Опера Цюаньшан - Эрих фон Нефф

Мей-Фан не могла дождаться, когда дочь закончит завтрак.

– Сань-Сань, – сказала она, – мы приготовили тебе сюрприз.

Бао-Вей вышел из комнаты и вернулся с большим свёртком из коричневой бумаги, перевязанным лентой. Он положил свёрток на стол перед дочерью.

Сань-Сань положила яйцо на тарелку. Потянув за край ленты, развязала узел, потом развернула бумагу.

– Ой! – воскликнула Сань-Сань, взглянув на родителей. – Блузка из шёлка. Это мне?

– Конечно, – сказала Мей-Фан.

Сань-Сань бережно взяла блузку в руки, поднесла к лицу, вдохнув запах ткани. Бао-Вей одобрительно улыбнулся; его дочь понимала толк в изящных вещах. Вроде того резного сундука из камфорного дерева, что достался по наследству от бабушки. Бабушкина традиционная одежда, пей, до сих пор хранится в том сундуке. Бао-Вей не раз наблюдал, как Сань-Сань открывает сундук, аккуратно достаёт пей, прижимает к лицу, вдыхая аромат ткани, а затем убирает одежду обратно и закрывает сундук. Сань-Сань никогда не спрашивала отца про бабушку, и сам он тоже ничего про неё не рассказывал. Похоже, для Сань-Сань достаточно было одного аромата семейной истории.

А сейчас она держала в руках новую белую блузку, приложила к груди.

– Какая красивая.

Налюбовавшись, Сань-Сань сложила блузку и снова завернула её в бумагу.

«Удивительно, как она похожа сразу и на дитя, и на взрослую женщину, – подумала Мей-Фан. – А эти красные яйца на тарелке. Словно её созревшие яичники, готовые к замужеству».

– Сань-Сань, – Мей-Фан не знала, как начать важный разговор, – помнишь моего брата Юаня?

Дочь кивнула, слушая внимательно. Как всегда.

– Хотя тебе же было только три года, когда он уехал в Америку… В общем, теперь он живет в Сан-Франциско, владеет бензозаправкой. А ещё у него есть друг, который держит прачечную и…

Сань-Сань смотрела, как мать теребит в руках письмо от дяди Юаня, и понимала – вот, случилось.

– Он тут пишет, что его друг ищет добропорядочную невесту из Китая, и Юань рассказал про тебя. Вот так, – быстро проговорила Мей-Фан. Она так ни разу и не заглянула в письмо, просто держала его в руках, как будто для большей увереннсти.

Сань-Сань была потрясена, она не находила слов. Неужели она не ослышалась? И что ей теперь делать, готовиться к свадьбе? В такой день…

– Послушай меня, доченька, – сказала Мей-Фан. – Два месяца назад ты окончила университет, а теперь работаешь обычной продавщицей в магазине. Да, может быть, ты заслужишь повышение, может быть, сумеешь найти другую работу. Но подумай сама: у тебя есть шанс уехать в Америку, есть шанс на лучшую жизнь.

Лучшая жизнь? Сань-Сань была не уверена, что ей этого хочется. Она вполне была счастлива здесь, в Гуанчжоу. И как же теперь её парень, Лин Чао? Они ведь уже занимались любовью, строили совместные планы на будущее… Сань-Сань посмотрела на отца, ища его поддержки, но он, похоже, полностью смирился с непреклонной волей жены, желающей обустроить счастье дочери по своему разумению.

Так странно было слышать слова, словно произнесённые чужими губами:

– Да, мама. Я поеду в Америку.

Сань-Сань сама не знала, почему она так сказала. Но она это сказала, хотя душа была не на месте.

А может, она на самом деле хотела пуститься в отчаянное приключение.

3

Всё произошло так быстро.

Лайнер компании «Эйр Чайна» подлетал к Сан-Франциско, а Сань-Сань всё ещё никак не могла прийти в себя. Она сидела в середине салона, возле иллюминатора. Под крылом самолёта была видна россыпь мерцающих огней огромного города. Семейная пара, сидевшая впереди, говорила по-английски. Сань-Сань силилась разобрать слова, но, хотя она четыре года изучала английский язык в университете, для неё разговор был похож на бессвязное бормотание. Сидевшая рядом женщина спала, сжимая в руках глянцевый журнал, который начала читать во время перелёта.

Сань-Сань чувствовала себя одиноко. Она подумала о своих родителях. Чем они сейчас занимаются? Думают ли о ней? Как там Лин Чао? И кого взяли в магазин на её место? Зачем только она согласилась уехать? Глаза Сань-Сань наполнились слезами.

В аэропорту стало не до слёз. Сань-Сань едва понимала, о чём спрашивают люди в форме, чего они от неё хотят. В конце концов они перестали её мучить и отпустили. Сань-Сань вышла из здания терминала, нашла стоянку такси, где было много одинаковых жёлтых машин. Она села на заднее сиденье такси, назвала водителю адрес.

Улицы были забиты машинами, хотя час был уже поздний. Огромные здания, размером с целый квартал, нависали над улицей как холодные, равнодушные гиганты. Гуанчжоу – тоже очень большой город, но он был совсем не такой, тёплый и по-человечески дружелюбный, несмотря на все недостатки.

Китайский квартал поразил Сань-Сань невероятно. Удивил снующей по улице пёстрой толпой, домами с черепичной крышей, пагодами, но более всего – вывесками на китайском языке. Таксист опустил стекло в дверце, и Сань-Сань услышала стаккато разговоров на кантонском диалекте.

А потом она оказалась на задворках китайского квартала, возле прачечной, и рядом стоял совершенно чужой человек, который должен был стать её мужем. Его звали Гэри Цюань, и это всё, что Сань-Сань знала о нём. Он распахнул дверь, следующую за прачечной, жестом поманил Сань-Сань за собой. Она последовала за ним робкими, семенящими шагами. Гэри включил свет, указал на открытую дверь в комнату. Сань-Сань увидела застеленную кровать, низенький столик и стоящую на нём лампу. Возле одной стены стоял платяной шкаф, возле другой – комод со множеством ящичков.

– Это – твоё, – Гэри самодовольно указал на шкаф, сколоченный из кое-как обработанных сосновых досок.

Перед шкафом, такой же неказистый, стоял простой деревянный стул. И ещё было пыльное зеркало на стене.

– Я купил его для тебя.

Гэри говорил с таким жутким кантонским акцентом, что Сань-Сань едва могла его понять.

– Наверное, у нас с тобой разные диалекты, – сказала Сань-Сань. – Может быть, лучше нам говорить по-английски?

Гэри повторил только что сказанное. Его английский был немногим лучше, но Сань-Сань было просто невыносимо слушать настолько ужасный кантонский, в особенности от человека, с которым ей теперь предстояло провести всю свою жизнь.

– Я владею этим местом, – сказал Гэри, с горделивой улыбкой поводя руками вокруг. – Этой квартирой и прачечной по соседству.