Тайна Лисьей норы - Елена Хороших

В скором времени партию покинули все, кто имел хоть какое-то, даже вялое, но своё мнение. Остались те, кому идти было некуда и кто мечтал добиться политических высот во что бы то ни стало. Ко второй когорте относился и Клим Деловар.

Особого труда втереться в доверие к Бдюнько не составляло. Старые, как мир, уловки – лесть, ложь, прислужничество – работали безотказно. Клим громко смеялся над плоскими шутками шефа, безотказно исполнял мелкие поручения, уважительно называл «господином», подобострастно открывал дверь автомобиля. Если бы его знаменитая мать, Кармен Ярош, узнала, в кого превратился сын в погоне за тёплым местечком, она лишилась бы дара речи. Но Бдюнько нравилась гибкость смышлёного парнишки и он приблизил его к себе: стал брать Клима на деловые переговоры, встречи, фуршеты, свадьбы, поминки, дни рождения. Представлял везде, звал по-отечески ласково, Климушкой, и доверял ему подержать свою кожаную барсетку. Некоторое время поговаривали даже о нежных отношениях председателя партии со своим вассалом. Но на эти сплетни ни тот, ни другой внимания не обращали, тем более не возмущались, ведь в моде была её величество толерантность.

Однажды Клим застал шефа крайне озабоченным, в дурном расположении духа. Парень знал, что с вопросами лезть в такие минуты себе дороже. Поэтому поступил мудрее: предусмотрительно закрыв дверь на ключ, молча снял с Бдюнько пиджак, рубашку и принялся массировать нежно-розовые телеса. Массаж был слабым местом Бориса Борисовича. От наслаждения он постанывал, томно вздыхал и вскоре Климу стала известна причина скверного настроения Бдюнько. Оказывается, в предстоящих выборах в Сборище набрать хоть какое-то количество голосов псевдонародной партии «Отзовись! » не светило. Более того, никто из предполагаемых соратников даже не собирался брать с собой на крыло Бдюнько и идти объединёнными списками партий на выборы. Борис Борисович мрачно прикидывал, кого в очередной раз пустить ко дну, а Климушка вдруг явственно ощутил, как от него неведомые силы откатывают вожделенное кресло члена Сборища. Он запаниковал и тут же понёсся к маме. Клим был уверен, что она ему поможет, ведь такое благое дело! Кто из матерей не хочет, чтобы чадо было хорошо пристроено? Всего-то надо сделать то, что у неё так здорово получается, – силой своих фантазий повлиять на события в реальной жизни.

Мама многим помогала таким образом: «излечивала» тяжелобольных, «наделяла» финансовым благополучием неимущих, «возвращала» работу тем, кто её потерял. Люди знали о таланте писательницы и, не стесняясь, обращались к ней за помощью. Клим был уверен: когда Кара узнает, о чём он её просит, то не сможет отказать. Это же, в конце концов, касается уровня жизни их семьи! Поэтому, когда получил жёсткий и безапелляционный отказ, опешил. Он уговаривал, объяснял, молил, даже бухнулся на колени, но мать была непреклонна. Тогда Клим сделал то, что сделал бы на его месте любой недоросль: просто ушёл из дома. Назло всему миру. Он надеялся, что обезумевшая от горя мать сломается, найдёт его, вернёт, и, в конце концов, сделает всё, о чём просит сын.

Он отсутствовал дома неделю. Когда вернулся, обнаружил на кухне в помойном ведре её смартфон. В квартире было чисто как в операционной, холодно и неуютно. Яры, семейной любимицы, тоже не было. Клим ждал, надеясь на скорое возвращение матери и собаки, но так и не дождался. Пытался искать, – безрезультатно. Впору опять осерчать, что он не преминул сделать. Набил рюкзак ненужными вещами и ушёл.

Когда человек молод и обижен на весь свет, он совершает цепь неверных шагов, пускаясь во все тяжкие. Заливает обиду алкоголем, травится наркотиками, выдает карт-бланш на свою судьбу кому угодно. От этого мрачного вонючего угара тошно и стыдно, но остановиться уже невозможно.

Если бы у Клима был настоящий друг, который бы понял, поддержал, не дал с головой уйти в свою боль, возможно, всё случилось бы в жизни иначе. Но он оттолкнул друзей, когда связался с Бдюнько. А сам Борис Борисович, узнав о том, что на помощь знаменитой матери Климушки надеяться не приходится, разозлился на помощника, сгоряча выгнал его и велел без Кары не возвращаться.

…В тот злополучный вечер Клим, как всегда в последнее время, сидел в захудалом баре. Дешёвое пойло, дрянная еда, грошовые девки были для парня сейчас нормой. Он презирал себя, но сил выбраться из этой помойки у него не было.

Стол, за которым он сидел развалясь, был склизким от жира и грязи. Жёсткие неудобные сиденья в островках потёртого дерматина не располагали к долгим задушевным беседам. Однако те, кто их просиживал, уже давно забыли, что такое комфорт.

Клим уныло крутил в руках полупустой стакан с мутной жидкостью. Он не хотел знать, что пьёт. Его устраивал крепкий шмурдяк, моментально отшибающий чувства и мысли. «Чем хуже, тем лучше», – пульсировало в голове. Такое впечатление, будто уксус развели старым малиновым вареньем, взболтали и добавили в него первач самогона. Купаж еще тот, но кто ж на такие пустяки будет обращать внимание?

Дверь бара открылась, и в помещение вошёл статный смуглый мужчина в длинном чёрном плаще.

«Как банально, – подумал Клим. – В какой ещё одежде может зайти в этот бар человек? Только в чёрной. Смешно».

Он уже хотел отвести взгляд от вошедшего и забыть про него, как вдруг ощутил сильный озноб. Поднял голову, удивлённо оглянулся: откуда такой могильный холод? Ему показалось, что в долю секунды тёплое помещение вымерзло, люди окоченели, воздух зазвенел от дрожащих льдинок, наполняющих окружающее пространство. «Какого чёрта! », – выругался про себя Клим. Он хотел встать и уйти, но не мог пошевелить и пальцем. Руки прилипли к стакану, ноги не слушались, даже глаза не могли моргать. Только мысли в голове носились, как загнанная стайка птиц, и всё тревожнее становилось на сердце. «Надо же, – пронеслась в голове следующая мысль, – а я ещё могу испытывать тревогу и даже страх. Может быть, это конец? »

Не разобравшись, принесла ли эта мысль ему облегчение или ужас, Клим вновь попробовал подчинить тело. Однако, как ни старался, ничего не получилось. Смирившись, он обречённо закрыл глаза и отключился.

Сколько Клим находился в состоянии полусна он и сам не знал, но когда очнулся, в баре опять было тепло и шумно. В полуметре от него что-то глухо стукнуло о плитку пола. Приподняв голову, Клим заметил, что возле стола, за которым он сидел, появился деревянный стул с высокой спинкой, на котором элегантно расположился чёрный плащ. Рядом примостилась невероятной красоты трость из цейлонского эбенового дерева с серебряным набалдашником в виде головы императорского тамарина. Глазницы зверька сверкали изумрудами, из пасти с загнутыми длинными усами торчал рубиновый язычок. Тамарин будто смеялся над собеседником своего хозяина.

Человек в чёрном неторопливо откинул полу сюртука и присел. Его не смущала заброшенность бара, грязный, липкий стол, люди, пришедшие сюда напиться и забыться. Человек был сосредоточен и ни на йоту не сомневался в том, что его будут внимательно слушать, более того, – внимать каждому слову.

– Ты сильно сдал в последнее время, Клим.

Парень удивленно округлил глаза. Гнев, подогретый алкоголем, вмиг закипел в жилах.

– Успокойся. Это всего лишь констатация факта. Не собираюсь тебе читать морали. Я здесь нахожусь с иной целью.

Клим хмыкнул и потянулся к стакану. Что ему чьи-то цели, если он свои давно растерял.

Незнакомец не спеша продолжил:

– Ты без своей матери похож на вырванный с корнем цветок. Уже вялый, но еще не засохший. Как ты умудрился её от себя оттолкнуть? – Последние слова он произнес, задумчиво покусывая верхнюю губу, идеальную линию которой повторяли тонкие, будто нарисованные усики.