Герой империи. Битва за время - Александр Михайловский

«Быстроходный Гейнц» решил подороже продать свою жизнь (если, конечно, демону вообще возможно причинить вред) – лапнул рукой свою кобуру… но она, будто в дурном сне, оказалась пуста. Видимо, во всех этих пертурбациях, скачках и кульбитах пистолет где-то выпал и бесследно потерялся. Вообще-то пистолет генералу сам по себе и не нужен, разве только для того, чтобы застрелиться; но в данном случае, увы, у Гудериана отсутствовала даже эта возможность – не даться врагу живым. А это было важно, потому что ходили слухи, что демоны на допросах подвергают своих пленных врагов ужасным мучениям (хотя было непонятно, откуда взялась эта информация, ведь никто из тех, кто подвергался таким допросам, не мог вернуться обратно и рассказать о том, как это было). Наверное, это опять происки доктора Геббельса и своры его пропагандистов. Эти, не краснея, соврут на любую тему – такая уж у них работа.

Последнее, что Гудериан помнил из своей прошлой жизни – это то, что некая неодолимая сила подняла его в воздух и засунула в подобие то ли пенала, то ли помеси спального мешка со смирительной рубашкой, в которой он мог дышать, но был не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. И, кстати, он вошел в число тех немногих счастливцев, которым повезло выжить в этом нападении. Бойцыцы штурмовой пехоты сочли достойными захвата только несколько самых высокопоставленных офицеров, остальных же истребили без всякой пощады, ибо перед ними не ставилась задача брать пленных низкой сортности.

* * *

3 июля 1941 года, полдень, Ивацевичи.

Капитан штурмовой пехоты Ария Таним.

Мы, будто гиря на ноге, висим на правофланговой части главной группировки дейчей наступающей в направлении столицы страны Эс-Эс-Эс-Эр; и это продолжается уже четверо суток. Деньки эти были горячими, не без того; не зря же каждую ночь штурмовые шаттлы вывозят от нас на основную территорию раненых, доставляя взамен боеприпасы и продовольствие. Надо сказать, что поток отступающих частей страны Эс-Эс-Эс-Эр, уходящих от очень неприятной ситуации в окружении, к сегодняшнему дню почти иссяк, а значит, нам больше не для кого держать приоткрытой дверь к спасению. Да, мы уходим, но поставленную задачу мы выполнили до конца. Вражеская военная машина серьезно поломана, и починить ее в ближайшее время просто не сумеют.

К тому же и дейчи снизили накал атак на наши позиции. Это и неудивительно – у них тяжелейшие потери. Третий день мы планомерно отходим с рубежа на рубеж, и каждый раз оставляемая позиция оказывается доверху заваленной мертвыми телами в серых мундирах. У нас тоже имеются некоторые потери, но они незначительны. Ведь действия врага против нас не идут ни в какое сравнение с той бойней, какую мы устраиваем им раз от разу. Лишившись качественного преимущества, впервые на этой войне дейчи вынуждены оплачивать кровью каждый шаг вперед, и это только начало. Мы превосходим их в разведке, в качестве управления войсками, наше господство в воздухе на этом, очень важном, участке лишает дейчей привычной поддержки сверху, а артиллерия страны Эс-Эс-Эс-Эр, при использовании наших возможностей в разведке и корректировке, на две головы перевешивает оппонентов на той стороне фронта. Говорить о том, что каждый выстрел идет прямо в цель, еще нельзя, однако никто не разбрасывает снаряды впустую, так сказать, по кустам. Добавьте к этому умелое управление отрядами боевых машин, которые в самые критические моменты боя появляются на угрожаемых участках и огнем и маневром обращают вражеские атаки в прах. А возможности штурмовой пехоты – как с точки зрения создания плотности огня, так и в смысле умения наших девочек крушить все вокруг в рукопашной схватке… Вот и приходилось простым солдатам дейчей своими жизнями платить за желание тактиков скорее прорваться через наши позиции к отрезанным нашим ударам товарищам, оставшимся без поддержки и снабжения.

Кроме того, та группировка, которую дейчи так рвались спасти, тоже не существует более. Она сегодня утром пала под натиском наших товарищей, которые, пока шла битва за Ивацевичи, сумели накопить силы, перегруппироваться и нанести внезапный разящий удар во фланг, прикрытый только слабым заслоном. Крупнейшие тактики врага при этом попали в плен, а остальные были безжалостно убиты или просто разбежались кто куда. Разгром был настолько полным, насколько это вообще возможно. Уничтоженные нашим ударом части можно смело списать со счетов, а их техника после стараний саперов годится разве что для переплавки.

Теперь у войск страны Эс-Эс-Эс-Эр, входящих в нашу группу, есть возможность планомерно отступать вдоль дороги на восток всем соединением, вместо того чтобы бежать в леса, разбившись на мелкие группы, в надежде, что уцелеет хоть кто-нибудь. Такое медленное отступление боеспособной силы на второстепенном направлении тоже будет способствовать сдерживанию вражеского наступления, ибо у врага теперь нет возможностей атаковать эти войска с прежней яростью; при этом угрозы с фланга не потерпит ни один нормальный тактик. Самый важный вывод, который можно сделать из этого факта, заключается в том, что мы, (штурмовая пехота) на этом участке фронта больше не нужны. Пехотные соединения дейчей из второго эшелона в предшествующих боях понесли тяжелые потери и вряд ли захотят преследовать вполне боеспособную и готовую дать отпор группировку войск страны Эс-Эс-Эс-Эр, в опасении получить от нее очередное поражение. И в то же время они будут смотреть на нее одним глазом, опасаясь еще каких-нибудь неожиданных маневров.

Поэтому наше высшее командование в лице главного тактика Ватилы Бе решило перебросить нашу роту на новый участок фронта, где предстоят ожесточенные сражения. Конечно, жаль расставаться с новыми боевыми товарищами, с которыми мы сроднились за эти несколько дней. Но приказ есть приказ, и его надо выполнять. Понимает это и мой генерал, который сегодня был сам не свой. За все это время мы так и не уединились…

Его скромный подарок – букетик полевых цветов – я спрятала под броню к самому сердцу. Да, не увидала я прелести русских лесов, о которых он мне так вдохновенно рассказывал. Эх, жаль… Но, может быть, у нас еще все впереди… Кто знает, как все сложится… Не хочется думать о плохом; такой прекрасный день сегодня: небо синее-синее, будто вымытое, дует приятный легкий ветерок, неся чудесные ароматы цветущих лугов… Все будет хорошо! Звезда Любви будет всегда сиять над нашими головами! А умирать нам рано еще. Да и чего бы? Ха!

Впрочем, на самом деле до безмятежности мне было далеко. Почему-то именно сейчас мысли о возможной гибели настойчиво лезли мне в голову. Умирать и вправду было жаль – теперь, когда я полюбила мужчину, полюбила по-хумансовски, нежно, трепетно, страстно…