Голубая лагуна образовалась не естественным образом – это бассейн, который сформировался из стоков геотермальной станции. Разработка лавового поля Свартсенги («Черный луг») началась в 1976 году. Получаемый на этой станции пар используется для выработки электричества и горячей воды температурой более 200 °C и богатой минералами и водорослями. Вода эта подается от станции прямиком в дома, и все благодаря способности быстро восстанавливать ресурсы. Кроме того, с помощью теплообмена добываемая вода нагревается до необходимой для домашних нужд температуры. Таким образом, геотермальная вода представляет собой побочный продукт и, согласно изначальному плану, должна была безопасно отводиться в окружающую ее лаву, а затем стекать в сформировавшиеся естественным образом трещины и отверстия. Однако спустя год после начала разработки участка минералы образовали твердый слой, в котором впоследствии возник бассейн с изумительной лазурной водой, обязанной своим цветом диоксиду кремния. В 1981 году один мужчина, страдавший от псориаза, обратился за разрешением искупаться в этом бассейне и с удивлением обнаружил, что болезнь стала отступать. Постепенно бассейн стали посещать все больше людей, и наконец в 1992 году здесь открыли спа-курорт. Доход от него во многом способствовал развитию исландского туристического сектора. Теперь билет для посещения курорта на один день стоит около пятидесяти фунтов стерлингов^[9], а гостям приходится бронировать место за несколько недель.

В раздевалке установлен специальный монитор, который показывает температуру на всех участках озера – от 37 до 39˚C, то есть почти столько же, сколько бывает в горячей ванне. Контраст между температурой воздуха и воды поражает. Я беспокоюсь, что Берт не захочет ко мне присоединиться, но напрасно: вскоре он уже радостно плюхается в воду и начинает плавать по-собачьи, а я тем временем осматриваю территорию. Вокруг, попивая холодное пиво, прогуливаются посетители с перемазанными белой лечебной глиной лицами. Кто-то, как я, просто дрейфует в теплой воде. У некоторых с собой мобильные в пластиковых чехлах, как будто они ни на минуту не могут с ними расстаться. Выходит, не только я разучилась отдыхать.

Я ненадолго забираюсь под искусственный водопад, затем выхожу из воды и устраиваюсь в наполненной паром пещере, где продолжаю греться. Ко мне подсаживается какая-то женщина – сквозь густой туман я не могу разглядеть ее лица – и говорит, что сюда лучше всего приезжать, когда лежит снег. «Наверное, она права», – думаю я про себя и тут же жалею, что не увижу этого. Жар – это просто инструмент, как тупое оружие, но тепло относительно. Мы согреваемся от осознания того, что снаружи – леденящий холод.

Позже, в раздевалке, я чувствую и другой вид тепла – от наготы десятка женщин, не испытывающих друг перед другом ни малейшего стеснения. Здесь не встретить изнуренных диетой тел, которые обычно видишь на пляже – специально подготовленные к бикини и загару. Нет, это северные тела – с обвисшими целлюлитными попами и пышной растительностью на лобке, шрамами от кесарева сечения. Все они непринужденно болтают между собой на непонятном мне языке. Словно мимолетная вспышка грядущей жизни; весть о том, что жизнь продолжается, передаваемая из поколения в поколение. Такое редко встретишь в нашей сдержанной культуре. А сколько раз я испытывала тихую ярость из-за предательства собственного тела, думая, что такое происходит только со мной. Мы не осознаем самих себя в контексте, в окружении других людей. Здесь же я наблюдаю явные признаки приготовления к зиме, которыми обмениваются как бесценными дарами.

Именно этому учишься зимой: есть прошлое, настоящее и будущее. Есть время и после всех «после».

* * *

Наверное, так уж повелось, что в минуты бессилия я еду на север. Эдакая тяга к концу света, к той точке, где сходят ледяные покровы. На холоде даже думается легче, и воздух вокруг чистый, без посторонних примесей. Я верю в особую силу севера, в его способность всегда быть готовым к суровым испытаниям на пике и спаде сезона и стойко их выдерживать. Теплые южные курорты кажутся мне какими-то нереальными, там круглый год царит вечное лето. Я же люблю революцию, которую приносит с собой зима.

Давным-давно – а точнее, в августе, когда все еще казалось возможным, – мы планировали поездку в Исландию, чтобы там отметить мой сороковой день рождения. Наши планы жестоко разрушил лопнувший аппендикс Х., и мы шутили: мол, хорошо, что не успели забронировать билеты и отель на мой день рождения, а то я, чего доброго, соблазнилась бы одиночной поездкой. Но с приближением путешествия я решила, что ехать не стоит. Я еще не вполне поправилась и чувствовала себя неуверенно. Я не заслужила отпуск. Разве можно брать его посреди больничного? Что подумают люди, если узнают? Те времена, когда считалось вполне допустимым и законным взять перерыв, чтобы восстановить силы, остались давно в прошлом. Да и есть ли в нашей современной жизни место для восстановления? У нас осталось только два режима: «вкл» и «выкл».

Мне все равно нужно было к врачу, так что я решила попросить ее дать мне справку, которую можно было бы отправить страховой компании, чтобы вернуть деньги. Мне казалось, что это трезвый, ответственный поступок, безупречный с моральной точки зрения.

– Может быть, я могу еще чем-нибудь помочь? – спросила она, и я рассказала ей об Исландии и о том, что теперь я, разумеется, никуда не поеду.

– Нет, – сказала она. – Я считаю, что вы должны поехать. Какая разница, где вы находитесь, если вам плохо? Ничто не мешает вам воспользоваться этой возможностью. Ведь неизвестно, что из этого выйдет.

И хотя эти слова из уст врача не принесли мне желаемого утешения, все же было отрадно слышать их от человека, который, как никто другой, знает: жизнь дается всего лишь раз. Сидя за этим столом, она наверняка каждый день наблюдает людей, познавших, что именно их подстерегает и какой суровой может оказаться зима. Я решила последовать ее совету. Через неделю я уже летела на самолете в Рейкьявик.

* * *

После плавания в Голубой лагуне я слегла в постель с такой сильной лихорадкой, что кажется, сила воды выворачивает меня наизнанку. У меня попеременно стучат зубы и течет пот – так обильно, что вся пижама промокла. В горло как будто напихали битое стекло.

Надо бы вызвать врача, но я не знаю ни как это сделать, ни сколько это будет стоить, а в Рейкьявике меня это пугает. Вместо этого я отправляю Х. и Берта смотреть достопримечательности, а сама лежу на диване в квартире, снятой на «ЭйрБиэнби», и смотрю кино на «Нетфликсе», потягивая воду со льдом. Каждые четыре часа я принимаю парацетамол и ибупрофен, и наконец меня одолевает сон. Кажется, своими попытками расширить границы я разбудила спящего Кракена. Так проходит день или чуть больше, и я вдруг понимаю, что у меня банальный тонзиллит. Это осознание приносит мне почти что удовлетворение. Уж эту-то штуку все знают, ничего страшного. Пройдет.

Вскоре я уже думаю, не отправиться ли куда-нибудь на машине. И в то же время получаю настойчивое напоминание о том, что, уехав сюда, хотела начать новую жизнь, убежав от суеты и рутины.

Из-за стресса я была словно туго закрученная пружина, неспособная уже видеть ничего вокруг.

И теперь, даже слегка расслабившись, всем телом ощущаю последствия этого состояния. Я совершенно измотана. Я сбежала в Исландию после взрыва бомбы, и теперь меня настигла ударная волна. Совершенно очевидно, что жизнь хочет преподать мне какой-то важный урок, но я пока не в состоянии его расшифровать. Меня тревожит внезапная догадка: быть может, урок заключается в том, чтобы не пытаться успеть как можно больше, остаться дома и забыть на некоторое время о приключениях? Учиться такому мне совершенно не хочется.

Между тем я снова оказываюсь прикованной к дивану с необходимостью как-то убить время. С собой у меня куча книг, но читать их совершенно не тянет. Вместо этого я скачиваю на «Киндл»^[10] книгу Филипа Пулмана «Золотой компас»^[11] и, свернувшись под стеганым одеялом, погружаюсь в чтение. Наверное, все оттого, что я втайне мечтаю о путешествии в заснеженную тундру, где бродят бронированные медведи, клубится Пыль, где в лучах Северного сияния лежат тайные города, где живут цыгане с их теплыми объятиями. В такие моменты я часто обращаюсь к детским книгам – мне хочется убежать в прекрасно проработанный, сложный и вместе с тем знакомый мир. Этот побег неизменно приносит мне утешение и успокоение. Но листая страницы, я внезапно понимаю, что на самом деле что-то ищу. Меня не отпускает образ Тони, насильно разлученного с деймоном^[12], его-то я и пытаюсь найти. Спустя пару часов я наконец нахожу его – он, шатаясь и дрожа всем телом, выходит к Лире, совершенно потерянный и неспособный выжить в одиночку. Все это время я отчаянно пыталась найти собственное отражение, олицетворение того, как я сама выгляжу в этот момент. Потерянный ребенок, застрявший меж двух миров, без внятного представления о будущем. Находка эта не приносит мне утешения, но, разумеется, я испытываю удовлетворение – так бывает, когда твой гнев или удовольствие от просмотра грустного фильма внезапно находят отклик.

К концу отпуска я прихожу в себя – достаточно для того, чтобы сесть на корабль под названием «Андреа» и выйти в море в поисках китов, не без помощи определенной дозы медикаментов. Небо здесь синее, воздух морозный и свежий, а море спокойное – настолько, что водная гладь в Старой бухте напоминает зеркало. На Берта, уже облачившегося в комбинезон и теплую куртку-парку, надевают спасательный жилет – такой огромный, что он едва может шевелить руками. Неповоротливый, как человечек «Мишлен», он расхаживает по палубе, пока мы выходим в открытое море. Вскоре ему становится скучно, и Берт выпрашивает у меня телефон, чтобы посмотреть на нем «Маленькое королевство Бена и Холли»^[13] и вздремнуть на лавочке из прозрачного оргстекла. При каждом всплеске волны он оказывается на полу, нелепо барахтаясь на спине и дрыгая ногами, как оранжевый жук.

Море вокруг дарит нам совершенно невообразимые виды, но Берт не проявляет к нему ни малейшего интереса. Водная гладь усеяна медузами, кайры ныряют за неведомыми рыбками, но киты не кажутся ему чем-то непривычным. В его книгах их полно, и он постоянно видит их по телевизору. И в фильмах они вечно издают странные звуки и смотрят в камеру. Должно быть, эти существа кажутся ему совершенно тривиальными, не стоящими внимания. В этом заключается одно из преимуществ взрослого – ты знаешь, что нет ничего банального в малом полосатике, вырывающемся из воды в нескольких метрах от твоей лодки, и в появлении его детеныша несколько минут спустя, и в том, чтобы наблюдать за дельфинами, ныряющими целой стайкой в набегающую волну. И все они живут и выживают в условиях экстремального холода.

На обратном пути я сижу на палубе, подставив лицо золотым лучам солнца. Так загорают на севере – открывая единственную часть тела, которую только и можно открыть, самому рассеянному источнику тепла, какой только можно представить, и чувствуя при этом полное перерождение. Я вдруг осознаю, что ощущаю покой, наблюдая за беспокойными узорами, которые рисует ветер на сланцево-синей глади Атлантики, – намного сильнее, чем могла бы в каком-нибудь тропическом райском уголке, который не чувствовала бы своим. Какой смысл ехать в теплую страну на пару недель, чтобы отсрочить зиму? Ведь она все равно неизбежна.

Я хочу провести зиму в холоде, принять всей душой и телом те перемены, что она с собой несет, акклиматизироваться.

Но я знаю и то, что бо́льшую часть своей жизни прогоняла зиму, мне редко доводилось прочувствовать ее в полной мере. Детство мое прошло на юго-востоке Англии, где снег – большая редкость, а тьма легко рассеивается простым зажжением лампочки; там мне никогда не приходилось готовиться к зиме. Не нужно было переживать несколько месяцев лютой стужи. Именно в Исландии, где после первых снегопадов дороги становятся непроходимыми, а все живое зависит от лавы, носимой ветром, я по-настоящему научилась согреваться. Здесь, на борту «Андреа», в открытых водах Атлантики, на пороге моей собственной зимы я наконец обрела уверенность в том, что холод обладает целительными свойствами, которые прежде были недоступны моему пониманию.

В конце концов, после неудачного падения мы ведь прикладываем ледышку к ушибленному месту. Так почему бы не сделать то же самое со своей жизнью?