Пока Париж спал - Рут Дрюар

– Знаю, но я еще не спросила у родителей. Мама всю неделю в таком ужасном настроении.

– Мы ведь можем пойти на дневное шоу. Не спрашивай, просто скажи им, что ты идешь.

– Ладно, ладно. Скажу.

– И забудь о нем, договорились?

Она не понимала, что я не хотела забывать о нем или встречать кого-то другого. Я не могла объяснить ей, как легко было разговаривать с ним, что он был таким, какой есть, и я чувствовала, что рядом с ним я тоже могу быть самой собой. Дело было даже не в том, что он говорил, а в том, что он позволял говорить мне. И он так внимательно смотрел на меня, когда я говорила, будто хотел узнать обо мне все до самой мельчайшей подробности. Мне нравились его вопросы, они заставляли меня чувствовать, что я узнаю его и в то же время узнаю себя. Никто до этого особо не пытался узнать, что я думала о разных вещах, и мои мысли были сырыми, несформулированными до конца, но он терпеливо вел меня, впитывая каждое мое слово. Мне было неважно, что он работал на железной дороге и не сдавал никаких глупых экзаменов. Готова поспорить, он сдал бы их, если бы захотел, но он решил заниматься чем-то более практичным, более полезным.

Он относился к профессии так же, как я. Тоже не хотел работать на бошей. Мы оба были заложниками системы, и мы должны были найти выход из нее. Мне до смерти хотелось сделать что-то большее для своей страны, и я знала, что он хочет того же. Я пыталась придумать что-то, что могла бы делать по-своему, небольшие акты сопротивления. Я могла бы наращивать их интенсивность постепенно пока не осмелюсь на что-то более смелое, более опасное. Можно начать с того, чтобы складывать билеты в метро в форме буквы V, а потом кидать их на землю, как делали некоторые. До сих пор я не рискнула сделать даже это, особенно после того, как увидела женщину, которую за это ударили по голове. Они заставили ее встать на четвереньки, поднять билет и распрямить его. Тогда я сжалась от стыда за нее, но сейчас я жалею, что не сказала о том, что считаю ее очень смелой.

Глава 15

Шарлотта

Париж, 14 апреля 1944 года

Все выступление Эдит Пиаф я думала о Жан-Люке, особенно когда она пела «Танцуя под мою песню». Он заставлял все внутри меня танцевать, и одна мысль о нем придавала сил на все выходные.

Когда в понедельник я приехала в госпиталь, то сразу взяла швабру и ведро и начала мыть пол в его палате, как делала каждое утро. Оглянувшись по сторонам, я подошла к его кровати в надежде, что смотрительница меня не заметит. Его соседи должны были уйти на физиотерапию, и я гадала, удастся ли нам сегодня немного побыть наедине. Я скользила шваброй по полу туда-сюда, но увидела, как группа физиотерапевтов идет в мою сторону. Я затаила дыхание, когда они проходили мимо. Да! Они забирали своих пациентов, и Жан-Люка среди них не было. Я опять сосредоточилась на швабре в своих руках, заставляя себя не смотреть на него. Когда вокруг не осталось ни души, я закончила мыть центральный проход и подошла к его кровати.

Он сидел на стуле и читал какую-то брошюру. Когда он поднял взгляд и увидел меня, его глаза загорелись.

– Можешь присесть на минутку? Пожалуйста?

– Нет, не могу. Мне нужно застелить твою постель.

Я положила швабру и направилась к изножью кровати и стала сосредоточенно убирать все складки на простыне, разглаживая их рукой – туда-сюда.

– Шарлот-та. – То, как он произнес мое имя – медленно, нарочно цепляясь за последнее – та, будто пробуя его на вкус, – заставило мое сердце биться чаще.

– Да? – я изо всех сил старалась говорить беззаботно.

– Хочу тебе кое-что сказать.

Я перестала разглаживать простыню и обернулась. Его пристальный взгляд прожигал меня.

– Пожалуйста, присядь, Шарлотта. Всего на минутку. Вокруг никого нет.

Я присела на край его кровати, готовая вскочить в любой момент, когда кто-то посмотрит на нас.

– Не хотел тебя расстраивать, – мягко произнес он. – Пару дней назад, когда ты сказала, что не должна быть здесь.

Он еще сильнее понизил голос, и мне пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать.

– В немецком госпитале. Ты не сделала ничего плохого. Ты делаешь то, что должна.

– Но это правда. Я не должна быть здесь.

Его глаза потемнели, огонек в них погас.

– Я не хотел работать на них. И если уж я в ком-то разочарован, так это в себе.

Я кивнула, быстро оглянувшись по сторонам, чтобы удостовериться, что поблизости никого нет. Все чисто, смотрительница и другие сестры помогали на физиотерапии.

– Я пообещал отцу, – продолжил он, смотря сквозь меня, будто фокусируясь на какой-то отдаленной точке, – когда его забирали в трудовой лагерь…

– В Германию?

Его взгляд снова встретился с моим, и он монотонно произнес:

– Да, его забрали около двух лет назад. Когда он уезжал, он заставил меня пообещать, что я позабочусь о матери.

Я кивнула.

– Я бы мог не послушать его, но чувствовал себя так плохо.

– Почему?

– Мы поссорились прямо перед его отъездом.

Он замолчал.

– Это было ужасно.

Я ждала, когда он продолжит.

– Я сказал ему, что мы не должны стелиться перед бошами и терпеть их. – Он остановился и вытер пот со лба. – Прости, я не должен тебя этим грузить.

– Нет, продолжай.

Я снова обвела взглядом палату, вокруг по-прежнему было тихо.

– Он просто защищал свою семью. Это было его главной целью.

– Важно хранить обещания. Твой отец бы гордился тобой.

Я дотронулась до его плеча.

– Ты делал то, считал правильным.

Он потряс головой.

– Но ведь понятие о том, что правильно, поменялось, не так ли? Мой отец не понимал, насколько плохо пойдут дела. Думаю, сейчас он бы предпочел, чтобы я сделал что-то решительное. Хочу, чтобы он гордился мной, когда вернется.