Белый царь – Иван Грозный. Книга 1 - Александр Тамоников

– Скажите, как звать-величать вас, за кого мне теперь до конца дней своих Богу молиться?

Федор поднял женщину и сказал:

– Разве это так важно, кто мы и откуда? Главное, дети уцелели. Дома заново отстраиваются, добро с годами наживается, а вот людей, коли они погибнут, не вернешь. О них всегда в первую голову надо думать. А вы растерялись. Где все прочие ваши мужики?

– Знамо где, на ярмарке. Все же, прошу, назовитесь.

– Ты, Анисья, Господа за спасение детишек благодари. Мы – лишь орудие в руках Всевышнего. Рабы Божьи, как и все вы здесь, как и весь народ наш.

– Прошу, назовитесь, – продолжала настаивать женщина. – Мне это нужно.

Дмитрий вздохнул и сказал:

– Ладно, а то ты ведь не отстанешь. Я Дмитрий, товарищ мой – Федор.

– Благодарствую. А не поранился ли ты, молодец? Смотрю, боль в глазах твоих.

Дмитрий улыбнулся женщине, перевел взгляд на хорошенькую девушку, стоявшую рядом, подмигнул ей и сказал:

– А и поранился, то до свадьбы заживет. Да, красавица?

Девушка в смущении спряталась за спины мужиков.

– Не волнуйся за меня, Анисья, детей береги, одних дома не оставляй. Судьба, она, видишь, какой крендель может выкинуть.

– Сберегу! Теперь никуда от себя не отпущу. Великое спасибо вам, Федор и Дмитрий.

– Да не за что! Прощевайте, люди, нам на Москву, домой пора, да хранит вас Господь!

Федор и Дмитрий вскочили на коней и направились к выезду из деревушки. Ее жители все как один провожали их благодарными взорами и крестились.

Вскоре молодые люди доехали до рощи.

Дмитрий взглянул на друга, рассмеялся и сказал:

– Вот и погуляли. Искупались.

– Зато дело какое сделали! Без нас погибли бы люди. А искупаться можно и сейчас. Даже нужно. Поедем в храм, а туда в таком виде заходить негоже. Надо копоть, грязь смыть, одежду почистить.

– Твоя правда, Федя. Купаемся.

Молодые люди соскочили с коней, привязали их к деревьям, спустились к месту, облюбованному ранее. Там они сбросили одежду и, поднимая ворох брызг, побежали в прохладную воду. Друзья прошли мель, потом поплыли. На середине реки их подхватила стремнина.

– Любо, Федька! – закричал Дмитрий.

– Любо, Митя, но давай вертаться, а то снесет течением к деревне, что напротив. Как потом на виду у всех голышом возвращаться к роще будем? Девки увидят, засмеют.

– Верно говоришь, Федя, пора и назад.

Они вырвались из сильного потока, а дальше поплыли не спеша. На отмели приятели натерлись глиной с песком, обмылись. Потом юноши вышли на берег и почистили одежду.

Дмитрий потянулся и сказал:

– Эх, Федька, хорошо! Так бы и провел здесь весь оставшийся день. Куда лучше, чем в городе задыхаться.

– Да, – согласился, Федор. – На Москве нынче тяжело, людно, но надо ехать в храм.

– Надо, поехали.

Вскоре Федор Колычев и Дмитрий Ургин мчались на своих скакунах к Москве. На дороге они встретили довольно много народу. Люди из близлежащих городов, сел, деревень возвращались домой с ярмарки. На телегах царило веселье. Видно было, что день у этих людей выдался удачным.

К храму друзья подъехали, когда обедня уже закончилась. Несмотря на это, нищих на паперти не убавилось. Молодые люди оставили коней у частокола, под присмотром невзрачного с виду, в чем-то убогого мужичка. Раздавая мелочь и крестясь, юноши вошли в храм, там опустились на колени и начали молиться.

Дмитрий Ургин с некоторым удивлением смотрел на своего товарища. Тот истово, со слезами на глазах, шептал молитвы, крестился и клал земные поклоны.

Помолившись, молодые люди подошли к священнику под благословение. Они поставили свечи за здравие своих близких и людей, спасенных сегодня в деревушке, за упокой тех, кто уже отошел в мир иной.

Когда друзья вышли из храма, Дмитрий перекрестился и спросил товарища:

– Федя, а чего ты плакал в храме? Вспоминал кого-то? Или горе какое еще не улеглось в душе?

– Нет, Митя, это были слезы великой радости.

– Радости? – удивился Дмитрий. – Так разве от нее плачут?

Федор взял товарищу под руку, отвел его в сторонку, в тень старой ветлы, и сказал:

– Знаешь, Митя, не ведаю, как ты, а я, приходя в храм, словно в мир иной попадаю. Такое чувство появляется, что и не знаю, как его объяснить. Будто тело мое остается на улице, среди мирян, а в храме одна душа. Гляжу на образа, а лики святых на меня смотрят. Мы с ними одно целое. Я молюсь и слышу слова святых. Понимаешь, они разговаривают со мной. Но не так, как в миру, а иначе. Оттого и становится так радостно, благостно, что слезы сами из очей ручейком светлым по щекам струятся. Я прошу Господа помочь укрепить мою веру, не дать ереси проникнуть в душу, отвести от греха вольного и невольного, а в ответ слышу: «Я с тобой. Молись крепче и сохранишь чистоту душевную, а с ней и веру незыблемую».

Дмитрий вздохнул и проговорил:

– А я вот ничего не слышу. Молюсь как все. То, что есть у тебя, мне не дано. Спору нет, в храме легко, светло, радостно. Но чувства, которые испытываешь ты, мне неведомы. Значит, Господь отвергает меня? Выходит, я не заслужил милости Всевышнего, так, Федя?

– Не так, Митя! Пред Богом все равны. Он прощает всех, кто искренне раскаивается в грехах. Просто, наверное, не каждому дано понять и осознать в полной мере милость Господа.

– Значит, ты понимаешь, осознаешь, а я нет?

– Может, и так, Дмитрий, только без обиды.

– Да какая уж тут обида! Ты у нас особый, книжки читаешь без принуждения, да какие! Даже отцы наши не все в них понимают. Ну да ладно. Что теперь делать будем? Заедем к нам, перекусим, коней накормим?

– А потом что? – спросил Федор.

– Я бы на ярмарку проехал, так она уже сворачивается. Может, по Москве еще погуляем, поглядим, как народ после торгового дня праздновать будет?

– Ладно, давай так и сделаем, – согласился Федор.