Андрей, проводив соседа, совсем забыл, где сейчас находится. Мысли в голове путались, а на душе было скверно. «Зачем она это сделала? – думал он о жене. – Любви между нами никогда не было. Была страсть и она заменяла всё. Что и кому я хотел доказать? Секс и работа – это всё, что мне было нужно после ухода отсюда. Одно я компенсировал другим. Поездка в Москву была условием, которое отец Насти выполнил, и я получил не только хорошую практику. Потом наступила беременность. Я женился с определёнными для себя перспективами, но больше назло Женьке, именно, назло. Но всё как-то быстро надоело. Неужели, Павел Иванович прав и меня всё это время водили за нос? Женя мешала Насте одним своим присутствием. Но с Женькой у них взаимная неприязнь. Как она собиралась жить с мальчишкой ни день, ни неделю, ни месяц? Если разобраться, зачем я Насте вообще нужен, а тем более с ребёнком? Что это – ревность, желание сохранить статус замужней женщины или создания полноценной семьи? А если я сам спровоцировал действия Насти? Я никогда не переставал любить Женю. Изменяя ей сам, злился на неё, обижал, но никогда не забывал. Женщины чувствуют соперницу, а Женя была для Насти, как красная тряпка для быка. В последнее время я провожу с сыном больше времени, жену это раздражает, а мне всё реже хочется её видеть. Я даже не могу сказать, когда это началось. Она изводила меня подозрениями, а я, идиот, и не оправдывался. Вот я и доигрался в благородство». Его мысли прервал сын.

– Пап, мы, когда маму увидим? – спросил он, и Андрей заметил на лице сына следы слёз. – Мы поедем к ней?

– Поедем, Женька, прямо с утра до школы. Ты хочешь поехать к бабушке? – поинтересовался он, хотя ему самому этого делать не хотелось. Появись они с сыном в квартире родителей, нужно будет объясняться. Что говорить и как?

– Давай останемся у нас дома, – предложил Женька.

– Начнём с перекуса, сын. Включай чайник. Тебе нужно поесть, а я составлю тебе компанию. Чуть позже поеду к себе, возьму на завтра вещи и вернусь, а ты будешь готовиться к школе.

Андрей приехал в квартиру, где они жили с Настей, когда обыск шёл полным ходом. В квартире нашёлся ещё один флакон с таблетками и был изъят. Кроме того, найден был и рецепт на тот препарат, которым была совершена подмена снотворного. Его жена Анастасия свою причастность к найденным таблеткам отрицала. Он собирал свои вещи, после ухода милиции, молча, не разговаривая с ней.

– И куда ты теперь? – спросила она, стоя с бокалом спиртного в проёме двери. – Пойдёшь караулить сына, пока его мамаша придёт в себя или останешься там надолго?

– Я бы остался, да кто меня примет, после того что ты сделала? Тебе от ревности совсем крышу сорвало? Это по тебе психушка плачет, – в сердцах говорил он. – Я подам на развод. Не явишься в суд два раза, разведут в твоё отсутствие. В твоих интересах не раздувать шумиху, а развестись тихо и мирно. Тебе здесь жить. Ничего не хочешь мне сказать, жена?

– А что ты хочешь от меня услышать? Да, я, возможно, дрянь, но и ты не далеко от меня ушёл. Мы с тобой одного поля ягодки и неизвестно ещё кто из нас ядовитее…

Разговора не получилось. Анастасия не оправдывалась, вела себя вызывающе, напрашиваясь на скандал. Потом посыпались угрозы свести счёты с жизнью, обвинения в адрес отца и Платова, пока алкоголь не свалил её с ног. Андрей позвонил отцу Насти, а через полчаса доложил ему о том, что произошло с матерью Жени, при непосредственном участии его дочери.

– Геннадий Иванович, я достаточно терпел выходки вашей дочери. Если сумеете всё решить мирным путём – Ваше право, но я умываю руки и подаю на развод. У меня достаточно ветвистые рога, чтобы пободаться с Вами. Вы настояли на брачном договоре, а я не претендую на большее. Теперь Ваши прежние угрозы на меня не подействуют. Как видите, она и без вашего ведома начала изводить мать моего сына, а это перебор.

– Ты вернёшься к родителям? – спросил Зарайский.

– Пока мать Жени в больнице, я побуду с ним, потом поживу у родителей, а после развода уеду из города, – ответил Андрей Платов. – Возможно, в Москву.

Утром Андрей с сыном поехали в больницу к Евгении.

– Напугала я тебя? – спрашивала Женя, обнимая сына. – Ты не переживай. Доктор обещал отпустить меня ещё до обеда. Придёшь из школы, а я уже дома, – говорила она, не глядя на Андрея. – Полежу пару дней и буду как новая. Подожди папу в коридоре, – поцеловав сына, попросила она. – Пойми меня правильно, Андрей, после того, что произошло, я не могу быть спокойна, доверяя тебе ребёнка. Я не буду выяснять, кто и насколько виновен, но я и пальцем не пошевелю, чтобы облегчить наказание, – говорила она, а в глазах появлялись слёзы. – Что я вам всем сделала? Как можно целенаправленно сводить с ума человека ради своей ревности или прихоти? Я вам жить мешала? Я не хочу больше не видеть тебя не слышать. Уходи.

Андрей вышел из палаты и увидел в коридоре Стаса Соколова.

– Ты тоже считаешь, что я был в курсе всего, что произошло? – спросил он. – Это же глупо.

– А не глупо было уколоть Женю своими подозрениями? – Задал вопрос Стас, не отвечая на заданный. – Я честно признался, что между мной и Женей ничего не было на даче. Если сомневался – почему не проверил сам. Решил сделать любимой женщине ещё больнее? Ты, Платов, идиот! Выслушай ты меня десять лет назад, возможно, того что произошло и не случилось. Да, мне нравилась Женя. Я затеял глупую игру, не подумал, что она закончиться таким образом. Она отчаянно сопротивлялась, а потом вдруг обмякла. Я в жизни так не боялся. У меня была только одна мысль в голове, чтобы она пришла в себя. Когда она открыла глаза в них стояла ни ненависть, ни злость, а укор. Потом я получил слабый удар в грудь. Остальное ты видел сам.

– Это был просто повод вывести её из себя. Ты рассказал ей об этом? – спросил Андрей.

– Рассказал, но она, если и поверила, то сомнения остались. Я согласился сделать тест ради её спокойствия, мне не чего было опасаться. Она сама выбирала клинику и день. Получив результат, она разорвала бланк, сказав «спасибо». Мне Павел Иванович еще вчера позвонил, и я мог приехать сюда сразу. Но мне нужно было увидеть тебя и открыть тебе глаза на некоторые вещи, – говорил Стас. – Ты как-то упрекнул меня за связь с матерью Жени. Так вот, Рита была сущим ангелом против твоей Анастасии, а я не жил за её счёт. Передай своей жене, что выпуск девяносто седьмого хорошо её помнит, а если к этому добавить, что наши родители дружили в своё время, я могу многое добавить. Ты никогда не задумывался, почему твоя жена окончила институт ни дома, и диплом ей выдан в соседней области? Поинтересуйся на досуге. Конечно, бывает, что люди меняются и в лучшую сторону с годами, и многое можно забыть и простить, если они не причиняют боли другим. Женю я твоей Насте не прощу – запомни это. Я найду способ наказать её морально. Так наказать, что она не «отмоется» долгие годы, не сомневайся, – сказал Стас и направился к выходу.

Евгения поторопилась, пообещав сыну вернуться к обеду. Ей предстояла беседа не только с лечащим врачом, но и с психиатром. Только ближе к двенадцати ей позволили покинуть больницу. У выхода её ждал Павел Иванович.

– Как ты себя чувствуешь, Женя? – спросил он.

– Нормально. Мне дали освобождение от работы на два дня. Побуду дома, приду в себя, а потом на работу, – ответила она.

– Я Оксане позвонил. Она сейчас у вас дома. Ругаться не будешь? – спросил он, улыбнувшись.

– Не буду, если Вы мне ответите предельно честно.

– Спрашивай. Отвечу предельно откровенно.

– Почему вы не живёте вместе? – спросила Женя, садясь в машину.

– Оксана не хочет переезжать ко мне, а я к ней – вот и весь секрет, – ответил он. – Понимаешь, мы слишком долго жили одни. У каждого свои порядки и привычки. В этом возрасте трудно меняться, да и не зачем. Так не так и мы каждый в своей квартире, без всяких претензий. Может от того и не ссоримся. Я продукты не покупал. Напишешь список – куплю и привезу. Оксана приготовит обед из того, что найдёт в холодильнике, а ты отдыхай.

– Спасибо. Мне очень хочется вернуться в своё нормальное состояние. Доктор пообещал, что всё пройдёт без последствий.

Через два Евгения вышла на работу, а около десяти утра к ней пришёл посетитель в лице Зарайской Анастасии.

– Зачем пришли, чего Вы от меня хотите? – спросила Евгения.

– Ты решила упрятать меня за решётку? У тебя ничего не получиться, – ответила Зарайская. – Всё это обернётся против тебя.

– У Вас тоже не получилось отправить меня в сумасшедший дом. Зачем Вы это сделали? Я вам жить мешала? Ну не хотели Вы, чтобы мой сын встречался с отцом, так мужу бы и высказывали претензии. А что касается Вас, то своим поступком Вы вряд ли удержите Андрея, – негромко говорила Евгения.

– Да он спит и видит во сне тебя рядом с собой. Откуда ты взялась на мою голову со своим ублюдком? – повысила голос жена Андрея.

– Не смей оскорблять моего сына, шалава. Ты прекрасно знала, что у Андрея есть сын, когда его уводила. Захотела прикрыть свою задницу? Пошла вон отсюда, пока я не вызвала милицию и не обвинила тебя в угрозах и шантаже, а камера это докажет, – сказала она и вернулась на рабочее место. Евгения не понимала визита Зарайской, которая не считала себя виноватой.

– Жень, всё нормально? – задала вопрос Юля, подойдя к её столу. – Чего она хотела?

– Сообщила, что у меня не получится посадить её в тюрьму. Как будто я сплю и вижу её за решёткой.

– Ты чего расстроилась? Она хочет вывести тебя из себя, а ты поддаёшься на её провокацию. Будь умнее и пошли её один раз и как можно дальше. Пусть всё идёт, как идёт, – советовала Юля.

Следующий визит был сделан адвокатом Зарайского.

– Я не хочу выглядеть глупо и буду беседовать с Вами только при включённом диктофоне, – сказала ему Евгения.

С записью беседы Женя пришла вечером к Павлу Ивановичу.

– Что мне делать? – спросила она, когда сосед прослушал запись.

– Соглашайся, Женька, – сказал он, беря её за руку. – Другого выхода я не вижу. Там ввязались в это дело такие люди, что мне самому не по себе. Не от страха, нет, а от того, что борьба эта с ветряными мельницами. Ты знаешь, что уже есть пара свидетелей, которые видели ваши встречи с Андреем? Ты понимаешь, к чему это ведёт? Обманутая жена, доведённая до отчаяния, в состоянии аффекта, хочет отравить соперницу, которая девять лет назад родила ребёнка и теперь шантажирует приличную семью.

– Павел Иванович, это же бред! – возмущалась Евгения.

– Это ты знаешь и я, а суду нужны доказательства. Кто будет разбираться? Есть показания, есть свидетели. Ты сама как к этой ситуации относишься?

– Я хочу, чтобы всё скорее закончилось. Глаза мои бы не видели ни её, ни деньги, – говорила в сердцах Евгения.

– Зря. Бери деньги. Ремонт в квартире сделаешь, хоть какая-то выгода будет из всего этого. Мне самому противно, что ни какие законы на них не действуют. Давай мне номер адвоката, я с ним сам поговорю.

С самим Зарайским Геннадием Ивановичем Евгения, как ей казалось, встретилась случайно на благотворительном вечере, куда пригласили представителя французской фармацевтической компании, оказавшегося в городе. Он говорил по-русски, хотя и с большим акцентом, а Евгению пригласили, скорее для солидности мероприятия, чем для перевода. Зарайский сам подошёл к Евгении, которая была «при французе» и, извинившись, пригласил её на разговор.

– Евгения Сергеевна, меня зовут Геннадий Иванович Зарайский.

– Не могу Вам сказать, что мне приятно такое знакомство. Я должна быть рада, что Вы снизошли до простых смертных? Мне видеть Вас не хочется. Вы же кроме лика президента на долларовой купюре ничего не видите. Что для Вас жизнь какой-то переводчицы в сравнении с капризом собственного безумного чада? – говорила Женя чуть слышно. – Знаете, что меня утешает в этой истории? Что она никогда не сможет производить на свет себе подобных. Вы же наверняка собрали обо мне информацию. Скажите, я мешала вам всем жить?

– Успокойтесь. Я не такой монстр, чтобы меня так ненавидеть. Единственное, чего я хочу – избежать лишних разговоров. Я прекрасно знаю, кто твой дед и отец. Почему ты не обратилась к ним за помощью? – спросил он.