Мост - Нэнси Роммельманн

Весть о случившемся заняла первую страницу воскресного выпуска «Орегониан», хотя к тому времени огласке были преданы лишь самые общие сведения. Дети провели в воде более получаса. Поначалу, из-за возраста, умалчивались даже их имена. Читатели были потрясены и опечалены. Одна обитательница прибрежного дома вспомнила о мужчине, который, скрываясь от полиции, спрыгнул с моста Селлвуд. Однако от вести о сброшенных в реку детях у женщины, по ее словам, «разбилось сердце»:

– И ведь это произошло буквально в двух шагах от меня.

В статью включили фотографию Аманды крупным планом. На ее напряженном лбу собрались морщины, однако, несмотря на растрепанные темные волосы, она казалась… Какой она казалась? Потрясенной? Изнуренной? Отчаявшейся?

Стоя у себя на кухне с чашкой утреннего кофе в руках, я не могла дать точного ответа на этот вопрос. Как, по моему мнению, должна выглядеть мать, которая только что сбросила собственных детей с моста? В итоге не нашлось лучшего эпитета, чем «сломленная».

Фото Аманды, 2009 год

Я решила изучить комментарии в Интернете. Кто-то сострадал, молился за детей и призывал уделять больше внимания психически нездоровым людям, однако в основном Аманду всячески поносили. Люди предлагали повесить ее под Селлвудским мостом, но опускать веревку медленно, чтобы шея не сломалась сразу; вытатуировать «детоубийца» на ее лбу и отдать толпе. Люди выражали разочарование, ярость, всеобщее осуждение, так что можно было легко поддаться всеобщему веянию и присоединиться к народному гневу.

Я вновь взглянула на фото. Аманда показалась мне привлекательной женщиной; она выглядела на свои тридцать и один год; у меня тоже примерно в этом возрасте подрастала четырехлетняя дочь – Аманда же на тот момент решила убить собственного сына. Что привело ее на мост – на то место, где она решила, что будет правильным убить своих детей?

Во вторник, 26 мая, Аманда Стотт-Смит была призвана к ответу портлендским Центром правосудия. Когда я пришла туда, в зале не было никого, кроме двух операторов. Мы предполагали, куда будет смотреть Аманда, когда войдет – вперед или в пол. Обсудили других родителей-детоубийц из Орегона: Кристиана Лонго, который задушил собственную жену и ребенка, после чего сбросил еще двух своих детей с моста; Диану Даунс, которая нанесла огнестрельные ранения детям, сидя с ними в машине.

К 14: 10 четыре ряда скамей в помещении уже занимали двадцать два человека. Я не знала никого из присутствующих – лишь могла предположить: быть может, молодой человек в последнем ряду, придавленный с одной стороны, похоже, матерью, с другой – сестрой и громко хлюпающий носом, как-то связан с Амандой? Если да, то мне нужно поговорить с ним.

Пока секретари судебного заседания и стенографистки болтали и смеялись, включая компьютеры с однообразным музыкальным сопровождением «Виндоус», я взглянула на того молодого человека. Едва заметно, с уважением, улыбнулась ему. Он улыбнулся мне в ответ. В 14: 27 появилась судья Джулия Филбрук. Все встали. Окружной прокурор сообщила судье, что, помимо Стотт-Смит, необходимо выслушать еще трех обвиняемых. Вызвали того самого молодого человека с последнего ряда. Он поднялся и встал перед судьей. Его обвиняли в нападении третьей степени. Он уверял, что невиновен. Ему сказали прийти снова третьего июня, после чего он ушел. Его мать, прежде чем выйти следом, взглянула на меня распухшими от слез глазами.

Судье сообщили, что Стотт-Смит пока не готова явиться. Вместо этого к ответу призвали еще одного молодого человека, одетого в тюремную робу, долговязого, с рокерской прической. Он обвинялся в хранении героина. Судья спросил, понятно ли ему обвинение.

Молодой человек ответил:

– Кх.

Ему предложили записаться на лечение. Он, кажется, не слушал. После чего спросил адвоката:

– Меня сегодня отпустят?

Адвокат ответила: непременно отпустят.

– Круто, – произнес парень.

Далее вызвали еще одного юношу, обвиняемого в нападении второй степени. Судья спросила, способен ли тот позволить себе адвоката.

– Зависит от цены, – ответил юноша.

– У вас есть счет в банке? – спросила судья.

– Да.

– И сколько на нем денег?

– Ну, там минус, – ответил юноша. Судья назначила ему адвоката. Разговор со всеми тремя занял не более восьми минут.

Двое охранников ввели Аманду. На ней была ватная рубашка елового цвета, так называемый «черепаший панцирь», выдаваемый в тюрьме потенциальным самоубийцам. Аманда показалась мне похожей на коренную американку: кожа кремово-кофейного цвета, высокие и широкие скулы. Густые черные волосы были распущены, однако лежали аккуратными прядями. Телеоператоры не угадали – Аманда не опустила глаз. Она держала голову прямо и смотрела вперед, вот только взгляд ее непрестанно блуждал по помещению.

Судья зачитала обвинение: во-первых, в убийстве при отягчающих обстоятельствах; во-вторых, в покушении на убийство при отягчающих обстоятельствах. «Отягчающие обстоятельства» предусматривали ужесточение наказания, а также, конкретно в этом случае, указывали на умышленный характер преступлений. Дойди дело Аманды до судебного процесса, ее могла ждать смертная казнь.

Адвокат Аманды упомянул, что находится здесь лишь из уважения к ее семье. Истинный смысл его слов так и остался неясным. Я была не в силах отвести глаз от Аманды, взгляд которой никак не мог задержаться на одном месте. Казалось, будто ей сложно даже стоять, будто невидимый груз на плечах тянет ее вперед и вниз. Судья спросила:

– Вы понимаете природу предъявляемых вам обвинений?

Аманда ничего не ответила. Судья спросила еще раз:

– Вы понимаете, в чем вас обвиняют?

И на этот раз Аманда посмотрела на нее. Кажется, зашевелила губами. Все присутствующие застыли в ожидании.

И наконец услышали:

– Мэ.

После невнятного звука, который журналисты, полицейские и политики расшифровали как «никому уже не узнать, что именно произошло» или «никто не ожидал, что так получится», судья Филбрук сказала следующее:

– Аманда Стотт-Смит остается под стражей до третьего июня, после чего вновь придет сюда.

Охранник взял Аманду под локоть, чтобы проводить ее из помещения. Та, кажется, даже не поняла, что ей нужно уходить. Тогда второй охранник развернул ее к дверям, и она вышла из зала медленной и тяжелой походкой, будто продвигаясь сквозь глубинную толщу воды.

2

23 мая 2009 года, Милуоки, штат Орегон

Без малого в семь утра Джеки Дрейлинг услышала, как к дому поворачивает полицейский автомобиль. С тех пор как Джеки узнала о судьбе правнуков, она не решалась покидать дуплекс (двухквартирный дом), в котором жила вместе с дочерью и зятем, Кэти и Майком Стоттами. Она не хотела показываться репортерам, которые, оставив свои фургоны на обочине, уже поджидали ее в засаде. Джеки была уверена, что до последнего своего часа – который, как она надеялась, наступит уже скоро – не сможет постичь, почему судьба так жестоко обошлась с ее семьей. Они ведь всегда были добропорядочными гражданами!