Темный источник - Дженнифер Макмахон

Открыв глаза, я сделала еще один глоток из бокала и только тут заметила мигающий огонек на телефонном автоответчике. Девять входящих звонков! О господи! ..

Я прекрасно знала, кто звонил. Для этого мне не нужно было даже включать воспроизведение. Лекси, кто же еще! .. Если она звонила столько раз подряд, значит, она снова перестала принимать лекарства, а когда Лекси переставала принимать лекарства, она сразу забывала, что мы с ней больше не разговариваем, что мы теперь – чужие люди, которым нечего сказать друг другу.

Пока я размышляла, как быть, телефон снова зазвонил. В десятый раз. По привычке, с которой было не так-то легко совладать, я потянулась было к трубке, но успела отдернуть руку. С одной стороны, Лекси всегда была и, наверное, до сих пор оставалась моим самым близким человеком. С другой стороны…

– Джекс! Джекс! – раздался из динамиков возбужденный голос Лекси. – Я проверила – я все измерила правильно! Я действовала по науке! Сначала гипотеза, потом – эксперимент. И эксперимент все подтвердил!

Бывало, она не звонила мне месяцами, потом наставал день, когда я просто не знала, куда деваться от звонков. Можно было подумать, Лекс вдруг вспомнила, что у нее есть сестра. Черт побери, у меня же есть Джекси! Родная сестра! Дай-ка я ей брякну и скажу что-нибудь загадочное, пусть башку сломает!

Не знаю, что творилось у нее в голове, но я почти совсем не хотела с ней общаться. Мы не разговаривали почти год – с тех пор, как умерла бабушка. Впервые в жизни она покинула Ласточкино Гнездо, чтобы съездить в Аризону, и нате вам – сердечный приступ! Как вскоре выяснилось, почти все свои сбережения и свой огромный дом – Ласточкино Гнездо, которое мы с сестрой любили и в котором мечтали когда-нибудь жить вдвоем, – бабушка завещала Лекси. Тетя Диана тоже получила некоторую сумму, хотя ее финансовые дела шли хорошо и в деньгах она не нуждалась. Мне же досталась бабушкина коллекция старых монет и несколько старых книг (первые и прижизненные издания), хотя я-то как раз нуждалась в деньгах больше всех: мне нужно было возвращать студенческий кредит за обучение. Кроме того, я ездила на двадцатилетней развалюхе и жила в крошечной квартирке на другом конце страны. Монеты и книги, как вскоре выяснилось, стоили гроши, так что даже продавать их не было смысла. В общем, я здорово разозлилась. Чувствовать злость было унизительно, но еще унизительнее было оказаться в положении человека, которого вычеркнули из завещания. Мне казалось, все вокруг надо мной смеются, все презирают, хотя это, конечно, было не так. Дело было в другом: Лекси всегда была общей любимицей, и хотя я знала это давно, ничего с собой поделать я все равно не могла. Обида глодала меня изнутри. Выносить это было нелегко, но едва ли не труднее было делать вид, будто я вовсе не обижаюсь. Вот почему я в конце концов перестала звонить Лекси, а если звонила она, я выдумывала какой-нибудь предлог, чтобы не навещать ее в Ласточкином Гнезде, потому что теперь это был ее дом. Все новости, касающиеся ее жизни в Бранденбурге, я получала через тетю Диану, и меня это вполне устраивало. Да и Барбара настойчиво советовала мне установить дистанцию, отделить себя от сестры. Такое дистанцирование, говорила она, поправляя очки, в сложившейся ситуации будет самой правильной стратегией, которая принесет пользу и мне, и Лекси.

– Ей нужно научиться самой о себе заботиться, – утверждала Барбара, – а если ты будешь бросаться к ней на помощь по первому зову, ни к чему хорошему это не приведет. Тебе, Джеки, нужно сосредоточиться на себе, на своей жизни и своем благополучии. Детство осталось позади, ты вышла за пределы орбиты сестры, и тебе необходимо поскорее понять, кто ты есть на самом деле.

Я соглашалась с Барбарой, и все-таки сейчас мне казалось: если я не возьму трубку, это будет предательством. Мне хотелось ответить на звонок, чтобы хоть как-то нормализовать наши отношения – быть может, даже извиниться за то, что в последний год я вела себя как стерва. Возможно, я действительно совершила ошибку, что бы там ни говорила Барбара. С другой стороны…

– …Больше пятидесяти метров! – Лекси продолжала говорить быстро и напористо, а я смотрела на автоответчик и потягивала вино.

– Вчера там было всего семь метров, а сегодня – пятьдесят с лишним, представляешь? ! – Она буквально задыхалась от возбуждения. – Перезвони мне, Джекс, как только сможешь! Или нет, лучше приезжай. Садись на самолет и… Ты должна увидеть это своими собственными глазами. В конце концов, ты – единственная, кто понимает, что? это значит!

Лекси дала отбой. А через минуту телефон зазвонил снова.

К счастью, у нее не было номера моего мобильного. Через Диану я сообщила Лекси, что решила отказаться от мобильного телефона, потому что не могу позволить себе за него платить, и что теперь я буду одной из тех консервативных сторонников старых идей и традиций, которые предпочитают простую и надежную проводную связь и по-прежнему пользуются автоответчиком.

– Джекс? – снова услышала я голос сестры. – Я знаю, что ты дома! Я чувствую! ..

Встав с дивана, я убавила звук до минимума. Отключить его совсем было нельзя, но сейчас он звучал как невнятное бормотание, так что ни сло? ва разобрать было нельзя. Где-то под ложечкой проснулось и заворочалось чувство вины, и я поспешила покинуть комнату, которую продолжал наполнять бестелесный шепот сестры. Наполнив ванну самой горячей водой, какую только мог дать старый котел в подвале, я бросила в нее пригоршню успокаивающей соли, потом закрыла дверь, настроила радио на джазовую волну и постаралась выкинуть Лекси из головы. С отвращением взглянув на срывавшиеся с крана капли, на ржавые потеки, оставшиеся на бортике ванны, я закрыла глаза, откинулась назад и погрузилась в воду с головой. Горячая вода заполнила мои ноздри и уши, окончательно отрезав меня от мира, где беспокойные телефоны шептали тревожные слова голосом моей сестры.

* * *

Через пару часов, прикончив бутылку, я поужинала сыром, крекерами и оливками, улеглась на диван и включила телик. Показывали «Похитителей тел». Под этот фильм я и заснула, но спала беспокойно. Лекси перестала названивать мне где-то около одиннадцати, и я наконец-то перестала вздрагивать от каждого звонка.

Телефон зазвонил вновь, когда было уже без малого час. Я все еще лежала на диване, но Борис Карлофф уже исчез с экрана, сменившись какой-то нудятиной вроде «Телемагазина». Во рту все еще чувствовался вкус вина, в животе урчало, голова по-прежнему болела.