Аполлон и Стикс - Ирина Алеева

Ему не хотелось рассказывать Андреасу сон целиком. Образ женщины был чересчур реалистичным. Ему казалось, будто она уже принадлежит ему, и делом чести было сохранить определенные аспекты отношений с ней втайне. Тем не менее, он упомянул, что снова видел ее во сне и атмосфера сна снова была связана с его студенческими днями.

– Я заинтригован, – сообщил Андреас, распадаясь на пиксели в окне скайпа.

Алекс лежал в гостиной на диване – том самом, который она занимала в предыдущем сне, – и его удаленность от раздававшего интернет роутера превращала сессию в серию оборванных и вновь возобновленных контактов.

– Очень заряженный образ, – сказал Андреас после очередного перезвона.

– Да. Даже маршрутизатор коротит, – усмехнулся он.

– Сколько ей лет? – спросил Андреас.

– Лет? – Он задумался. – Моя ровесница, я бы сказал. Выглядит молодо, но в глазах есть зрелость.

– То есть тридцать пять? – спросил Андреас, то ли уточняя, то ли подчеркивая конкретное число.

– Тридцать пять, – рассеянно подтвердил он.

– Чем для вас важен этот возраст?

Интернет работал исправно. С профессиональной точки зрения, Алекс понимал необходимость вопроса, но, как клиент, не мог не почувствовать раздражения. Андреас прекрасно знал, чем для него важен этот возраст.

– Моим родителям было по тридцать пять лет, когда они погибли, – сказал Алекс. – Но я, честное слово, не вижу ни малейшей связи между ней и… ними.

– Через возраст связь, очевидно, есть, – сказал Андреас.

– Я не знаю, может, ей двадцать восемь. Может, тридцать два. – Он решил дать раздражению выход. – Я не просил ее паспорт.

– Не придумывайте, – посоветовал Андреас. – Вы злитесь?

– Немного, – признался он. – Не хочется погружаться в эту тему.

– Что вы чувствуете, когда думаете, что на шкале возраста достигли той отметки, когда жизнь ваших родителей оборвалась? – спросил его мучитель.

– Что я уже достаточно стар, чтобы прекратить оплакивать свое сиротство? – предположил Алекс. – Но вообще-то, я об этом не думаю.

– Вы говорите, во снах ее появление всегда обставлено отсылками к вашему студенчеству, – сказал Андреас, как будто игнорируя его ремарку.

Алекс кивнул.

– Какие переживания того времени аналогичны вашему опыту потери родителей? – спросил Андреас.

Это становилось откровенно невыносимым. С холодным любопытством исследователя, Алекс наблюдал, как возникавшие у него эмоции были целиком сконцентрированы на Андреасе и как психика упорно не признавала других поводов печалиться, злиться или горевать.

– Это довольно очевидно, – едко сказал он. – Будучи студентом, я пережил еще одну потерю.

– Она похожа на Лизу? – прямолинейно спросил Андреас.

– Примерно как небо и земля, – гораздо ровнее ответил Алекс и вдруг хмыкнул от неожиданности.

Использованная им метафора оказалась глубже, чем он предполагал. Андреас вопросительно посмотрел на него.

– Родители разбились в небе. Лиза разбилась о землю, – объяснил он. – Я раньше никогда об этом не думал.

– И девушка во сне – полная противоположность Лизе… – сказал Андреас.

– Да, – подтвердил он. – Она темная шатенка, очень худая, светлоглазая. И от нее исходит ощущение смутной опасности. Она ненадежна. Манит меня, но может бросить в любой момент. Таких чувств рядом с Лизой я никогда не испытывал.

– И тем не менее, Лиза вас бросила, – сказал Андреас.

– Это правда, – спокойно признал он.

Они помолчали. Пантелей вошел в комнату деловитой походкой и направился прямиком к книжным полкам с видом ученого, оторвавшегося от написания новаторского труда, чтобы навести справки в энциклопедии. За метр до полок он, однако, остановился, задумчиво сел на попу и протяжно зевнул. Алекс знал, что в предыдущие три часа он спал.

Андреас находился на экране целиком, не распадаясь на мутные квадратные осколки.

– Что меня поражает, – произнес Алекс, – так это аутентичность ее внешности. Она не просто условно темноволоса и условно светлоглаза. Она обладает отчетливой индивидуальностью и всегда остается сама собой. Я не знаю, как это объяснить. Она не собирательный и не метафорический образ. Это не туманная аллюзия на некую часть моей психики. Она производит впечатление реального человека, каким-то образом внедрившегося в мои сны. Но я не знаю этого человека в реальности. А она как будто бы знает меня изнутри. И это довольно сильно сбивает с толку.

– Но вы сказали, она напоминает вам какую-то актрису, – заметил Андреас.

– Напоминает, да, – согласился он. – Это ключевое слово. Она не является ею на самом деле. Вы тоже иногда напоминаете мне моего кота.

– Интересный случай переноса, – заинтересовался Андреас. – Что он делает?

– В настоящий момент сканирует взглядом книжные корешки, – сообщил Алекс. – Пытается убедить меня, что занят серьезным делом.

Они обменялись улыбками.

– Вы сказали, она была пациенткой отделения травматологии, – Андреас вернулся к его снам. – Человеком, по определению пережившим травматичную жизненную ситуацию. Она ваша ровесница. И весьма красива. То есть в некотором смысле она – это вы. Вам трудно прикоснуться к собственной травме напрямую, поэтому во сне в качестве защиты вы видите в этой роли женщину, вашу прямую противоположность.

– Слушайте, я примерно сто тысяч раз погружался в процесс горевания, – устало возразил он. – Половину из них вместе с вами. О какой защите вы говорите.

Он не интонировал вопрос в последнем предложении. Сессия заканчивалась, желания спорить у него не было.

– Алекс, вы по-прежнему планируете быть в Берлине перед Рождеством? – спросил Андреас, считав его мысли. – Встретимся пару раз лично у меня в кабинете?

– Конечно, – подтвердил он. – Я прилетаю четырнадцатого утром. Это суббота.