Бьеркезундская легенда - Андрей Угорский

Внимательно выслушав, седой подполковник сказал:

– Освободить от призыва или дать отсрочку я не могу, единственное, чем могу помочь, – это направить мальчика по запросу в учебный отряд ВМФ в школу гидроакустиков. Единственная разнарядка. Его как музыканта с хорошим слухом есть основание туда направить. Будет служить на флоте, там потери значительно меньше, тем более сейчас, когда погнали немцев. А когда выйдет приказ по студентам, его сразу демобилизуют и он вернется в консерваторию.

Вернувшись от военкома, Арон Львович все рассказал Ольге Васильевне и постарался как мог ее успокоить и убедить, что уже совсем скоро Валька вернется. На проводах у военкомата было много заплаканных женщин. Ольга Васильевна с Катей провожали Валентина. Стриженный наголо, в большой шинели и кирзовых сапогах, он выглядел несуразно. С трудом протискиваясь между прощавшихся, Гули тихо подошла к ним. Валентин просветлел.

– Мама, смотри, кто пришел!

Смахнув слезу, Ольга Васильевна пропустила девушку. Гули была очень взволнована. Она стеснялась, но вдруг, крепко обняв его, прошептала:

– Вернись, пожалуйста, я тебя очень люблю. Я буду очень ждать тебя. Валька вдруг ощутил неведомый ураган чувств, который скрывается в этой маленькой узбекской девушке.

Прозвучала команда «по машинам! ». Он поцеловал ее несколько раз и, попрощавшись с мамой и сестрой, запрыгнул в машину. В кузове на деревянных скамьях рассаживались такие же, как он, восемнадцатилетние лысые мальчишки в кирзовых сапогах. Для многих из них это была дорога в один конец…

Морской охотник МО-105

Сколько надежд дарило возвращение в Ленинград. В группе таких же, как и он, стриженных наголо новобранцев-призывников, в вагоне с деревянными нарами. Скорее увидеть любимый город. Шел март сорок четвертого, первая весна после снятия блокады. Город встретил мрачным видом разбитых стен Московского вокзала и разрушенных домов в центре города. Повсюду следы артобстрелов и бомбардировок. Завалы разбирали изможденные голодом люди. Кое-где улицы и дворы расчищали солдаты. Люди возвращались из эвакуации.

Валька попал в группу гидроакустиков, в учебный отряд ВМФ на Васильевском. В группе было двадцать шесть человек. Восемнадцатилетние мальчишки из разных городов страны. Многие, как и он, из музыкальных училищ и консерваторий. Главное требование – хороший слух. Изучали новые гидроакустические станции, поступившие на вооружение военно-морского флота. Тренировались в определении всех видов акустических шумов. Валька легко классифицировал на слух шумы немецких кораблей и подлодок. Шумы транспортов и винтов немецких торпед. Вальке учеба нравилась. За стенами был родной город. Это согревало душу. Мама с Катей скоро приедут.

Каждый день после занятий и в выходные дни весь учебный курс выходил на разборку завалов разрушенных домов. В один из ясных дней апреля, когда весеннее солнце начало отогревать замерзший от долгой блокады город, команда учебного отряда работала на Васильевском острове. Разрушенных домов было много. Особо сильно пострадали Пятая, Седьмая и Девятая линии из-за яростных бомбардировок моста Лейтенанта Шмидта. Мост все-таки каким-то чудом уцелел. Вальке очень захотелось узнать, что с их домом. До эвакуации они жили в красивом доме на углу Суворовского проспекта и Таврической улицы в большой комнате коммуналки, которую перед войной дали папе от университета. Валька попросил старшину учебной роты, который бывал в городе, навести справки о судьбе их дома. Спустя неделю он принес весть, что их дом не пострадал. Валька отправил матери письмо с радостным известием. В письмо он вложил свое фото в матросской форме и бескозырке с надписью «Балтийский флот». Все будет как до войны. Будет консерватория, мама с сестрой будут встречать дома. Будет виолончель и гитара Бергера. Жаль только, папы не будет с нами.

Воспоминания об отце щемили сердце. Вспоминалось, как отец, сидя у его кровати, читал на ночь про муравья Ферду, про Нильса с дикими гусями и, конечно, «Тысячу и одну ночь». Как Валька любил эти мгновения. Он боролся со сном, чтобы не пропустить самое интересное. Но сон таки одолевал. Тогда папа целовал его лоб и поправлял одеяло. Неужели его больше нет? Валька в душе не мог с этим смириться. Уходя, папа сказал:

– Засыпай сынок, во сне люди лучше растут, будешь большим музыкантом.

В конце июня после окончания учебы в отряде ВМФ Валька был направлен в первый гвардейский дивизион морских охотников в Койвисто. Это был только что отвоеванный небольшой финский город на северном берегу залива. Линия фронта проходила всего в нескольких километрах к северу. Матрос Валентин Горячев стоял в строю гвардейского экипажа морского охотника МО-105. Было семь сорок пять солнечного июньского утра. Командир, гвардии старший лейтенант Георгий Швалюк, принял доклад помощника командира и дал команду поднять гвардейский военно-морской флаг на носовом флагштоке корабля. С первого мгновения своего пребывания на борту охотника Валентин понял, что он на войне. Нескончаемый гул разрывов, доносившийся с линии фронта, налеты немецкой авиации и грохот зенитных орудий напоминали об этом каждую секунду.

Сто пятый был пришвартован к причалу закрытой бухты Катерлахти среди других кораблей первого гвардейского дивизиона и группы тральщиков. В экипаж прибыли еще два молодых матроса: моторист Гурий Шалагин и рулевой-сигнальщик Вася Цветков. Командир объявил о пополнении и представил их экипажу. Затем коротко объявил о подготовке к выходу в море для выполнения боевой задачи по обеспечению десантной операции на острова Бьеркезунда. Командир попросил главного боцмана, обратившись к нему по имени и отчеству, ввести ребят в курс дела. В экипаже боцмана звали просто Прокопыч. Он был солидным дядькой с седой головой, густыми черными усами и татуировкой якоря с глобусом на правой руке. Прокопыч был главным старшиной и, очевидно, пользовался уважением экипажа. Это сразу почувствовалось из нескольких фраз командира.

Показав спальные места в матросском кубрике, довольно быстро и доходчиво рассказал о действиях по боевому расписанию и расположении основных боевых постов. После чего моторист Гурий был отправлен к старшему механику, а Валька с Цветковым остались в распоряжении Прокопыча. По боевому расписанию они подчинялись непосредственно ему.

Валькин боевой пост – это рубка гидроакустика, а точнее маленький закуток в носовой части на нижней палубе, где размещалась гидроакустическая станция «Тамир» с наушниками и сеткой акустического пеленга. Прокопыч помог Вальке разобраться в премудростях подачи электропитания станции и особенностях работы в различных режимах.

– А кто здесь был до меня? – поинтересовался Валька.

– Твой предшественник Миша Зернов теперь боцманом на сто третьем. Там боцман погиб. Место боцмана по тревоге за пулеметом на верхней палубе, так вот, сынок.

Сто третий был такой же точно морской охотник, стоявший на другой стороне причала. Его приятель по учебному отряду попал туда минером.

Оставив Вальку наедине со станцией, Прокопыч ушел с Цветковым готовить боезапас для пулеметов ДШК и двух палубных полуавтоматических пушек.

Все происходившее на «мошке», так с нежностью моряки называли свой корабль, походило на четко отлаженный механизм, где каждый понимал, что ему делать в данную минуту. Валька узнал, что сто пятый многократно бывал в боевых столкновениях с гитлеровскими боевыми кораблями, торпедными катерами и авиацией. Несколько раз получал тяжелые повреждения, но слаженные действия экипажа и заботливое отношение к кораблю позволили прожить сто пятому на Балтике такую долгую жизнь. Понял Валька и то, что на морских охотниках люди погибают и это случается не так уж редко.

В тринадцать ноль-ноль пробили склянки на обед. В матросском кубрике ребята получили от бочкового железные миски с борщом, в котором, к их удивлению, плавали большие и ароматные куски мяса. Валька с Цветковым и Гурием, давно позабыв, как оно выглядит, взглянув друг на друга, стали с аппетитом его есть. В тот миг им показалось, что самое вкусное, что может быть на свете, – это наваристый флотский борщ. Нескрываемые улыбки и шутки сидевших рядом моряков экипажа нисколько не смутили их.