Неукротимая - Гленнон Дойл Мелтон

Ползая на карачках по уборной, вытирая свою рвоту бумажными полотенцами, она думала: Что же со мной такое случилось? Та дверь ведь даже не была заперта.

Драконы

Когда я была маленькой, дядя подарил мне на день рождения снежный шар. Маленький, круглый, хрустальный, такой, что приятно ложится в ладошку. В центре восседал красный дракон с блестящей чешуей, ярко-зелеными глазами и крыльями, похожими на всполохи огня. Я привезла его домой и поставила на тумбочку рядом с кроватью. А по ночам лежала без сна, напуганная тем, что в темноте рядом со мной сидит дракон. В конце концов я не выдержала и как-то ночью встала и засунула снежный шарик на самую высокую полку.

Потом, время от времени, но только днем, когда светло, я подвигала к полке свой стул, забиралась на него и снимала шарик. Встряхивала его, поднимала повыше и наблюдала за тем, как внутри кружит мерцающая метель. Когда она затихала и снежинки оседали, в центре шарика снова вырисовывался грозный красный дракон, и я чувствовала, как по спине бегут холодные мурашки. Волшебный и в то же время пугающий, этот дракон всегда был на своем посту, но не двигался и, казалось, просто ждал чего-то.

Моя подруга Меган уже пять лет ведет трезвый образ жизни после десяти лет алкоголизма и наркотической зависимости. Последнее время она пытается понять, как же так вышло, что зависимость взяла верх над такой сильной женщиной, как она.

В день своей свадьбы Меган сидела в задней части часовни, абсолютно уверенная в том, что не хочет выходить замуж за того мужчину, который ждал ее у алтаря. Она была уверена, что не хочет – до самого мозга костей.

Но замуж за него она все равно вышла, потому что ей к тому времени было уже тридцать пять лет, а в таком возрасте нужно быть замужем. Потому что, отменив свадьбу, она разочаровала бы целую кучу людей. Выбирая между этой кучей и собой, она предпочла разочаровать одну себя. Она сказала «Согласна» несмотря на то, что внутри у нее все кричало: «Не согласна, не согласна! », и последующие десять лет пыталась заглушить в себе правду, которая, впрочем, и так была ей прекрасно известна. А заключалась эта правда в том, что в тот день она себя предала, и настоящая жизнь не начнется, пока она не прекратит себя предавать. Единственным способом заглушить эту правду было окунуться с головой в алкоголь и не выныривать. Так что она начала серьезно выпивать еще во время медового месяца. Чем сильнее она надиралась, тем глубже запрятывала своего собственного «дракона». Спустя какое-то время алкоголь и наркотики превратились в серьезную проблему, что было ей лишь на руку – ведь они вытеснили ту, настоящую проблему, и теперь о ней не нужно было думать.

Мы похожи на снежные шарики: тратим все свое время, силы, слова и деньги, чтобы создать бурю, и поддерживаем ее, не даем снежинкам осесть и оголить пугающую, пылающую правду, монолитную и неподвижную. Отношениям конец. Бухло меня победило. Таблетки от боли в спине поедаются совсем не из-за боли в спине. Он никогда не вернется. Книга сама себя не напишет. Движение – единственный выход. Уволюсь с этой поганой работы – спасу свою жизнь. Это – абьюз. Ты никогда его не огорчала. Прошло шесть месяцев с тех пор, как мы занимались любовью. Если я буду ненавидеть ее всю жизнь – это уже будет не жизнь.

И встряхиваем себя, снова и снова, потому что слишком боимся посмотреть в глаза дракону, что прячется внутри нашей метели.

Однажды вечером, когда мои дети были еще совсем крошками, я лежала в горячей ванне и читала сборник поэзии. В нем я наткнулась на стихотворение под названием «Тайная жизнь» – о секретах и о том, что они есть у всех. Я подумала: ну, с тех пор как я бросила пить, у меня секретов больше нет. И это было приятное ощущение. Но потом я прочитала:

        «Этот тайный душевный трепет

        от пожара первым спасает.

        Он и греет, и больно слепит,

        коль вторгаетесь – обжигает».

Я опустила книгу и подумала: О, погодите-ка.

Есть кое-что.

То, о чем я не рассказывала даже сестре.

Моя тайна, которая и греет, и обжигает, заключается в том, что женщины кажутся мне бесконечно привлекательнее и притягательнее мужчин. Моя тайна – это мое подозрение, что я родилась на свет, чтобы заниматься любовью с женщиной, обниматься с женщиной, жить и умереть рядом с женщиной.

И тогда я подумала: Странно. Это же не может быть правдой, в конце концов, у тебя муж и трое детей. Жизнь у тебя более чем удалась.

Я выбралась из ванной. Встряхнула волосами, вытерла их полотенцем. И сказала себе: может, в другой жизни.

Разве не забавно?

Как будто она у меня была. Другая, запасная жизнь.

Руки

Я сижу на холодном пластмассовом стуле рядом с гейтом [2 - Гейт – стыковочный шлюз, с помощью которого осуществляется посадка и высадка пассажиров. – Примеч. пер. ] в аэропорту. Смотрю на свой чемодан, потягиваю местный кофе. Он горький и слабый. За окном виднеется самолет. Интересно, сколько раз мне придется летать в грядущем году? Сто? Я и сама словно превращаюсь в этот кофе – меня тоже вдруг наполняет горечь и слабость.

Если я сяду на этот самолет, он унесет меня в аэропорт «О’Хара» в Чикаго, и там мне нужно будет разыскать в толпе водителя с табличкой с моим (моего мужа) именем. Я вскину руку и увижу, как на лице водителя расплывается изумление, ведь он ожидал увидеть здорового мужика в костюме, а не хрупкую женщину в спортивных штанах. Водитель отвезет меня в отель «Палмер», туда, где будет проходить Национальная книжная конференция. Там я буду стоять на сцене в большом зале и рассказывать сотне библиотекарей про скорый выход моих мемуаров под названием «Воин Любви».

«Воин Любви» – история драматического развала и кропотливого восстановления моей семьи. Ей пророчат стать одной из самых громких книжных новинок этого года. И я буду продвигать ее со сцен и в СМИ – примерно целую вечность.

Пытаюсь разобраться, что же я чувствую по этому поводу? Страх? Радостное волнение? Стыд? Не могу выцепить какое-то одно конкретное чувство. Я смотрю на самолет, гадая, как за семь отведенных минут описать толпе незнакомых людей самое интимное и сложное переживание в моей жизни. Я написала книгу и стала писательницей, а теперь должна стать рекламщицей, которая эту книгу продаст. Но какой вообще смысл быть писательницей, если нужно говорить что-то о том, что я уже и так сказала – в книге? Разве художникам нужно писать картины, объясняющие смысл их картин?