Детакто - Дамир Майкенов

Тюремный блок заполнил очередной крик Нагана:

– Ты больше никогда не сможешь поднести ко рту кусок хлеба!

Из одной камеры впереди высунулась кисть заключенного для последнего рукопожатия. Андрей не успел к ней подойти. Надзиратель подскочил и ударил дубинкой по высунутой руке, и та с громким стоном боли исчезла.

– Ах, сука, тварь… – послышалось из камеры, но очередной громкий удар дубинкой по решетке заставил голос умолкнуть.

– Ты больше никогда не сможешь почесать себе яйца! – снова крикнул Наган.

Его голос эхом отразился от стен.

Из некоторых камер послышались громкие смешки.

– Заткнулись все! – рявкнул Наган.

Смешки быстро прекратились.

Надзиратель остановил Андрея у массивной металлической двери, ведущей из тюремного блока. Он постучал по ней дубинкой, затем помахал камере видеонаблюдения.

Послышался громкий гудок и щелчок разблокировки замка.

– Ты больше никогда не сможешь… – вновь крикнул Наган, но не закончил мысль.

Надзиратель открыл тяжелую дверь, пропустил Андрея вперед, затем вышел сам.

Тюремный блок вновь заполнился криком Нагана:

– Стой, Андрюха, откажись!

Но Андрей его уже не слышал.

Надзиратель закрыл металлическую дверь.

Снова прозвучал громкий гудок и щелкнул блокиратор замка.

Коридор тюремного блока опустел.

* * *

У здания тюремного лазарета был аккуратно припаркован большой, оборудованный по последнему слову техники фургон без опознавательных надписей. Это и был передвижной медицинский центр для проведения детактоскомии. Со стороны – большой бело-грязный параллелепипед на колесах, но внутри его было стерильно чисто и светло.

Андрей лежал на специальном операционном столе лицом вниз. Его руки были аккуратно расставлены на мягких подставках, а лицо помещено в отверстие круглой, похожей на бублик подушки.

Взволнованный взгляд его бегал по полу.

Тюремный врач стоял у пустой стены, увлеченно листая какую-то документацию. Хирург – пожилой мужик в медицинской маске, белом халате и латексных перчатках – сначала старательно ощупал мышцы и суставы рук Андрея, затем специальным маркером начал аккуратно ставить на определенных местах кожи жирные точки.

– По закону. – Занятый своим делом, он говорил медленно, будто обдумывая каждую последующую фразу. – Осужденным за тяжкие преступления. Такие, как убийство, изнасилование, педофилия и другие. Детактоскомия проводится от кончиков пальцев до плечевых дельт. Вы в курсе?

– Да, – ответил Андрей.

– Если бы вас осудили. Скажем, за кражу. Процедуру провели бы только на кистях рук.

– К сожалению, я не вор.

Над спиной «распятого» Андрея нависал специальный аппарат с металлическими «щупальцами» и хирургическими инструментами на их концах.

– Но вы осуждены за убийство. А это тяжкое преступление, – продолжил хирург. – Поэтому мы обязаны провести детактоскомию в соответствии с уголовной статьей…

– А не с тем, считаю я себя виновным или нет.

– Хорошо, что вы это понимаете.

– Но я невиновен. И всегда буду утверждать это. Были бы у меня хоть какие-нибудь доказательства…

– Хватит уже, – прервал его тюремный врач, – заладил одно и то же. На суде надо было все это говорить.

– Так я на суде и говорил…

– Хватит. Не отвлекай людей от работы. Им неинтересно, как и почему ты сюда попал.

Андрей сжал и разжал кулаки, представив, как дает тюремному врачу в морду.

Пока еще он был способен на это.

Но желание его за пределы фантазий не вышло.

Ассистентка хирурга, худенькая женщина, мурлыча под нос что-то из Бетховена, надела на голову Андрея массивный пластмассовый шлем с датчиками и проводами, а затем зафиксировала его.

– А это больно? – спросил Андрей.

– Для вас нет, – ответил хирург. – Уснете здесь и проснетесь в камере. А вот нам работать около десяти часов.

Анестезиолог – парень, который по внешнему виду был еще слишком молод для подобной профессии, – готовил раствор наркоза, ловко орудуя ампулами и шприцами.

Ассистентка набирала на клавиатуре какие-то данные, сверялась с графической и цифровой информацией, выведенной на экраны мониторов с датчиков на странном футуристическом шлеме.

Частое дыхание Андрея выдавало его волнение.

– К чему эти сложности? – спросил он. – Нервные окончания, нейроны, импульсы. Ампутация была бы с той же пользой.

Тюремный врач отвлекся от бумаг.

– У нас нет права калечить здоровых людей. Инвалидом тебя сделает несчастный случай или война. А мы сохраняем эстетичный вид… так сказать, естественный облик человека.

– Чтобы другие люди от меня не шарахались?

– Совершенно верно, – согласился хирург. – Мы ведь живем в гуманном обществе, верно?

– Ну, вы-то – может быть.

Ассистентка включила устройство со «щупальцами» на потолке, начала проводить диагностику. «Щупальца», жужжа, зашевелились, готовые вонзиться в плоть. На конце одного из них показался пучок тонких наэлектризованных нитей. Они начали извиваться, словно длинные металлические черви, следуя каким-то определенным и давно установленным программным алгоритмам.

Ассистентка поправила руки Андрея на подставках, затем с помощью крепких кожаных ремней намертво зафиксировала их. Хирург, дорисовав множество точек на руках Андрея, отложил маркер.

– Думаю, можно начинать, – сказал он коллегам и решил в последний раз обратиться к заключенному: – Лавров, вы еще можете отказаться. Вас поймут. В этом нет ничего такого…

– Погнали, – ответил Андрей, часто и взволнованно дыша. – Как говорится, была не была.

Анестезиолог зарядил шприц-пистолет ампулой с готовым раствором наркоза.

Ассистентка склонилась над Андреем и прошептала ему на ухо:

– Надеюсь, вы не были виртуозным музыкантом.

– Может, хватит болтать? – Анестезиолог прижал шприц-пистолет к шее Андрея и «выстрелил» раствором.

– Ай! Нет, яннннн… – успел произнести Андрей, прежде чем вырубиться. Его тело мгновенно расслабилось, будто выключенное.

Аппарат над ним загудел чуть громче.

На экранах мониторов заплясали графические и цифровые данные.

Раздались ритмичные звуки.

Ассистентка нажала на кнопку старта.

Аппарат с пришедшими в движение «щупальцами» начал с жужжанием опускаться с потолка. На конце одного из этих «щупалец» включился лазерный луч…

* * *

Когда Андрея после процедуры детакто доставили в камеру, над этой частью мира уже взошло холодное ноябрьское солнце.