Охотники на мамонтов - Джин М. Ауэл

– Подожди меня, я уже иду.

Трони сидела в помещении пятого очага, соседствующего с очагом Мамонта, и кормила Хартала. Она улыбнулась, когда Эйла направилась в ее сторону. Войдя в этот Олений очаг, Эйла присела возле молодой матери и, склонившись, ласково пощекотала малыша. Ребенок заливисто рассмеялся, взбрыкнув ножками, а затем вновь озабоченно припал к материнской груди.

– Он уже узнает тебя, Эйла, – заметила Трони.

– Хартал – веселый и здоровый ребенок. Он вырастет сильным и крепким. А где Нуви?

– Манув рано ушел вместе с ней. Он такой хороший помощник. Я рада, что он живет с нами. Конечно, с сестрой мог бы побыть и Торнек. Старшие и младшие дети обычно играют вместе, но Манув почти не отпускает от себя эту малышку и во всем потакает ей. Особенно теперь, после того как мы едва не потеряли ее. – Молодая мать положила младенца на плечо и, похлопывая его по спинке, вновь взглянула на Эйлу. – У меня с тех пор не было возможности поговорить с тобой с глазу на глаз. Мне хотелось еще раз поблагодарить тебя. Мы все очень благодарны… Я ужасно боялась, что она… Даже выговорить страшно… Мне до сих пор снятся кошмары. Я совсем растерялась и не знала, что делать. Не представляю, что бы мы делали, если бы тебя не оказалось поблизости. – Она судорожно вздохнула, смахнув набежавшие на глаза слезы.

– Трони, не надо говорить… Не надо благодарить меня… Это мое… Я не знаю слова… Но я иметь знание… Мне назначено лечить…

Диги проходила через Журавлиный очаг; Эйла, посмотрев в ее сторону, встретилась взглядом с Фрали. Ее глаза были обведены глубокой тенью, и она выглядела усталой и измученной. Последние дни Эйла приглядывалась к этой женщине, ей казалось, что, поскольку та давно носит ребенка, утренняя тошнота уже не должна бы мучить ее. Однако приступы тошноты продолжались, и не только по утрам. Эйла сказала, что может выяснить причину такого болезненного состояния, осмотрев Фрали. Но Фребек поднял страшный шум, едва она заговорила об этом. Он заявил, что если она и вытащила кому-то кость из горла, то это еще не значит, что ей известны тайны целительства. Слова Эйлы не убедили его, и он не желал, чтобы чужая женщина давала Фрали дурные советы. Крози тут же уцепилась за возможность поспорить с ним. И в итоге, чтобы остановить их перебранку, Фрали сказала, что чувствует себя прекрасно и вообще не нуждается в помощи.

Ободряюще улыбнувшись этой несчастной женщине, Эйла, захватив по пути пустой бурдюк для воды, направилась вместе с Диги к выходу. Пройдя очаг Мамонта, они вошли в очаг Лисицы, где жил Ранек; темнокожий мужчина мгновенно поднял голову и посмотрел на женщин. Они проследовали дальше через Львиный очаг и просторное помещение первого кухонного очага, и все это время Эйлу не покидало ощущение, что он провожает их взглядом до самого выхода, и она с трудом сдерживала желание обернуться.

Откинув край занавеса, женщины покинули дом, и Эйла зажмурила глаза от неожиданно яркого света. Голубое небо было совершенно чистым, и потоки солнечных лучей щедро заливали землю. Наконец-то выдался один из тех чудесных теплых осенних дней, которые воспринимаются как драгоценный подарок и оставляют приятные воспоминания на весь грядущий зимний сезон с его яростными ветрами и обжигающим холодом. Эйла радостно улыбнулась, приветствуя ласковое солнце, и вдруг ей вспомнилось – хотя она очень редко думала о тех далеких годах, – что Уба родилась именно в такой чудесный день, первый теплый осенний день, выдавшийся после того, как клан Брана нашел ее.

Земляной дом и жилая площадка перед ними располагались на пологом склоне обращенного к востоку высокого речного берега, примерно на полпути к реке. С этого места открывался отличный вид на окрестности, и Эйла остановилась ненадолго, чтобы оглядеться. Яркие солнечные лучи играли на сверкающей водной глади, и быстрый говорливый поток, вступая в игру солнца и воды, напевал свою веселую песню, уносившуюся в туманную дымку противоположного берега. Широкий стремительный водоток, проложивший себе путь в этих обширных степных землях, ограничивался валами выветренных глинистых берегов.

Вся речная долина от верхнего уровня, где начиналась степная равнина, до кромки воды была изрезана глубокими оврагами, на обрывистых склонах которых можно было видеть красновато-желтые лессовые отложения, уходящие в толщу земли; год за годом во времена весеннего половодья обильные дожди, тающие снега и мощные потоки воды, стекавшие с огромных северных ледников, трудились над созданием этой причудливой береговой линии. Редкие одинокие лиственницы и сосны гордо вздымали свои зеленые головы, возвышаясь над чахлыми зарослями сбросившего листву кустарника в пойме. Вдоль самой кромки воды вниз по течению тянулась узкая полоса камыша, перемежавшегося с острыми пиками рогоза и тростника. Верховья реки были скрыты за поворотом, однако этот ограниченный пустынный пейзаж украшали Уинни и Удалец, которые мирно паслись на поляне, пощипывая пожухлую траву.

Вдруг на ноги Эйлы брызнула густая глинистая грязь. Вздрогнув от неожиданности, она подняла голову и увидела Джондалара, одарившего ее блеском своих удивительно ярких синих глаз. Рядом с ним, широко ухмыляясь, стоял Талут. Она удивилась, увидев целую группу людей, которые забрались на крышу земляного дома.

– Поднимайся к нам, Эйла. Я подам тебе руку, – сказал Джондалар.

– Нет, попозже. Я только что вышла. А зачем вы залезли туда?

– Мы укладываем челноки на дымовые отверстия, – объяснил Талут.

– Что? ..

– Пойдем скорее, – сказала Диги, – терпеть больше нет сил. Потом я тебе все объясню.

Молодые женщины направились вместе в ближайшую балку. Грубо сделанные земляные ступени вели к отхожему месту, располагавшемуся в нижней части этого крутого склона почти на дне сухого оврага; своеобразные туалеты были оборудованы с помощью нескольких плоских мамонтовых лопаток с проделанными посередине отверстиями. Ступив на одну из этих лопаток, Эйла развязала пояс и, спустив брюки, присела на корточки над отверстием, вновь удивляясь тому, как она сама не догадалась, что можно так легко справить нужду, не замочив при этом одежду. Все стало понятно, когда она однажды заметила, как это делает Диги. В этот же овраг сбрасывали мусор, а также и содержимое ночных сосудов – отбросы смывались в реку очистительными весенними водами.

Выбравшись из балки, они пошли вниз к реке. Тропа тянулась вдоль оврага, посередине которого бежала мелкая речушка; ее истоки находились далеко на севере, и она всегда замерзала на зиму. Но с приходом теплого сезона этот хилый ручеек превращался в стремительный широкий поток. На берегу лежало несколько перевернутых мамонтовых черепов, точнее, лобные части, напоминавшие огромные чаши или корыта, и большие черепа с длинными ручками, сделанные из необработанных берцовых костей.