Но мы воскресли - Анна Дарвага

С меня в этом монологе требовалось только время от времени выдавать подходящие по смыслу восклицания. Так прошло полтора часа.

Таррагона уже была безлюдна, когда он высадил меня на улице Рамбла Нова, достаточно далеко от требовавшейся мне Мартей, куда я решила также добираться зигзагами. На все обходные маневры от точки десантирования до квартиры ушло часа два, хотя обычно эта дорога заняла бы минут двадцать. Улицы были пустынны, но я решила не рисковать и, зайдя в относительно необозримую подворотню сбросила платок, оторвала рукава и подол, чтобы казалось, будто на мне просто неряшливое платье, какие в Каталонии безмерно любят.

Когда-то мне казалось, что я слишком зацикливаюсь, но я купила квартиру с расчетом, что в нее можно попасть с крыши, зайдя в соседний примыкающий дом за углом, так что никто никогда не видел меня входящей в подъезд. А чтобы окончательно обезопасить свое лежбище, каждый раз перед посещением своего потайного уголка я применяла киношные методы грима. Теперь это давало мне небольшую надежду, что здесь меня не ждет засада. И как предусмотрительно я спрятала ключик в щели верхнего косяка двери!

Следов взлома не было, однако открыв квартиру, я сначала толкнула дверь и подождала реакции. Кажется, пусто, но пол показался тонким льдом, по которому нужно пробираться на ощупь – сначала оценивая безопасность будущего шага и только потом перенося на стопу вес тела.

Студия была как на ладони и в ней давно никого не было, так что оставалось рвануть на себя дверь ванной, что окончательно убедиться в безопасности. В душевой сидел только довольно жирный паук, но светлого цвета. «К известию». Но даже эта восьмилапая тварь была лучше, чем полицейский.

Тихо прикрыв за собой входную дверь, я, наконец, выдохнула и села на диван. Кроме него комната вмещала только узенький и пустой платяной шкаф. В тишине о себе дали знать колено и плечо. Уши наполнились гулом, глотку раздирала невыносимая жажда, превратившая рот в сухую древесину. Эхо приближающейся головной боли уже доносилось из глубины черепной коробки и при этом малейший поворот шеи отстреливал в распухшую челюсть. Травмы – это полбеды, покуда в крови литр адреналина. Однако на утро мне станут понятны все чувства форшмака на дне миксера.

Умирать, когда тошнит, неохота. Хочется, чтобы сначала перестало мутить, а потом нехай – можно сдохнуть. Подняв себя за волосы на манер Мюнхгхаузена, я подтянула себя к раковине на кухонке, наклонилась и дернула кран. Водопроводная вода в Испании омерзительна. Однако после целого дня погони я остервенело глотала воду – задыхаясь, кашляя, подавляя рвотные позывы, но не переставая лакать до тех пор, пока не унялось першение в горле.

В кухне, за тумбочкой, прилегающей одной стороной к плите пластиковый плинтус был тонко разрезан. Отодрав его, можно было поддеть напольную плитку, под которой лежал железный ящичек, замотанный в пластиковый пакет. Я самостоятельно выкорчевывала эту дыру, орудуя перфоратором, ломом и тихим русским матом, так что ни одна душа в мире больше не ведала об этом тайнике. В нем были припрятаны паспорта, пятнадцать тысяч евро, десять тысяч долларов и связка ключей от банковской ячейки. Теперь, если мне удастся выбраться из Испании, то есть шанс изящно исчезнуть.

После нервного душа, когда мне каждые пять секунд чудился грохот в прихожей, я распласталась на голом диване и думала, что моментально засну. Но не тут-то было. Мозг решил перемолоть все случившееся за день.

Как тонка оказалась грань между буднями и катастрофой. Кто-то завтра пойдет с утра в тысячный раз открывать фруктовую лавку. Кто-то накормит сына и отправится на работу в муниципалитет. А я побегу, как соленый заяц и никто не гарантирует, что ушастый не скачет прямиком в капкан.

Мысли от собственной безысходы вернулись к мертвой Мие. Хороший ход – убить мою напарницу и подставить меня. Этот человек или даже компания сапиенсов хорошо нас изучила. Но кто они? Кто-то из клиенток решил, что мы слишком много знаем? Но тогда было логично убрать и меня, ведь начни я сдавать заказчиц, у Альмодовара не было бы проблем с материалом лет на тридцать вперед. Не успели? Что-то им помешало? Не уверена. Все слишком ювелирно сошлось. Может быть, тот, кто застрелил Мию, дал мне сбежать и теперь следит за мной, а я просто отправляюсь прямиком в ловушку? Слишком много пока было вопросов и совсем недостаточно ответов.

Я снова шла по коридору, открывала дверь ванной комнаты. Свет был серый и тусклый. На кафеле и краях ванны, наполненной кровавой водой, остались темно-бордовые брызги. Однако Мии здесь не было. Все это мираж? Но ее голос зазвучал откуда-то сверху: «Помни, ты здесь не одна! ». Через окно, нелепо ведущее в гостиную, я увидела врывающихся в дом полицейских. Попытка разбить стекло пистолетом ни к чему не привела, так что пришлось броситься на него всем телом. Движения казались тяжелыми, будто я ворочалась в застывающей смоле. Вместо падения получилось вязкое оседание в темный колодец, а ко мне уже тянулись огромные узловатые руки.

Я вскрикнула и подскочила. За окном было яркое солнце. Кажется, уже наступил полдень.

***

У Хоффмана были нереалистично серые глаза. Точнее, даже не серые, а цвета хромированной стали. В сочетании с платиновыми волосами и гладким бесскулым лицом он походил на персонажа дистопии. От человека с внешностью сталепрокатного завода не ждешь большой эмоциональной подвижности, но Хоффман, напротив, всегда плохо справлялся с чувствами. В массе своей, негативными.

В тот день еще ничто не успело вызвать у него раздражения. Сидя в мягком, кожаном кресле-колыбельке, он просматривал почту, изредка отправляя рубленые ответы. В дверь постучались. Хоффман не утруждался сильно повышать голос, ожидая, что все визитеры будут с вниманием прислушиваться к самым слабым сигналам: «Да-да! », – проговорил он, едва выдохнув.

В проеме показался здоровяк средних лет с коротким ежиком на шишковатой голове. Черный дешевый костюм сидел на этой горе мышц, как стручок на перезрелом горохе. «Господин Хоффман, разрешите? » – Да, господин Уллевик! Чем обязан?

Уллевик захлопнул за собой дверь и прошел к столу. Хоффман кивнул на стул напротив. Крепыш уселся, положил на стол бумажную папку, расположил массивные руки на подлокотниках и заговорил вдумчиво, в меру громко и веско:

– Господин Хоффман. У меня очень серьезная информация. Мне поступил сигнал от Рудольфа Штайнгера, что за ним установлена слежка.