Носи черное, помни белое - Светлана Слижен

– Тю-юю… – протянул артист, поглубже запахивая халат. – Признайтесь, вы просто стесняетесь вида обнаженного тела?

– Лично я не стесняюсь, – ответила она. – Но каждый год к вам приводят целые классы школьников. Собственно, это и есть основные зрители. Так зачем это неуместное вкрапление обнаженки?

Режиссер открыл рот, подыскивая слова.

– Александра Павловна… – подсказал ему худрук, с нескрываемым удовольствием следя за перепалкой.

– Александра Павловна, – подхватил эстафету исполнитель главной роли, – может, все дело в том, что вы… своим, так сказать, замыленным классическим прочтением взглядом не смогли рассмотреть всю мощь нашего замысла? – ехидно спросил он.

– Рассмотрела я всю вашу мощь, не переживайте, мы во втором ряду сидели, – снисходительно ответила ему Алекса. – Вы же играли, как я понимаю, Городничего? Так что место в центре немой сцены вы застолбили за собой еще на этапе распределения ролей, получается. По-вашему, зрители должны были прийти в восторг, проводя параллель между вами и Гоголем?

– Вот! Вы же заметили эту параллель? – воскликнул режиссер, тыча в собеседницу пальцем из своего кресла.

– Я заметила вашу жалкую попытку провести эту параллель, – поправила его Алекса. – Николай Васильевич впервые построил пьесу не на любовном, а на социальном конфликте. Он обнажил в финале истинные лица поверивших в липового ревизора персонажей – знаменитая немая сцена. Но вы решили, что круче классика? И можете пойти дальше – обнажить своих героев целиком и в самом прямом смысле?

Евгений Львович перестал вертеть головой, следуя за собеседниками, и, не отрываясь, ловил слова, интонации и жесты молодой учительницы, которую, честно говоря, сначала принял за старшеклассницу.

– А кто скажет, что «Городничий-то голый! » – тот ретроград и замысла вашего великого не понял! – Она насмешливо сверкала глазами, впечатывая режиссера в кресло. – Удобная позиция! Но за ней же сквозит, что вам просто не хватило таланта и режиссерского видения. Я смотрела куда более модерновые постановки в лучших театрах мира, в разных жанрах, и дело не в голых телах или шокирующих декорациях. Это все имеет право на существование. Но если это служит определенным художественным целям! Если является частью целостного видения режиссера, его концепции! А что получилось у вас? Старый заезженный спектакль и вот этот «бабах» в конце? К чему? Зачем?

– Да, зачем? – поддакнул Евгений Львович, не глядя на коллегу.

– Была бы вся постановка модернистской – о’кей. – Алекса встала и прошлась по кабинету. – Но это что за гибрид? На какую целевую аудиторию рассчитан? Если на восемнадцать плюс, то на что тут смотреть взрослым в течение полутора часов до этого нафталинового стриптиза? Вы уж определитесь как-то, наймите понимающих людей, что ли, если сами не можете осовременить классику. Или уж гоняйте спектакль и дальше еще двадцать лет без изменений.

– Вот! Слово в слово – то, что я тебе говорил! – Евгений Львович повернулся к режиссеру, растворившемуся в кресле и плюшевом халате.

– Ладно, тут все ясно. Приятно было познакомиться, – вдруг формально завершила беседу Алекса и направилась к двери.

– Александра Павловна! – слишком громко и неожиданно для себя выкрикнул Евгений Львович.

Она обернулась.

– Вы озвучили очень важные вещи, – немного смущенно произнес он. – Важные для театра. Могли бы мы с вами продолжить дискуссию о Гоголе?

– Дискуссия возможна, когда второй стороне есть что сказать, – она кивнула на застывший эмбрион режиссера. – Всего доброго. Будем внимательнее смотреть на билеты перед каждым посещением вашего театра.

– Подождите! – худрук рванул за ней в коридор. – Можно я позвоню вам?

Она покачала головой:

– Не сто? ит.

– Тогда я напишу вам! – сообразил он. – Нам очень нужна обратная связь. С нашими зрителями.

– Я уже все сказала.

– Вы же электронные билеты покупали? – не сдавался Евгений Львович. – Значит, у нас есть ваша почта.

– Нет! Их по старинке покупала в вашей кассе моя семидесятилетняя коллега, – впервые порадовалась ее цифровой беспомощности Алекса и твердо произнесла: – Прощайте.

В фойе ученики осаждали Ираиду Андреевну, которая из последних сил пыталась доказать что «ничего такого не было» и «весь этот срам» подросткам лишь примерещился.

– Александра Павловна, вы тоже ничего не видели? – восьмиклашки набросились на подошедшую к ним более молодую учительницу.

– У вас тоже проблемы со зрением? – иронично добавил Глеб, рыжеволосый красавец из одиннадцатого.

– Нет, у меня проблемы не со зрением, – без тени смущения ответила она, – а с интерпретацией увиденного, если честно.

– Вы не успели разглядеть всех? – искренне удивился долговязый одноклассник Глеба.

– Нам показали актеров всего на доли секунды, значит, не было задачи, чтобы мы их успели разглядеть, – объяснила Алекса.

– А зачем тогда это вообще показали?

– Наверное, пытались намекнуть нам на что-то. Вы уже забрали свои куртки из гардероба?

– И на что хотели намекнуть? – проигнорировали ее вопрос школьники.

– Что на голых старперов дольше секунды смотреть невозможно, – вставил Глеб под всеобщий хохот.

Ираида Андреевна промокнула себе лоб влажным платком.

– Скорее, все же на глубину обнажения проблем, затронутых в пьесе, – сформулировала Алекса.

Ученики развеселились еще сильнее.

– Я понимаю, почему вы смеетесь, – улыбаясь, сказала Александра Павловна, – потому что выбор способа, которым нас хотели подвести к этой мысли, оказался далеко не самым удачным. Предлагаю на следующем уроке обсудить принципы выбора художественных средств в зависимости от поставленных целей и жанра произведения.

– Бли-иин, и почему мы учимся не у вас, Алпална? – протянули восьмиклашки, с опаской озираясь на Ираиду Андреевну.

Всю дорогу до школы Алекса общалась с подростками, вспоминала случаи из классики и современных фильмов, в которых какие-то сцены выглядели неуместными.

Около школы учителя попрощались с детьми и отпустили их по домам, некоторых девочек из восьмого класса ждали родители.

Когда ученики разошлись, Ираида Андреевна набросилась на Алексу:

– Вы с ума сошли! Зачем вы это с ними обсуждали?

– Почему нет? Вы бы, кстати, могли сказать спасибо, что разгребаю ваши косяки.