Колониям объявили, что теперь они должны платить налоги без утверждения их ассамблеями, чего не было никогда за все время их существования.

Было бы странно, если бы 13 колоний, богатых и имеющих колоссальные перспективы, не взбунтовались, получив такое требование от Англии. Они взбунтовались, и восстание из-за нарушения вековых американских свобод быстро превратилось в Войну за независимость.

В начале XVII века все колонии получили королевские хартии, утвержденные парламентом. Хартии гарантировали им выборные советы, суд присяжных, право колонистов собираться для обсуждения общественных дел и установление налогов метрополией только с согласия всех общин. Тогда же Массачусетс и Нью-Йорк приняли билли: «Никакой налог не должен быть взимаем с колониальных подданных Его Величества без согласия губернатора, Совета и представителей, созванных на общем собрании». Это условие, поддержанное всеми тринадцатью колониями, два столетия молчаливо принимала Британская империя.

Американские земли, заселенные ее же подданными, Англия рассматривала только как источник получения доходов. Колонии не имели права торговать ни с кем, кроме метрополии, сильно занижавшей цены на вывозимое сырье и сильно завышавшей их на свои ввозимые товары. Империя не вводила в Америке прямых налогов, ибо ей шла колоссальная прибыль от торговой монополии. Стоимость ввозимых товаров перед взрывом составляло большую сумму в шесть миллионов фунтов стерлингов – треть всей английской торговли. Для перевозок и переездов колонистам разрешалось пользоваться только английскими и американскими судами, а все европейские товары империя облагала огромными пошлинами.

Северные колонии с неплодородной землей, но обилием рек, озер и лесов, способствующих судостроению, обеспечивающему три четверти потребностей Британской империи, и рыбным промыслом были объединены в Новую Англию. В ней, в тесном союзе с королевскими таможенниками, процветала морская контрабанда, имевшая огромные размеры.

Южные Виргиния, Джорджия, Мериленд и обе Каролины в обилии выращивали табак, хлопок, рис, разводили овец, свиней, коров, лошадей. В отличие от Новой Англии, с ее купцами, торговцами и деловыми людьми, на юге преобладали богатые плантаторы – землевладельцы, фермеры и арендаторы.

Англия, теряя здравый смысл, которого у Георга III вообще не было, запрещала открытие в колониях мануфактур, рудников и заводов. Эти запреты, конечно, обходили. Насквозь продажные английские таможенные посты за взятки оформляли американские товары как британские. К середине XVIII века внутренняя американская торговля по объему сравнялась с английской колониальной, а контрабанда превратилась в мощную отрасль экономики.

В Вест-Индии делали патоку и сахар, из которых в Новой Англии гнали отличный ром. На деньги от его продажи покупали африканских рабов, продавали их на плантации сахарного тростника в Вест-Индию, изготавливали сахар, увеличивали производство рома и получали огромные доходы.

В колониях появился единый торгово-промышленный рынок и богатые финансисты. Из трех миллионов колонистов и полмиллиона рабов девяносто процентов жили на фермах, плантациях и в маленьких городках. Половину из них составляли законтрактованные слуги, бедняки из Европы.

Главными колониями были промышленный Нью-Йорк и плантаторская Виргиния, заселенная семьями младших детей английских аристократов и джентльменов. Лорды-землевладельцы сдавали землю в аренду свободным фермерам и их контрактникам, новые земли осваивали сквоттеры и трапперы, ремесленники изготавливали нужные изделия, нехватку которых покрывала контрабанда.

С начала XVIII века официальная церковь уже не контролировала образование и культуру колоний. Это стало делом светских властей. Три университетских колледжа – Гарвардский в Массачусетсе с 1636 года, Уильяма и Мэри в Виргинии с 1693 года и Йельский в Коннектикуте – с 1701 года давали отличное образование. К середине XVIII века к ним добавились Принстонский и Рутгерский в Нью-Джерси, Филадельфийский в Пенсильвании, Колумбийский в Нью-Йорке, Брауна в Род-Айленде, Дартмурский в Нью-Гемпшире. Сеть частных школ, библиотек Бенджамена Франклина были заполнены учениками и читателями, как и десятки книжных магазинов, ставших центром просвещения. Книги и журналы везли в Америку из Европы, в колониях выходили 43 газеты.

Аристократическая Виргиния и деловая Новая Англия стали очагами культуры колоний, в которых в середине XVIII века начала складываться американская нация.

Впервые объединиться колониям в союз в 1754 году предложил Бенджамен Франклин, представлявший их интересы в Лондоне, где в парламенте Америка не имела своих депутатов. Во главе союза предполагался президент, назначаемый королем, законодательная власть должна была принадлежать Верховному Совету, исполнительная – правительству. Все решения, в том числе по налогам, должны были приниматься только с общего согласия всех колоний.

Франклина поддерживал Томас Джефферсон, заявивший, что труженики на земле – избранный богом народ, и Америка должна быть республикой земельных собственников. Избирательное право в колониях имели мужчины-собственники, платившие налоги. При голосовании на этих землевладельцев оглядывались фермеры-арендаторы. Законодательные собрания принимали билли, с условием, что они не противоречат английским законам. Их утверждали губернаторы, которые могли распустить содержавшие их ассамблеи, что делалось крайне редко. В 1774 году такое время пришло. Ненадолго.

К этому времени все колонии поддерживали лозунг: «Никаких налогов без представительства». Однако время лозунгов «Союз колоний необходим для их сохранения, защиты и расширения Америки» и «Объединимся или умрем» пришло совсем не легко. Сначала должна была случиться война, которую ждать оставалось совсем недолго. Лучшие люди в Европе в 1765 году говорили:

– Северная Америка не может быть долго подчинена Великобритании. Ее размеры так велики, ежегодный прирост населения так значителен, и она имеет такое количество всего необходимого для обороны, что ни одна нация не кажется более готовой к независимости.

Развитию колоний мешала неуемная английская жадность. Для выращивания урожая плантаторы брали в британских банках кредиты под огромные проценты, которые не могли погасить даже после его продажи. Общие долги южных колоний английским кредиторам в 1776 году составляли пять миллионов фунтов стерлингов. Многих землевладельцев банкротили, забирали у них землю и имущество и выставляли их на торги, быстро увеличивая количество яростных врагов империи.

– Итак, джентльмены, он наступил! День, когда верховная власть потеряла свое право над народом, который считает себя вправе прибегнуть к силе, чтобы обезопасить себя, не находя в существующем порядке ни безопасности, ни помощи.

В Уильямсбургской таверне, где проходило заседание распущенной губернатором виргинской ассамблеи, черной тучей висело огромное напряжение. Заседания проходили с далекого 1607 года, но впервые на них звучали речи, подобные словам депутата Патрика Генри, о том, что королю Георгу стоило вспомнить о судьбе мстительного Карла I, в эпоху Кромвеля, сделавшего Англию Британской империей. Все помнили, как внесенная Генри резолюция была принята всеми тринадцатью колониями: «Право назначать пошлины принадлежит исключительно законодательному собранию Виргинии. Кто утверждает противное – тот должен считаться врагом колонии!»

Уже несколько лет лозунг «No taxation without representation!» – «Никаких налогов без представительства!» был главным в американском обществе. В октябре 1765 года по зову Массачусетса 9 из 13 колоний, приславших 28 делегатов, собрались на первый межколониальный конгресс, чтобы этот лозунг принять. Колонисты читали и обсуждали политические памфлеты, в том числе и памфлет Джеймса Отиса «Права британских колоний», в котором он писал о том, что такая политика уже стоила одному королю головы, а другому – трона.

Джордж Мейсон, сосед Джорджа Вашингтона по имению, с которым они продумывали и готовили эту речь, достал из кармана тоненькую пачку листов бумаги и продолжил:

– В 1763 году метрополия запретила нам селиться за Аллеганскими горами. Боится усиления нашей мощи? Через год она ввела пошлины Гренвиля и запретила торговать с Вест-Индией. А ведь это была единственная возможность вырваться из ее торговой монополии.

Они запретили нам даже рыбную ловлю у Ньюфаундленда, чего не позволяли себе все двести лет существования колоний. Наши корабли лучше и дешевле английских – они запретили их строительство, как и ранее – основание мануфактур. Мы не можем переработать собственный хлопок в ткани. После того как государственный долг Англии превысил 340 миллионов фунтов стерлингов, она впервые ввела в колониях налог прямого действия, который задел всех нас – гербовый сбор. Даже наша бумага должна быть английской! Мы первыми из всех колоний приняли резолюцию против гербового сбора, и нас тут же поддержали все.

Англия стала в корне подрывать интересы всей Америки, от плантатора до траппера, и натолкнулась на сопротивление. «Сыны свободы» организовали протесты и митинги. К ассамблеям присоединились улицы. 22 марта 1765 года закон был принят, и как только об этом узнали в колониях, в их городах начались демонстрации. Гербовую бумагу сжигали вместе с домами самых одиозных чиновников. Сборщиков налогов раздевали, валяли в перьях и смоле и в таком виде водили по улицам. За ними носили длинные шесты с чучелами английских министров и плакатами «Безумие Англии – разорение Америки!»