Сотворение Святого. Тогда и теперь - Уильям Сомерсет Моэм

На следующий день я занялся порученным мне делом. Я привез с собой рекомендательное письмо для Лоренцо, открывающее все двери, поэтому меня тут же провели к герцогу. В комнате были двое: один – молодой, с лицом овальной формы, с резкими чертами и восхитительной кожей, с темно-каштановыми локонами, ниспадающими на лоб и уши. Но прежде всего взгляд приковывали огромные карие глаза, нежные и меланхоличные. Я подумал, что никогда раньше не видел мужчины красивее. Рядом с ним, оживленно разговаривая, сидел неприметный мужичонка, согнутый, морщинистый и жалкий, выглядевший продавцом из суконной лавки, если б не массивная золотая цепь на груди да одежда из темно-красного бархата с расшитым воротником. И лицо его не отличалось красотой: большой нос, широкогубый рот, маленькие глазки, блестящие и проницательные; коротко стриженные тонкие волосы, желтая, в крупных порах и морщинах кожа. Лоренцо де Медичи!

Когда я вошел в комнату, он остановился на полуфразе, а потом обратился ко мне. У него был неприятный, грубый голос.

– Мессир Филиппо Брандолини, как я понимаю. Рад вашему приезду.

– Боюсь, я вам помешал. – Я посмотрел на юношу с меланхоличным взглядом.

– Нет-нет, – радостно возразил Лоренцо, – мы говорили о Платоне. Мне действительно надо бы заниматься более серьезными делами, но я никогда не могу отказать Пико.

То есть я видел перед собой знаменитого Пико делла Мирандолу [18 - Джованни Пико делла Мирандола (1463–1494) – итальянский мыслитель эпохи Возрождения, представитель раннего гуманизма. ]. Я вновь посмотрел на него и почувствовал зависть: одному человеку достались такой ум и такая красота. Явная несправедливость со стороны природы.

– И я нахожу эту тему невероятно интересной!

– Да, пиршество ума! – Лоренцо хлопнул в ладоши. – Тема эта неисчерпаема! Я могу говорить об этом днем и ночью целый год, а потом обнаружить, что не сказал и половины того, что хотел.

– Ты так много об этом знаешь, – Пико рассмеялся, – что можешь дать обширный комментарий на каждую фразу Платона.

– Ты негодяй, Пико! – со смехом ответил Лоренцо. – И каково ваше мнение о любви, мессир? – добавил он, повернувшись ко мне.

Я ответил с улыбкой:

        Судьба мне кажется несчастной,

        Когда любовь всего меня лишает,

        Став бесконечных мук причиной.

Эти строки принадлежали перу Лоренцо. Услышав их от меня, он улыбнулся, и я понял, что его могла пронять только более тонкая лесть.

– У вас душа придворного, мессир Филиппо, – заявил Лоренцо на мою цитату. – Жаль, что вы предпочитаете свободу!

– Она разлита в воздухе Флоренции, и человек впитывает ее в себя каждой порой.

– Что, свобода?

– Нет, душа придворного.

Лоренцо пристально глянул на меня, потом на Пико, который с трудом подавил улыбку, вызванную моим язвительным замечанием.

– Ладно, с каким делом вы приехали из Форли? – спросил он, но, едва я начал объяснять подробности, прервал меня. – Все это вы уладите с моими секретарями. Расскажите мне, какова обстановка в городе. Ходили слухи о волнениях.

Я взглянул на Пико, который при этих словах поднялся.

– Я вас оставлю. Политика не для меня.

Я рассказал Лоренцо обо всем, что произошло. Слушал он внимательно, изредка прерывая мой рассказ вопросом. Когда я закончил, спросил:

– И что будет теперь?

Я пожал плечами:

– Кто знает?

– Мудрый человек знает, – воскликнул Лоренцо, – ибо он принял решение и сделает все, чтобы оно реализовалось. Только глупец доверяется случаю и ждет, куда кривая вывезет… скажите своему господину…

– Простите? – прервал я его.

Он сердито глянул на меня.

– Я просто хотел узнать, о ком вы говорите? – пробормотал я.

Он понял и улыбнулся:

– Извините. Я думал, вы из Форли. Разумеется, теперь вспомнил, что вы гражданин Кастелло, и всем известно, как трепетно ваши сограждане относятся к свободе и как дорожат ею.

Тут он меня, конечно, задел за живое, потому что Читта-ди-Кастелло стал одним из первых городов, потерявших свободу и в отличие от других совершенно не стремился ее вернуть.

– Тем не менее, – продолжил Лоренцо, – передайте Кеччо д’Орси, что я знаю Джироламо Риарио. Именно он и его отец руководили заговором, в результате которого погиб мой брат, а я едва избежал той же участи. Напомните ему, что граф не привык прощать или забывать нанесенные ему оскорбления. Вы говорите, Джироламо неоднократно угрожал Кеччо? Тот как-то отреагировал?

– Встревожился.

– А помимо этого?

Я смотрел на Лоренцо, пытаясь понять, что он хотел этим сказать.

– Он решил сидеть тихо и ждать, пока Джироламо найдет способ реализовать свои угрозы?

– Ему говорили, что это решение не из лучших, – осторожно ответил я.

– И что он на это сказал?

– Он напомнил об исходе неких недавних… событий.

Лоренцо отвел от меня взгляд, словно понял тайный смысл моих слов, и теперь ему известно все, что он хотел знать. Старик поднялся и прошелся по комнате, потом повернулся ко мне.

– Скажите Кеччо, что положение Джироламо крайне неустойчивое. Папа настроен против него, хотя и делает вид, что поддерживает. Вы помните, как Дзампеши захватил его замок Сан-Марко? Джироламо понял, что сделано это с молчаливого согласия папы, и не решился его отбить. Лодовико Сфорца, без сомнения, пришел бы на помощь своей сводной сестре, но он воюет с Венецией, и, если народ Форли ненавидит графа…

– Так вы советуете…

– Я ничего не советую. Но дайте Кеччо знать, что только дурак ставит перед собой цель, которую не может или не хочет достигнуть, а мужчина, который достоин зваться мужчиной, уверенно и с ясным умом идет к цели. Он видит суть и отметает все ложное. И когда разум подсказывает ему средства для достижения этой цели, он глупец, если отказывается воспользоваться ими. Если же он мудр, то действует быстро и без колебаний. Передайте это Кеччо!

Он плюхнулся в кресло, облегченно выдохнув.

– Теперь мы можем поговорить о другом. Пико!

Появился слуга, чтобы сказать, что Пико ушел.