Саша. Маленькие повести - Валерий Казаков

В стране вдруг появились новые лидеры, ничем себя в прошлом не проявившие и ставшие популярными как бы по воле случая – как-то неожиданно и некстати. Эти люди были очень разными – серьёзными и смешными, трезвыми и пьяными, веселыми и грустными. Некоторые из них были искренне убеждены, что должны пострадать за народ, а потом, если понадобиться – этот же народ облапошить. И, как это всегда бывает в России, они были уверены, что пришли к власти не просто так, а по воле истории для главных своих свершений. Пришли с багажом новых идей и великой тягой к самоутверждению.

Крутой поворот был сделан в 1991 году, когда корабль русской истории накренился на этом повороте так, что черпнул одним боком и кое-как вырулил на нужный фарватер, где на далеком горизонте тонкой полоской (в толщину нефтяного пятна) уже обозначился манящий и лучезарный капитализм. Наверное поэтому, старики привыкшие из последних сил защищать прежние коммунистические идеалы, стали спешно вымирать, как ненужные мамонты. Новые политики сделали опору на людей деятельных и беспринципных, которые оказались отъявленными проходимцами.

Но, не смотря на все потуги, новая власть достичь успеха не смогла. Она сумела породить только маленькую кучку изворотливых дельцов, поспешно набивающих бездонные карманы, входящими в обиход долларами… Наступило смутное время. Время беспринципных личностей и неумелых вождей.

Это время как нельзя лучше подходило для тихого дачного строительства, а так же для хитроумного воровства. В общем, для жизни в глубоко провинциальной бескрайней и бесхитростной России, где новые надежды легко разбиваются о громоздкие камни быта.

Павел Егорович в это самое время начал строить свой новый дом. Сначала он мечтал о доме в три комнаты, с теплым туалетом и центральным отоплением. Но когда первый этаж уже был готов, он решился пристроить к нему второй – на бетонное перекрытие потолка, а затем – третий – в виде деревянной мансарды. Немного погодя, радом с домом возник гараж на две машины, железный кованый забор с узорами, с кирпичными столбами, и ворота с переговорным устройством.

Вскоре новый дом Павла Егоровича стал городской достопримечательностью, вызывающей зависть не только у бедных горожан, но и у благополучного в этом отношении начальства.

Какое-то время после окончания строительства, Павел с ужасом ждал, что его вызовет к себе городской прокурор и, как бы между прочим, спросит, на какие такие средства он возвел свою хоромину? Или налоговая инспекция привяжется. Начнет интересоваться доходами. Но прокурору было не до этого. Он сам строил за городом дачу, отдаленно напоминающую средневековый замок, а налоговая служба только ещё становилась на ноги, и её начальник долго подыскивал место для хорошего кирпичного особняка на столичный манер. Поэтому людей в форме в налоговой службе боялись, как огня, и по возможности старались с ними не связываться. В городе давно поговаривали, что в скором времени Павел Егорович перейдет работать в область. С его способностями в сыскном деле это вполне естественный, можно сказать, логический шаг.

***

К середине зимы девяносто третьего года новый дом Павла Егоровича был уже полностью подготовлен для заселения. Отделочные работы снаружи и внутри были завершены, стекла вставлены и отмыты до полноценного блеска, полы выкрашены, стены побелены. В общем, дом производил приятное впечатление снаружи и изнутри, он сиял крутой оцинкованной кровлей, искусно выгнутыми водостоками, манил белизной высоких стен. По высоте он был чуть ниже Троицкого собора, и поэтому из мансарды этого дома открывался прекрасный вид на город, где давно не велось никакого строительства по причине отсутствия в городской казне денежных средств. В городе закрывались детские ясли, школы и больницы. Но при этом во всех пустующих зданиях открывались новые частные магазины, торгующие непривычными для русского слуха «марсами» и «сникерсами», джинсами и кроссовками, да ещё спиртом под музыкальным названием «Рояль», навевающим вполне определённые музыкальные ассоциации на тему русских песен Глинки и Мусорского.

Вере очень понравилась в новом доме одна комната на втором этаже, из окна которой открывался прекрасный вид на реку Уржумку, заросшую по берегам красноватыми ивами. Она прошлась по просторной комнате туда – сюда с торжествующим видом и объявила мужу, что в этой комнате будет её спальня.

– А моя, в таком случае, где? – не понял Павел.

– А твоя – напротив, – нашлась Вера.

– Но ведь раньше мы спали вместе.

– Тогда мы были бедными, – парировала Вера. – А сейчас всё иначе, сейчас нам не нужно стеснять друг друга.

– Но…

– Это признак хорошего тона. Как ты не понимаешь… Надо книги читать, друг мой.

И Павлу пришлось с ней согласиться. Не хотелось выглядеть перед женой недотепой, этаким некультурным, незначительным человеком. К тому же это вовсе не означало, что жена ему в чем-то отказывает, что-то запрещает. Вовсе нет. Просто в их супружеские отношения вносится новый штрих, очаровательный элемент призрачной разобщенности, которую можно нарушить в любую минуту, чтобы сблизиться в порыве страсти.

После хорошо спланированного и легко осуществленного переезда в город, Павел с удивлением заметил, как быстро Вера освоилась в новом положении. Она стала разгуливать по магазинам, заинтересованно разглядывая красочные витрины, и при этом всегда что-нибудь покупала, – то алюминиевую мясорубку, с элегантным электрическим приводом, то большую блестящую кастрюлю из нержавеющей стали, то деревянную разделочную доску, раскрашенную под натюрморт и производящую впечатление серьёзной жанровой картины. Хождение по магазинам стало для Веры своего рода ритуалом. Она отдыхала, совершая его. Она наслаждалась свободой расходования средств, тем, что не нужно всё время себя контролировать. Сейчас она с явным удовольствием замечала что-то новое на полках, на вешалках, на прилавках, и старалась внимательнее присмотреться ко всему новому, узнать о его цене и назначении. А вдруг как раз этого и не хватает у неё в просторном доме. И очень часто это было именно так, пока вырученные от продажи золота деньги не иссякли окончательно… После этого Вере Ивановне стало скучно. Она целыми днями ходила по гулким комнатам от окна к окну и с высоты птичьего полета смотрела на город. Из окон, выходящих на восточную сторону, был виден маленький городской парк с фонтаном и танцплощадкой в центре. По вечерам Вера иногда выходила туда погулять по аллее между лип. При этом она водружала на голову светлую фетровую шляпку с бумажными цветами, а в руку брала зонт в виде трости. Ей сейчас очень хотелось производить впечатление состоятельной дамы. И хотя на улице кое – где ещё лежал снег – одевалась она легко, с намеком на моду.

Когда в конце марта с крыши скатилась последняя тала вода, смотреть в окно стало приятнее. Солнце появлялось уже на целый день, и тень от высоких рам в золотисто-желтом пучке на полу медленно двигалась с запада на восток, согревая поочередно – стену, паркет, подоконник. В такие дни Вера Ивановна могла весь день просидеть у окна в состоянии сонного блаженства, пространно наблюдая за тем, что происходит на улице. Какого цвета небо, какой причудливой формы облака, откуда дует ветер.

***

Однажды она заметила на яркой весенней улице старичка приличной наружности, который нерешительно прошелся мимо дома супругов Большетрубных туда-сюда, а потом вдруг остановился перед железными воротами как бы в некотором замешательстве. Вера не сразу узнала в нем младшего Небогатикова. Это узнавание почему-то встревожило её. Заметно волнуясь, она спустилась вниз на первый этаж, подошла к переговорному устройству и остановилась перед ним в нерешительности. Динамик молчал. Посмотрела на старичка через оконную раму. Увидела, что тот стучит клюшкой в дверь. «Вот глупый старикашка, – раздраженно подумала она, – что он кнопки не видит? » Старик перестал стучать, он, кажется, заметил что-то на воротах. Потом поднял одну руку вверх и немного подался вперед – переговорное устройство заработало. Вера взяла в руку трубку микрофона и привычно сказала: