Гостья - Симона де Бовуар

«А между тем на работу и деньги мы не скупились, – подумала она с комком в горле. – В случае неудачи мы долгое время не в состоянии будем даже начать все сначала».

– Подожди, – вмешался вдруг Пьер. Он поднялся на сцену. Тедеско замер.

– То, что ты делаешь, это хорошо, – сказал Пьер, – это совершенно правильно; вот только, видишь ли, ты играешь слова, ты недостаточно отыгрываешь ситуацию; мне хотелось бы, чтобы ты сохранил те же нюансы, но на другой основе.

Склонив голову, Пьер прислонился к стене. Франсуаза расслабилась.

Пьер не умел говорить с актерами, его смущала необходимость приноравливаться к ним; но показывая роль, он бывал изумителен.

– Да, только смерть его: нет у меня причины личной возмущаться им, лишь благо общее… [1 - Уильям Шекспир. Юлий Цезарь. (Здесь и далее цит. по пер. М. Зенкевича. )]

Франсуаза смотрела на чудо с неиссякающим удивлением; у Пьера не было ни малейших физических данных для роли: коренастый, черты лица неправильные, а между тем, когда он поднял голову, это был Брут собственной персоной, обративший к небу измученное лицо.

Жербер наклонился к Франсуазе. Он подошел и сел сзади нее, а она этого не заметила.

– Чем хуже у него настроение, тем он изумительней, – сказал Жербер. – В эту минуту он вне себя от ярости.

– Есть из-за чего, – ответила Франсуаза. – Вы думаете, Тедеско в конечном счете справится со своей ролью?

– Он уже в ней, – ответил Жербер. – Стоит лишь положить начало, и остальное последует.

– Вот видишь, – говорил Пьер, – нужно взять именно такой тон, а дальше можешь играть сдержанно сколько угодно, я почувствую волнение; если нет волнения, все пропало.

Склонив голову, Тедеско прислонился к стене.

– Другого средства нет, он должен умереть: что до меня, нет у меня причины личной возмущаться им, лишь благо общее я должен соблюсти.

Франсуаза торжествующе улыбнулась Жерберу; казалось, все так просто; и однако она знала, что нет ничего труднее, чем зародить у актера это внезапное озарение. Она взглянула на затылок Пьера; никогда она не устанет смотреть, как он работает; среди всех удач, которые ее радовали, на первое место она ставила возможность сотрудничать с ним; их общая усталость, их усилия соединяли их более верно, чем объятия; не было ни одного мгновения в этих изнуряющих репетициях, которое не стало бы актом любви.

Сцена заговорщиков прошла без осложнений; Франсуаза встала.

– Я поздороваюсь с Элизабет, – сказала она Жерберу. – Если понадоблюсь, я буду в своем кабинете, у меня не хватает духа остаться, Пьер еще не закончил с Порцией. – Она заколебалась: не очень любезно оставлять Ксавьер, но она целую вечность не видела Элизабет, это было неучтиво.

– Жербер, я поручаю вам мою подругу Ксавьер, – сказала она. – Вы должны показать ей кулисы во время смены декораций; она не знает, что такое театр.

Ксавьер не вымолвила ни слова. С самого начала репетиций в ее взгляде читалось неодобрение.

Франсуаза положила руку на плечо Элизабет.

– Хочешь выкурить сигарету? – спросила она.

– С радостью. Это жестоко – запрещать людям курить. Скажу об этом пару слов Пьеру, – с веселым негодованием проговорила Элизабет.

На пороге Франсуаза остановилась; несколько дней назад зал покрасили заново в светло-желтый цвет, придававший ему приветливый сельский вид; там еще присутствовал легкий запах скипидара.

– Надеюсь, мы никогда не покинем этот старый театр, – сказала Франсуаза, поднимаясь по лестнице. – Осталось ли что-нибудь выпить? – добавила она, открывая дверь в кабинет. Заглянув в шкаф, наполовину заполненный книгами, она принялась изучать бутылки, стоявшие на последней полке.

– Только остаток виски. Тебе подойдет?

– Как нельзя лучше, – ответила Элизабет.

Франсуаза протянула ей стакан, на сердце у нее потеплело, и она прониклась симпатией к Элизабет, ощутив те же чувства товарищества и легкости, как тогда, после интересного и трудного урока, когда они рука об руку прогуливались во дворе лицея.

Скрестив ноги, Элизабет закурила сигарету.

– Что это было с Тедеско? Гимьо уверяет, что он принимает наркотики, думаешь, это правда?

– Понятия не имею. – Франсуаза с блаженством сделала большой глоток спиртного.

– Эта малышка Ксавьер совсем некрасивая, – заметила Элизабет. – Что ты с ней будешь делать? С семьей все уладилось?

– Не знаю. Вполне возможно, что дядя приедет со дня на день и устроит скандал.

– Будь осторожна, – с важным видом произнесла Элизабет. – У тебя могут возникнуть неприятности.

– Осторожна в чем? – спросила Франсуаза.

– Ты нашла ей работу?

– Нет. Сначала ей надо освоиться.

– На что она способна?

– Я не думаю, что когда-нибудь она сможет много работать.

Элизабет с задумчивым видом выпустила дым сигареты.

– Что говорит об этом Пьер?

– Они нечасто виделись; он относится к ней с симпатией.

Этот допрос начал раздражать Франсуазу; можно было подумать, что Элизабет обвиняет ее. Она прервала ее:

– Скажи-ка, в твоей жизни есть что-то новое?

Элизабет усмехнулась.

– Гимьо? В прошлый вторник он подошел поговорить со мной во время репетиции. Ты не находишь его красивым?

– Очень красивым, как раз поэтому его и взяли. Я его совсем не знаю, он занятный?

– Он хорош в любви, – отрешенным тоном произнесла Элизабет.

– Ты времени не теряла, – в некотором замешательстве сказала Франсуаза. Как только Элизабет кто-нибудь нравился, она говорила, что спит с ним, но на самом деле вот уже два года она хранила верность Клоду.

– Тебе известны мои принципы, – весело продолжала Элизабет, – я не та женщина, которую берут, я женщина, которая берет. В первый же вечер я предложила ему провести со мной ночь; он был ошеломлен.

– А Клод знает? – спросила Франсуаза.

Решительным жестом Элизабет стряхнула пепел своей сигареты: каждый раз, когда она оказывалась в затруднении, ее движения и голос становились жесткими и решительными.

– Пока нет, – отвечала она. – Я жду подходящего момента. – Она заколебалась. – Это сложно.