Долгое счастливое утро - Наталия Соколовская

После окончания десятилетки Лидия вернулась в Ленинград, чтобы поступать в университет, на только что открытый экономический факультет. Аттестат с отличием позволил ей сделать это без особого труда.

А Динэра осталась с матерью в Орше, и внутренний надлом ее продолжался. Она чувствовала, что жизнь выталкивает ее. Так в детстве, во время купанья в оцинкованной ванночке, вода выталкивала на поверхность их с сестрой общего целлулоидного пупса, выталкивала так сильно, что и двумя руками не удавалось удержать голое розовое тельце.

Никаких важных и нужных дел школьный комитет комсомола Динэре не предложил, а только обязал ее вместе с подругой-одноклассницей посещать хоровой кружок, притом что ни у той, ни у другой не было ни слуха, ни голоса.

Бессмысленность этого задания только усилила депрессию. На занятиях Динэра изо всех сил старалась не фальшивить. В крайнем случае надеялась, что голос ее потеряется, растворится в общем хоре. За час такого пения ее школьное платье становилось на спине мокрым от пота. Она следила за летающими руками хоровички с таким напряжением, что по вечерам уже не могла читать из-за боли в глазах. Через полгода врач выписал Динэре очки.

Она пела вместе со всеми про «красных кавалеристов» и «былинников речистых», и про крепкую броню быстрых советских танков, и еще песню, под которую так хорошо было чеканить шаг по школьному двору: «Если завтра война, если враг нападет, если темная сила нагрянет…» Были в той песне надежные, сильные, успокоительные слова: «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом! »

В фильме, где звучала эта песня, доблестные воины Красной армии переправлялись через границу, чтобы уничтожать фашистов на их же территории. В финале конница товарища Буденного с шашками наголо лавиной неслась на врага, а следом за конницей шли танки и летели самолеты. Правда, сам фильм уже больше года в кинотеатрах не показывали, с тех самых пор, как товарищ Молотов подписал с немецким министром Риббентропом договор о дружбе. Но ведь Германия не упоминалась в той гордой песне, и в исполнении тысяч хоров она продолжала звучать на необъятных просторах страны.

Песни в хоровом кружке разучивали, чтобы исполнять по красным датам календаря в школе и в городском Доме культуры, который находился в здании старого костела. Там же крутили кино.

В десятом классе, незадолго до зимних каникул, хоровичка принесла тетрадные листы, исписанные словами новой песни из только что вышедшего на экраны кинофильма «Светлый путь». О! К этому кинофильму у Динэры сразу возникло особое чувство. И дело совсем не в том, что рассказывалась в нем столь милая девичьему сердцу история Золушки Таньки Морозовой, превратившейся из чумазой домработницы в знатную советскую ткачиху-орденоносицу. Дело было в том, кто был за всем, что происходило на экране, и к кому шла золотоволосая героиня, роль которой исполняла народная любимица Любовь Орлова, шла – с каждым шагом как бы возносясь – через нарядный дворцовый зал, чтобы из его рук получить высокую правительственную награду.

По мере приближения к не видимой зрителям трибуне, на которой стоял не видимый зрителям он, героиней фильма овладевало все большее волнение, грудь ее часто и высоко вздымалась, и казалось, что девушка вот-вот разрыдается от восторга, охватившего все ее существо. Но она сдерживала себя, и только глаза ее, обращенные на человека, который был всем, даже теми, кто сидел сейчас в кинозале, потому что взгляд актрисы был устремлен прямо в камеру, – глаза ее все больше наполнялись слезами, как если бы она не мигая смотрела на солнце.

Такой же молитвенный экстаз Динэра видела на лицах рабочих, колхозников, ученых, школьников и бойцов Красной армии, которых неизменно показывали в кинохронике перед началом сеансов. Закинув головы, они всматривались в лицо человека на трибуне и аплодировали – в школах, на заводах, учениях, в научных институтах и на партийных съездах. Их обращенные вверх глаза светились отраженным светом, льющимся с главной трибуны.

Судя по этим кадрам и по передовицам в газетах, жизнь людей в новом и самом прекрасном на земле государстве не была человеческой жизнью в обычном понимании, жизнью, в которой люди рождаются, учатся, работают, влюбляются, совершают открытия, пишут книги, растят детей. Нет. Это было ежесекундное напряжение всех душевных и физических сил, возведенный в норму существования подвиг. Это было признание сверхчеловеческого в каждом, и это подразумевало соразмерную отдачу – готовность каждого к жертве.

«В буднях великих строек, в веселом грохоте, в огнях и звонах, здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна ученых…» – стараясь попадать в ноты, выводила Динэра и чувствовала, как от напряжения руки ее непроизвольно сжимаются в кулаки так, что следы от ногтей остаются на ладонях.

Но именно полной, нужной жизни и не было у Динэры, такая жизнь оставалась в кинохронике и сюжетах художественных фильмов. Вероятно, она шла и где-то рядом, желанная, недосягаемая. Может быть, ее вообще не было, а была какая-то совсем другая. Динэра запрещала себе так думать. Но понимала, что от чувства разницы – погибает.

…Песни в хоровом кружке не просто учили – их заучивали, многократно повторяя про себя и вслух одни и те же слова, и Динэру раз от разу все больше царапали строчки из второго куплета «Марша энтузиастов»: «Мечта прекрасная, еще неясная, уже зовет тебя вперед…» Даже не строчки, а всего лишь одно слово «неясная», которое ставило под сомнение все остальные… Как же так? Разве ради какой-то «неясной мечты» ушел из родного дома на Гражданскую войну ее отец… Какая же «неясная мечта» могла стоить такого самоотречения, таких беззаветно отданных сил и жизней…

О родителях героини «Светлого пути» ничего не было известно. Куда они подевались? Может, деревенская девчонка Танька Морозова росла сиротой? Как бы там ни было, ни разу ни о матери, ни об отце она даже не заикнулась ни с молодым инженером, в которого была тайно влюблена, ни со старшей наставницей, которой всей душой доверяла.

Трудно сказать, что нафантазировала себе Динэра про жизнь Морозовой еще до момента, когда началось неуклонное превращение той в передовика социалистического производства. Фильм, который шел в клубе месяц, Динэра посмотрела десять раз. И каждый раз она вглядывалась в экран, пытаясь понять: протягивая руку тому человеку, которого так и не показала камера, смогла ли осчастливленная наградой красавица-ткачиха передать ему письмо, в котором спрашивала бы о судьбе своих родителей, или, может быть, она успела замолвить за них словечко, одними губами произнести имя… Но каждый раз, получив орден и почувствовав на своем лице играющие отблески металла, знатная ткачиха закатывала глаза и картинно проводила рукой по лицу, как бы лишаясь чувств от переполнявшего ее восторга…