Колокольные дворяне - Светлана Храмова

– Сейчас мы село Покровское проезжаем, Распутин здесь родился, дом его стоит. Даже два теперь дома распутинских, вы позже поймете почему.

– А не отвезете меня в Покровское, Максим? Не сейчас, конечно, – в другой день, позже?

– Чё ж не отвезти, отвезу. Те же пять тысяч рублей заплатите – и отвезу.

Я рассмеялась:

– Максим, у вас на все одна цена – и от аэропорта до Тюмени, и от Тобольска до села распутинского. Километров значительно меньше, нет?

– Те же 180 километров. Никакой разницы. Пять тысяч, хотите – в любой день, без разговоров, хоть у меня сейчас ремонт торгового центра идет. И кафе для гостиницы строим. В отпуске вроде, а занят по горло. Как надумаете – телефон мой у вас есть.

– Ладно, с Григорием Тимофеевичем разберемся. А чем ваш анализ Крыма закончился? Там туристы есть? А местные граждане как себя чувствуют? В прессе разное пишут.

– Что там пресса, пустое. – Ухмыльнулся. – Кто кого перекричит. Всюду самому надо ехать, чтобы обстановку понять. – Глаза Максима загорелись, зажглись новогодней елкой в темноте от яркости воспоминаний. Приятные, видимо, были у него два летних месяца в Крыму, тем более он весь полуостров несколько раз туда-сюда пересекал.

– Я там ездил, наблюдал… и понял, что гостиница моим шефам ни к чему. Непредсказуемо. Да их видимо-невидимо уже, хозяева глупости делают, и клиенты от них бегут. Строится пятизвездочная гостиница с территорией, зоной отдыха, парковочным гаражом, всем известная сеть, у меня клубная скидка там. И бассейны. А народ к морю хочет. Им влом с детьми на машине туда-сюда. Была бы копеечная цена – а там серьезные расходы. Не верю. В Крыму две позиции прибыльные, неохваченные – мусороперерабатывающая раз и сельское хозяйство – два. Так я своим инвесторам и сказал. Мол, отелем заниматься не буду, а серьезный проект большого хозяйства могу нарисовать. Время пока тянут, думают. Светлана, вы перекусите что-нибудь? В самолетах я знаю, как теперь кормят.

– Нас никак не кормили, маленькая авиакомпания… игрушечный самолет, стюардесса красавица, фотографироваться отказалась, строгая.

– Они в Тюмени не строгие, у них хозяева жесткие, чуть что – уволят. Работа хорошая, вот и дорожат. Все ведь зависит от того, как персонал настроить. Одни инструктируют – иди навстречу клиенту, любой каприз. А другие – не обращай внимания на пассажиров, народ у нас неорганизованный, кто в лес, кто по дрова, делай свое дело и не отвлекайся. Ремни чтобы застегнуты, кофе-чай вовремя, водичка – остальное пустое. Пусть книжки читают или спят, рейсы недлинные в основном… Ну что, если готовы, тут местечко есть по дороге, блины и пряники – заедем?

Я обрадовалась, но другой реакции Максим и не ждал. Придорожный ресторан окружен лесом со всех сторон и назывался, конечно, «Медведь». Обычная столовая советского образца, хозяйка хоть и сонная, но улыбается приветливо.

Расстегаи со сливами можно было и не есть, ночью – даже после перелета – желудок отдыха требует. А я, изголодавшись, еще и с собой прихватила. Всю дорогу, оставшуюся до Тобольска, честно жевала медвежий паек.

В трехстах метрах от нас, справа по пути движения, выложено на возвышении огромными буквами, приближаясь, я уже могла прочесть: Тобольск.

– К нам из Калифорнии туристы приезжали, увидели эту декорацию при въезде – очень смеялись. Сибирский Голливуд, говорят. Шутят. Там у них буквы так же расположены, светятся на горе.

Машина все ближе и ближе к городу, Максим выжимает 180 в час, а я почувствовала, что глаза мои слипаются окончательно. Медведь, Крым, Голливуд, Абалакский монастырь, село Покровское за пять тысяч и в другой раз. Перегруз. Последнее, что я спросила у моего водителя:

– Максим, вы точно не уснете?

– Я не усну, – снисходительно заверил он, обернувшись в мою сторону и зафиксировав на миг острый взгляд слегка раскосых глаз, – да и вам лучше продержаться. Почти приехали. – Эти слова прозвучали размыто, нечетко, как часть сновидения. И во сне мне снился мой папа. Наверное, родители Максима родились в тех же краях, что и он, выговор одинаковый. Чистый и четкий русский язык, без акцента. Или потому что сибиряки? И здесь у всех выговор похож?

«Если тебе что-то очень хочется сделать, как бы это ни казалось трудно, почти невыполнимо, – сделай это, и тогда ты сможешь жить дальше», – сказал мне отец когда-то.

Рак у него обнаружили в четвертой стадии, четыре месяца жизни доктора выделили. А он прожил не четыре, а двадцать четыре, за год до смерти приехал ко мне и сказал эту фразу. Как завещание получилось. И ни нотариусы не нужны, ни печати. «Если тебе очень хочется сделать что-то…». Сильный был и умный, до последнего дня жизни неправдоподобно красив. И зэковские песенки, зэковские мотивчики, из деревенской юности привет… Я ему в детстве подпевала: «А я кидаю камешки с крутого бережка», потом – «Мурка моя, Мурка»…

Не Муркой единой, чуть ли не всего Пушкина наизусть читал, во время редких прогулок я очень гордилась, когда он брал меня за руку. В Ростове-на-Дону строительный институт закончил, города возводил, начальником стал большим. Жил с гордо поднятой головой и ушел, ни перед кем не склонившись.

Непобежденным.

Я тоже так хочу.

– Ну вот, приехали! – Голос моего водителя вывел из дремотного состояния, очнулась, как от толчка в спину, озираясь по сторонам: «Где я? » Ах да, это мое путешествие в Сибирь, я уже не мечтаю об этой поездке, я добралась в Тобольск!

Факты с комментариями

«Чудотворная икона Знамения Божией Матери принадлежала Абалацко-Знаменскому монастырю, основанному в 1783 году, расположенному на правом берегу Иртыша. Икона была доставлена по распоряжению епископа Гермогена. Однако праздник был омрачен инцидентом, произошедшим во время богослужения в церкви. По указанию священника дьякон провозгласил многолетие (молитва о продлении дней императорской фамилии). Это было неблагоразумно со стороны священника и могло только повлечь за собою репрессии. Солдаты со смертными угрозами требовали смены священника. Этот инцидент омрачил светлые воспоминания, которые должны был сохранить об этом дне», – напишет позже швейцарец Пьер Жильяр, учитель великих княжон и цесаревича Алексея.

«Тобольский совет требовал ареста виновных священников и ужесточения режима заключения Романовых. Однако епископ Гермоген не дал священников в обиду и отправил их на некоторое время из Тобольска в один из монастырей. На запрос депутатов Совета по поводу происшедшего Гермоген в письменной форме дал обстоятельный ответ, в котором подчеркнул, что, во-первых, „Россия юридически не есть республика, никто ее таковой не объявлял и объявлять не правомочен, кроме предполагаемого Учредительного собрания“; во-вторых, „по данным Священного Писания, государственного права, церковных канонов и канонического права, а также по данным истории, находящиеся вне управления своей страной бывшие короли, цари и императоры не лишаются своего сана как такового и соответственных им титулов“, и в связи со сказанным в поступке духовника Романовых, отца Алексея, „ничего предосудительного“ он не усмотрел». (Буранов Ю. А., Хрусталев В. М. Гибель императорского дома, М., 1992, С. 167–168. )