Саквояж со светлым будущим - Татьяна Устинова

– Так я пойду за Леркой, мам?

– Подожди, – остановила его Маша. – Они сейчас с бабушкой сами придут. Я бабушку попросила, чтобы она Леру привела.

– Ну, тогда я в булочную, мам. Ладно, да? За сухариками? – Он вытащил из кармана связку ключей, посмотрел на нее и сунул обратно. Вытащил носовой платок, такой грязный, что невозможно понять, какого он был когда-то цвета, и тоже вознамерился сунуть его обратно, но Маша платок отняла. Сильвестр проводил его глазами. Потом он достал калькулятор с западающими клавишами, сложенный вчетверо листок в клеточку, два рубля и подушечку жвачки без обертки.

– А дохлая крыса где? – спросила мать рассеянно. – Или ты ее выложил где-то?

Сильвестр быстро отправил в рот завалявшуюся подушечку. Странно, как это он про нее позабыл? ! Надо быстро съесть, пока мать не отобрала, а то скажет, что он всякую грязь в рот тащит, и не даст! А подушечка очень даже ничего, в крошках немного, потому что в кармане были сухари и до этого еще чипсы, Паштет их покупал, и они все поровну разделили, ну жвачка и растаяла слегка, жарко же в кармане-то! ..

– Не было у меня крысы, – сказал он невнятно из-за жвачки, которая почему-то вязла в зубах, – а Христине хомяка купили. То есть не хомяка, а хорька!

– Крыса была у Тома Сойера, – пояснила мать, – а зачем Христине хорек?

– Ну как зачем, мам? ! Так я за мороженым иду или не иду? !

– У нас все есть, – сказала Маша. – И мороженое есть, и сухари. Не жевал бы ты ничего, Сильвестр, сейчас ведь ужинать будем!

– Нет у нас сухарей, я вчера все съел. С Леркой.

– Есть.

– Нет!

– Есть.

– Нет!

Мать открыла выдвижной ящик, пошарила в глубине и вытащила три совершенно целых пакетика сухарей.

– О! – сказал Сильвестр и вытаращил на пакетики шоколадные глаза в длиннющих девчоночьих ресницах. – А я и не знал!

– Если бы знал, ты бы их съел все!

– Я без спросу никогда не ем!

– Я знаю, зайка. Это я просто так. Дразнюсь.

– Не называй меня зайкой! Какой я тебе зайка!

– Не буду.

– И мороженое есть?

– Ага.

Сильвестр не стал спорить – сухари-то объявились, хоть он был уверен, что они с сестрой вчера сгрызли все до одного!

Поглядывая на пакетики и прикидывая, разрешит мать открыть хоть один до ужина или лучше к ней и не приставать, он уселся на широкий подоконник и стал качать ногой.

Ногой почти сорокового размера.

Нога сорокового размера, взгляд томный, на День святого Валентина полон рюкзак красных дамских сердец – «тебя люблю я до могилы, так приходи ко мне, мой милый! », – и дополнительные сердца вываливаются из карманов и чуть ли не из рукавов, на майке «Рамштайн», в ушах плеер, в компьютере самая последняя версия «Андеграунда» – отличной «стрелялки»!

Сильвестр плачет, когда по телевизору показывают тонущих лошадей, или беспризорников, откусывающих от булки, или ничейных собак, греющихся на решетках метро. Он сразу начинает смотреть в потолок, или у него находятся неотложные дела в ванной, или ему срочно нужно собирать портфель. Он очень справедлив и прямолинеен и даст в ухо любому, кто обижает малышню или ведет себя неправильно. Высунув от усердия язык, он выпиливает лобзиком какую-нибудь трудно определимую ерунду, заданную на «труде», и потом ею очень гордится. Он любит кататься на машине, и любит, когда к чаю есть что-то вкусное, и еще любит, когда мать никуда не спешит и вечером дома. Еще он очень любит, чтобы бабушка пришла и читала им с Леркой книжку. Лерка маленькая, не понимает ничего, перебивает, спрашивает, но он готов все терпеть, лишь бы бабушка читала. Он учит стихи, монотонно повторяя: «В тот год осенняя погода стояла долго на дворе», при этом качается на стуле и косит глазом по сторонам, нет ли чего, на что можно было бы отвлечься. Он любит первым подходить к телефону и очень не любит быть один. Когда по телевизору умные дядьки и тетки рассуждают о подростковых проблемах и переходном возрасте, он слушает, сделав ироничное лицо, а потом говорит: «Мам, у меня не будет никакого переходного возраста. Что я, дурак, что ли? » Еще он любит новогоднюю рекламу и очень озабочен подарками ко всем праздникам, и задолго до них начинает переживать – вдруг не успеют купить, что тогда делать? !

И какой-то неизвестный идиот посмел сегодня ему угрожать! Да еще так… отвратительно и гадко!

Сильвестр выплюнул в ладошку жвачку, перестал качать ногой и спросил с интересом:

– Мам, а я твоего начальника вчера по телевизору видел. А мама Паштета спрашивала, можешь ли ты у него книжку подписать. Ты можешь?

– Могу.

– Тогда я завтра принесу.

– Давай, неси.

– А машина у него классная, да?

– Это точно.

– Мам, а у него дети есть?

– Нет, Сильвестр. У него нет детей.

– А откуда он тогда в компьютерах понимает?

Маша задумчиво насыпала в кипящую воду макароны. Она любила «Макфу», и дети любили, но за разное. Маша любила потому, что она готовится быстро и от нее не толстеешь – инструкция на пакетике была прочитана десять раз и практически выучена наизусть! .. Там говорилось, что эта самая «Макфа» сделана из «твердых сортов пшеницы» и есть ее можно сколько угодно. Дети любили ее за картинки на пакетах – мельница, поле и еще что-то такое летнее и приятное, и еще за то, что варить очень просто. Насыпал в кипяток – и готово дело, можно поражать материнское воображение своими хозяйственными успехами.

Сегодня «Макфа» была извлечена из шкафа под плохое настроение, ведь известно всем, что от плохого настроения самое верное средство – вкусно поесть.

– С чего ты взял, что он понимает в компьютерах? Ничего он в них не понимает!

– Он все понимает! Он в «Квейк-3» играет!

– Да ладно тебе!

– Точно, мам, – сказал Сильвестр и убежденно покивал головой. – Он мне сам признался.