Новые Глаговки - Владимир Авдошин

Да, а теперь обещанное про мужа. Ха! И как нарочно: телефонные разговоры, буквально вчерашние. Звонит сын. Говорит:

– Ты дома?

Я говорю:

– А что такое?

– Ты знаешь, что отец пропал?

– А что такое?

– Он уехал в Тулу и там пропал. Почему ты сидишь дома и не едешь в Тулу его искать? Он же твой муж!

С тем же звонит и дочь.

– Почему ты дома?

А я им обоим и говорю:

– Прежде всего: вы – его дети. И взрослые. Вот езжайте сами в Тулу и ищите этого пропойцу, если вам это нужно. А по мне – глаза бы мои его не видели. Всю жизнь исковеркал! Сколько слез я пролила!

– Мам, ну он же на квартиру зарабатывал!

– Да, заработал. А жизни в ней не получилось. Зачем она нужна тогда?

– Нет, ты всё-таки должна…

– Нет, это вы должны. А я ничего ему не должна. Никому ничего не должна. Я вас вырастила, свой долг исполнила. Это вы должны.

Обиделись. Не звонят оба. Ну, конечно, я опытная, я всё заранее знала и правильно, что отбрехивалась. Я ведь с ним-то двадцать лет прожила. Сам объявился через некоторое время. У своей зазнобы где-то там, в пригороде Тулы живет. Видимо, пьянствует. Звонит сюда да с пафосом, что у него какие-то тут дела, и он как бы их должен курировать, и мы должны пойти по Москве из-за этих дел. А я знаю, что всё закончено в моей жизни с ним, и всё это его арьергардная болтовня. А если что случится – детям его взрослым ехать его хоронить. Я к человеку, который мне всю жизнь отравил – не поеду. И не мечтайте!

Ну, продолжу про радость про мою, про невесту!

Пришел наш солдат к Нине. Стучится. Открывает Нина.

– Я – Костя, меня к вам сестра послала.

Посидели. Он никуда не уходит, но и ничего не говорит. Постелили спать. Отдельно, в сенях. Зовут к завтраку, поел – опять молчит. Потом взялся за колун дрова колоть.

– Да много не надо, уже тепло. Вы лучше огород помогите вскопать.

– Ладно.

До обеда копал огород. Сел есть – опять молчит. К вечеру мать с дочерью недоумевают: мы что? Работника наняли? Работнику платить надо, а вроде бы сестра о чем-то другом намекала. А как об этом спросишь? Легли в волнениях, что мужчину без всякого статуса в доме нельзя держать. Надо объявить всем, какой его статус. Работник – это день-два, сделал и ушел.

На следующий день он продолжает копать, они его кормят, разговоров никаких. А срок предъявления его статуса деревне иссякает. А он молчит, во-первых, потому что стеснительный, а во-вторых, он не допускает даже мысли, что может не подойти. Срок иссякает. Он думает, что он хороший, непьющий, работящий, на сто процентов жених и не он должен говорить какие-то слова, а старшая по роду. То есть её мать должна сказать все слова: ты нам подходишь, мы видим, какой ты серьезный и ответственный, я спрашивала дочь, она согласна. Так уж получается, что без свахи сватается, хотя частично ваша сестра была свахой. В деревне – трудные времена, сватовство урезано, и всё приходится говорить мне. Но я торжественно заявляю. И за себя, и за ваших родителей, которые уже умерли, и перед лицом вашей сестры: вы нам подходите.

Но они сами не могли этого сказать. И опять ночь прошла в волнениях. И на следующее утро он опять взял лопату и стал копать дальше. И докопал до того, что уже с горки его видно-то не было. Там где-то у речки, в конце огорода. И женщины опять не знали, что сказать. И тут встала пятилетняя Леночка и спросила маму: «А можно я дядю Костю (Костя в ракетных войсках служил и ему дали значок «Отличник боевой и политической подготовки») папой буду называть? И писать ему письма? Ну чтоб как папе? И чтоб он мне отвечал? »

Что кольнуло ребенка? Слышала она где-то или сама намечтала? Или уж жертвенно вывернула это из себя? Нина растерялась, сказала: «Я не знаю, у бабушки спрошу». И пошла, и спросила у бабушки:

– Как ты думаешь? Если Ленка письма будет дяде Косте писать, как папе?

Мать, как все крестьянки, ответила так, что по форме выходило вроде как пренебрежительно, а по смыслу сострадательно: «Да пусть пишет! »

И Леночка тут же села и написала письмо без помарок:

«Дорогой папа! Давно я тебя не видела и надумала написать тебе письмо. Как ты живешь? Я живу хорошо. У меня бабушка, котенок и мама. Мы ждем тебя. Прошу ответить письменно».

Написала письмо и побежала отдать его дяде Косте вниз под горку. Но взрослые заранее ему сказали, что это игра ребенка, пусть он будет к этому снисходителен. А решение – за ним.

Он сказал: «Я, конечно, поддержу её в её намерениях». И у них завязалась с Леночкой переписка. Она писала утром письмо папе, а он писал вечером ответ дочери. После этого, конечно, никто уже спать не мог, все обожали друг друга, и женщины решили, что придется идти к портнихе Хуснуллиной шить свадебное платье. «Но, – сказала мать, – раз это не первый брак – белое платье уже нельзя. Надо светло-зеленое. А деревне надо сказать, что будет свадьба. И пусть ночует».

Когда в доме Полюхи всё свадебное случилось, всполошились Нинины соседки-подруги. Как это так? Неизвестно откуда и неизвестно кто – и сразу за него замуж выходить? Очень опрометчиво. Нам женским фронтом надо пойти, всё узнать про него и всё направить, как должно. Первой послали Соню. Теперь безмужнюю. Имеет дочь и собаку Найду. Нина позвала жениха.

Соня придирчиво спросила:

– Знаешь ли ты тайну женщины, чтоб жениться на ней?

Ну, солдат браво так ответил, что знает.

– Какая ж это тайна?

– Желание родить ребенка.

– Хорошо. А еще?

– Получить квартиру через мужа, – не задумываясь, ответил солдат Костя.

Соня была настолько удивлена проницательностью дембеля (а с виду – совершенный провинциал), что вернулась восвояси, а доспрашивать жениха перепоручила соседкам.