Тринадцать секунд - Кирилл Берендеев

– Да, я слушаю, – недовольно сказал Окунев. И тут же отвлекаясь: – Галь, заткни ты пылесос, ни в одной комнате не поговорить спокойно.

Я облегченно вздохнул и сообщил:

– Задание выполнено. Товар у меня, где встречаемся?

Он опешил. И пока мямлил: «то есть как это, мы же договорились на вечер, а тут…», я решил взять инициативу в свои руки и бодро доложил своему мучителю:

– Дверь была открыта. Проходил мимо и взял. Может, я сразу к вам?

– Нет! – испуганно рявкнул он. И тут же добавил. – Встретимся, где договорились. Можно через полчаса, я постараюсь успеть, – и совсем неубедительно проговорил: – Работа все же, так просто не уйдешь.

Я выключил телефон, стал подле железной двери и приготовился встречать. Ожидание оказалось недолгим, буквально через пару минут я услышал шебуршание шагов, голос жены: «возьми хоть это на дорожку», ответный рык самого Окунева. После чего дверь открылась, представляя моему взору антиквара, надевавшего на ходу пиджак. Увидев меня, он замер, некоторое время разглядывая мою персону, а вместе с ней и коричневую папку. Я стоял так, чтобы Окунев, даже придя в себя, не догадался шмыгнуть обратно за дверь, и сразу постарался оттереть его на лифтовую площадку.

– Держите, – щедрым жестом я протянул ему папку. – Можете не пересчитывать, здесь все и даже с процентами на десять лет вперед. Держите же, незачем на меня так смотреть. Папка щукинская, натурально, а в ней ваша полугодовая зарплата.

Окунев осторожно взял из рук папку за краешки, перевернул, открыл, буквально затаив дыхание. Вытащил пачку стодолларовых банкнот, резко выдохнул, так же как и я недавно, проверяя, не кукла ли. Папка при этом упала на пол, он даже не заметил этого.

В этот момент кабина грузового лифта четко щелкнула, останавливаясь на нашем этаже, двери распахнулись, и оттуда буквально выпал плечистый мужик в трусах и тапках. Завидев знакомую папку, лежавшую прямо у ног своего очень хорошего знакомого, он ни секунды не медля, с воем обрушился на соперника. Я едва успел отскочить в сторону. Щукин мертво вцепился в ворот рубашки Окунева и заорал на весь этаж:

– Так это твоя работа, сволочь! Нет, я как чуял, я просто ждал, что рано или поздно ты…. А ну отдай немедленно, пока я тебя по стенке не размазал!

Договорить он не успел, поскольку Окунев, извернувшись, старательно влепил правой в челюсть. Щукина отшатнуло, он взревел снова, и словно медведь, пошел на своего противника. Окунев ударил еще раз, левой, но промахнулся, попав в плечо. Щукин вцепился в противника и с маху шарахнул того об стену, на что Окунев только крякнул, выдыхая излишки воздуха. И снова врезал по печени, раз, другой, войдя в клинч. Щукин будто не заметил этого, он развернулся и махнул Окунева об железную дверь, которая немедленно выдавила меня из холла в коридор. И захлопнулась, так что все эти зловещие рычания, сопения, хрипы, и удары, доносившиеся из обоих глоток, оказались вне поля моего зрения. Спохватившись, я немедленно приник к глазку, с большим интересом наблюдая за поединком.

В этот момент дверь лифта снова распахнулась. Раздался знакомый клич «стоять, милиция! », но на сей раз куда громче и убедительней. Из кабины высыпалось человек пять омоновцев в черном камуфляже, с масками на лицах и автоматами наперевес. Мгновение еще продолжалась какая-то неясная в глазок борьба, а по его прошествии, обоих дерущихся уложили на пол, обыскали, хотя что можно найти у Щукина, непонятно. Старший группы поднес ультрафиолетовый светильник к пальцам лежащих, убедившись в их новоприобретенной от банкнот – даже мне было видно – светоотражательной способности. Довольно хмыкнув, он распорядился поднять обоих; Окунева и Щукина немедленно заковали в наручники и затащили в лифт. Правда, вышел конфуз, лифт не захотел везти столько народу, указывая на перегруз, двоим омоновцам пришлось ехать отдельным рейсом.

Когда шум лифтов стих, я снял перчатки, на которых без сомнения, тоже были бы видны следы краски от купюр, и сунул их поглубже в карман. И тут за спиной почувствовал чье-то присутствие. Быстро обернулся.

– А, это вы, молодой человек, – передо мной стояла Окуневская соседка. – Что это за шум тут был?

– Окунева забрали, – честно ответил я, сам еще не пришедший в себя после случившегося. – ОМОН прибыл.

Старушка обомлела.

– Так это что… вы за ним с эскортом прибыли? – пролепетала она, пошатнувшись и прислонившись к двери. – Это из-за того, сколько он задолжал горэнерго… так что ли?

– По совокупности, – пробормотал я, не зная, что сказать. Старушка посмотрела на меня, совершенно обомлев от услышанного, а затем поспешила удалиться, немедленно и на оба замка заперев за собой дверь.

Я выбрался из дома, и некоторое время просто стоял у подъезда, не зная, куда податься и что делать. Ситуация вышла странная, как ей воспользоваться, я не мог сообразить с ходу, а потому отправился домой, предположив, что следующее утро будет мудренее утра этого.

Так оно и вышло. Сама ситуация, как водится в случаях со мной, пошла своим порядком, не обращая на главного героя малейшего внимания.

Начать с того, что за Щукиным было установлено, уже месяц как, негласное наблюдение, и эти шестьсот Франклинов, что ему подсунули в качестве взятки, специально подготовила комиссией, буквально по крохам собравшая сумму в нужных купюрах с друзей, родственников и знакомых, поскольку резервы фонда областной прокуратуры содержали лишь десять тысяч обычных рублей. Собрав нужную сумму, комиссия пометила их несмываемой краской, – на каждой купюре оказалась надпись «взятка», хорошо видимая в ультрафиолете, – и вручила столоначальнику через подставное лицо. Далее, после прибытия комиссии, предполагалось проверить пальчики Щукина и задержать его, а затем устроить обыск дома с целью раскрытия всего механизма махинаций. В резинку одной из пачек, как выяснилось, был вмонтирован радиопередатчик, позволяющий точно определить местонахождение взятки.

Ну а то, что я по случаю влез в хорошо спланированную операцию, явилось неожиданностью для всех сторон. Особенно, когда взятка стала стремительно перемещаться по карте города в неизвестном направлении; ожидавшим в засаде омоновцам пришлось все бросать, и по требованию взволнованной комиссии мчаться из кафе, где они подкреплялись перед операцией по задержанию, на поиски проворно уходивших денег – все-таки, напомню, не государственных, а собранных по сусекам.

В итоге, это привело милицию к той самой схватке у лифта, за которой наблюдал через глазок и я. Вот только вместо того, чтобы выдать меня как участника отъема у него взяточных денег, Щукин все свалил на своего ненавистного оппонента. Как Окунев ни отпирался, вместе с двумя нанятыми адвокатами, но в силу отсутствия прямых улик, по данной статье он пошел как соучастник, не поделивший барыш со столоначальником, главой всего предприятия. Но и самому антиквару оказалось не резон выставлять меня в качестве подельника, в этом случае Окуневу грозил куда больший срок, за организацию. А так он вместе посидел со Щукиным за одной скамьей, а затем, не вставая, перешел в ведение другого судьи, рассматривавшего непосредственно его дело, тут уж комиссия стала лишь детонатором скорейшего раскрытия Окуневских махинаций.

Впрочем, перед этим заседанием, по делу Щукина пострадало еще несколько человек, из состава паспортного стола. И даже директор нашей типографии. Выяснилось, что именно у нас печатались липовые регистрации, поставляемые столоначальнику. А еще, что через заместителя директора, полгода как уехавшего на покой в Ниццу, и теперь оттуда усердно извлекаемого, Окунев нашел несколько клиентов для своего «конфиската» из запасников антикварного салона. Клиенты показались Окуневу мелки, он решил расширить свое дело, попросил в нашей типографии сделать визитку посолиднее – и, таким образом, познакомился со мной.