– Вот я тебе ужо сама задам баню! Садись, мерзкий мальчишка, учиться. А вы, Вениамин Михайлыч, пожалуйста, с ним построже…

Студент поклонился в знак согласия и покрутил усики.

– Здравствуйте, Вениамин Михайлыч, – шаркнул ножкой Вася, войдя на террасу, и тут же прибавил, улыбнувшись: – Вот вас не было, когда мы канарейку ловили! А докторская Лиза, в юбке и в рубахе без корсета, на балконе стояла.

– Ах-ах-ах! Да как ты смеешь, пошлый мальчишка, такие речи произносить! – воскликнула мать.

– Да что ж тут такого? Вениамин Михайлыч подсматривает же в дырке в купальне, когда докторская Лиза купается.

Студент вспыхнул и заговорил:

– Не мелите вздору! Не мелите вздору!

Мать размахнулась и дала Васе подзатыльника.

– Чего же вы занапрасну деретесь! Я правду говорю! – слезливо воскликнул Вася. – Конечно же, я правду говорю. Тогда и наша Варя купалась, когда он в щелочку смотрел.

– Пустяки… Пустяки… Как вам не стыдно!

Студент зарделся еще больше.

– Принеси твои книги, перо, чернила, тетради и садись учиться! – командовала мать. – И ежели ты впредь будешь пропадать перед тем, как прийти к нам Вениамину Михайлычу, я тебя за обедом без второго и третьего блюда оставлю. Ешь один суп. Слышишь?

Студент приложил руку к груди и конфузливо произнес:

– Уверяю вас, Клавдия Максимовна, что это все ложь…

– Верю, верю, Вениамин Михайлыч. Вы варенья не прикажете ли?

– Барыня, а барыня! Вы пенку-то от варенья уж нам пожертвуйте. Везде прислуге полагается, – говорила кухарка, стоя в дверях.

– Пошла прочь! После об этом… Позволите предложить вам варенья-то, Вениамин Михайлыч?

– Нет, благодарю вас. Я сладкое не особенно люблю.

– У меня есть белая смородина. Она кисленькая. Можно?

– Мерси, не могу.

Студент вынул из кармана записную книжку с отметками и сел к столу на террасе. Матерницкая поместилась напротив него.

– Ужасный шалун-мальчишка! – проговорила она про сына. – Страшный баловник.

– Это сын дьякона на него влияет. Дети дьякона бегают по дворам, цыплят камнями зашибают, бросают разную неприличную грязь через загородку в купальню, когда там дамы купаются, и еще недавно булочнику в корзинку с булками навозу наложили, когда тот зазевался, – рассказывал студент.

– Да что вы!

– Уверяю вас.

– Тогда я запрещу Васе с ними водиться.

– Пожалуйста. Когда я купался с ними в купальне, они и мне в карманы тужурки каменья наклали.

– Ах, какие сорванцы! – покачала головой Матерницкая. – Ну, а как наш Вася у вас идет? Он, кажется, мальчик шустрый?

– Ужасно только невнимательный. И потом, в нем никакой дисциплины. Я, например, показываю ему, как делать задачу, а он вдруг про мух задает вопросы. Бывают ли у мух дети. Согласитесь сами, что это не идет.

– Ужасно, ужасно! Вот я ему скажу. Вы будьте с ним построже.

– Да уж я и так, кажется. Не могу же я его драть за волосы.

– Боже избави! Но вы так, как-нибудь.

– Я стал проходить с ним латинскую грамматику, чтобы потом при поступлении ему легче было. Рассказываю, например, про склонения, а он вынет из кармана фортунку, волчок такой четырехугольный, и предлагает мне сыграть с ним на старые стальные перья. Согласитесь сами…

– Ай-ай… Нехорошо, нехорошо.

Вошел Вася, держа в охапке книги, тетради и грифельную доску.

II

Начался урок. Студент Кротиков сделал строгое лицо и сказал Васе:

– Возьмите грифельную доску и слушайте внимательно, что я буду вам говорить.

Вася достал доску, положил ее перед собой и сказал:

– Варя-то наша все еще дрыхнет. Хотите, Вениамин Михайлыч, я пойду и разбужу ее?

– Слушайте, что я буду вам говорить, – повторил студент.

– Она сейчас вскочит, как узнает, что вы пришли.

– Слушайте. Четыре мужика купили три с половиной ведра вина. Запишите на грифельной доске.

– Мужики вина не пьют, Вениамин Михайлыч. Они пьют водку.

– Не перебивайте меня, когда я говорю! Пишите. Купили три с половиной ведра вина. Привезли его домой…

– Может быть, пива? Можно написать, что пива, а не вина?

– Вина, вина! – крикнул студент. – Ежели вы не будете меня слушаться, я пожалуюсь вашей маменьке, а она оставит вас за обедом без сладкого блюда.

– Сегодня у нас рисовый каравай на сладкое, а я его все равно не люблю.

– Это наказание! Привезли три с половиной ведра пива…

– Ах, стало быть, можно пива? Вы позволяете? – спросил Вася.

– Вина, вина! Я сбился. И начали его делить поровну.

– Я думал, что вы будете рады, если я Варю разбужу.

– Прошу молчать! Что это такое! Просто сладу нет! По скольку вина каждому из мужиков?

Вошла Матерницкая.

– Здравствуйте. Теперь могу руку подать вам. Вымыла, – сказала она студенту и присела к столу. – Ну, как ваш спектакль?

– Актрис нет. То есть молодые-то есть, а старых нет, – отвечал студент. – Ключницу некому играть. Согласился было сыграть гимназист Кукушкин (у него голос пискливый), но над ним стали смеяться, называли бабой – он и отказался. Сегодня Мамзин поехал в город и будет искать настоящую актрису. Ежели не найдет, тогда спектаклю будет крышка. Сделаем только отделение концерта, а потом танцевальный вечер.

– И отлично, – подхватила Матерницкая. – Больше ничего и не надо. Варя сыграет вам на цитре… Тогда и пейзанского платья ей не шить.

– Вот и из-за платьев тоже… Анна Михайловна сначала согласилась сшить бальное платье для своей роли, а потом…

– Право, делайте концерт и просите, чтобы этот судебный следователь Чайкин сыграл вам на корнет-пистоне. Он отлично по вечерам на балконе у себя на даче играет. Знаете Чайкина? Он судебный следователь, кажется?

– Какое! Просто учитель пения в городских училищах, – отвечал студент.

– Да что вы! А он мне так нравился, и я считала его за судебного следователя! – проговорила Матерницкая разочарованным тоном. – Сколько же он жалованья получает?

– Да никакого и жалованья не получает. Просто по полтора рубля за урок.

– Только-то? Фу-у-у… Варенька! Варя! Ах да… Ведь она спит, – спохватилась Матерницкая и сказала сыну: – Вася! Поди и разбуди ее. Разве можно до этих пор валяться в постели!

– Я и то, мамочка, хотел бежать ее будить, но меня Вениамин Михайлыч не отпустил, – пожаловался Вася и побежал будить сестру.

– Сделайте, сделайте концертное отделение, – говорила Матерницкая. – Чайкин, стало быть, как учитель пения, вам споет, а потом на трубе своей сыграет.

– Да Чайкин не поет. У него и голоса нет. Я его знаю, – сказал студент.

– Как не поет? Учитель-то пения?

– В том-то и дело, что только учит пению в школах, а не поет.

– Странно. Потом можете сделать живые картины. Две или три.

– Декораций нет. Мы уж об этом думали. У нас всего только комнатный павильон да лес. Да и лес-то по самой середине, на видном месте, мышами проеден. Вернее всего, что мы сделаем только танцевальный вечер, маленькую иллюминацию и фейерверк.

Вошел Вася.

– Она уж встала. Пудрится. Сейчас выйдет, – доложил он про сестру. – Ее Афимья разбудила. Афимья говорит: «Не хотела вставать, а как сказала я, что Вениамин Михайлыч здесь, сейчас и вскочила».

Он улыбнулся, поглядел на студента и подмигнул ему. Матерницкая продолжала:

– Что ж, и фейерверк хорошо. Только не давайте маленьким ребятам пускать. А то в прошлом году аптекареву сынишке все руки опалило.

– Мама, что это за фейерверк? Какой фейерверк? – быстро спросил Вася у матери.

– А вот на танцевальном вечере, который у них будет.

– С фейерверком? А я пускать буду? Мне пускать дадут?

– Тебе-то и не дадут. Пожалуйста, Вениамин Михайлыч, ему не давайте.

– Нет, мама, я хочу! Непременно хочу! Если мне не дадут, я на свои деньги фейерверку себе куплю.

– Сколько же вы собрали денег с дачников на этот праздник, Вениамин Михайлыч? – спросила студента Матерницкая.

– Вот, и насчет денег… – отвечал тот. – У нас всего шестьдесят восемь рублей собрано. Никто не дает. «Я, – говорит, – потом»… А Яшковы вон всего рубль подписали. Рубль подписали, да Пелагея Васильевна не позволяет своей дочери горничную играть. Я приношу дочери роль, а Пелагея Васильевна мне такие слова: «Она, – говорит, – штаб-офицерская дочь, и ей горничную играть неловко». Какое невежество! – Студент пожал плечами.

Матерницкая сказала:

– Дура! Кухарка… Так чего же вы хотите от нее? Вы знаете, что она была кухаркой?

– Да, похоже на то, – отвечал студент.

– Кухарка, кухарка… Я вам расскажу всю историю, как она в штаб-офицерши-то попала. Жил капитан Яликов, а у него была кухарка. Он был вдовец – ну, она баба ловкая и подластилась к нему. Пошли детки. Родилась вот эта самая Наденька, потом сын. Чтобы прикрыть грех, капитан Яликов и женился на ней, а потом вышел в отставку с чином штаб-офицера. Вышел в отставку и умер. И вот Наденька – штаб-офицерская дочь, а Пелагея Васильевна – вдова штаб-офицерша. Да и никогда она не была Пелагеей Васильевной, а просто всегда была Пелагея. Пелагея и больше ничего. Вы знаете, я сомневаюсь даже, грамотная ли она. То есть, может быть, читать по-печатному умеет, а уж писать ни за что! Дура, совсем дура! Ну, я вам мешать не буду, – спохватилась Матерницкая, вставая. – Занимайтесь. Да, пожалуйста, построже с Васей, Вениамин Михайлович.

– Садитесь и берите доску, – скомандовал студент Васе.

– Готово, – отвечал тот. – Но могу я прежде вот эту грушу съесть?

Вася вытащил из кармана штанишек грушу.

– Никакой груши! Заниматься нужно! – возвысил голос студент и отнял у Васи грушу, отложив ее в сторону.

– Маменька, что же это такое! – заныл Вася.

– Не давайте, не давайте ему. Дайте мне, – проговорила Матерницкая и взяла грушу. – Однако, что же это Варя-то?.. Вот удивительная девушка! Пойду сама к ней.

– Да брови себе наводит. Разве вы не знаете ее? – сказал Вася. – Узнала, что Вениамин Михайлович пришел, ну вот…

– Что ты врешь, дрянной мальчишка! – крикнула Матерницкая. – Когда же это она брови себе наводила!

– Ну вот, будто я не видел!

– Молчи, дрянь! Как ты смеешь конфузить сестру при постороннем человеке!

– Что вы написали на доске? Прочтите… – заговорил студент, обращаясь к Васе.

– Да ничего. Я уж стер все.

– Это чистое наказание! Тогда пишите вновь. И студент задиктовал: – Четыре мужика купили три с половиной ведра вина…

III

Задача о четырех мужиках, разделивших поровну три с половиной ведра вина, была кое-как сделана. Студент закурил папиросу и сказал Васе:

– Ну, теперь изложение. Я вам прочту одну маленькую историйку, а вы расскажете ее своими словами и потом напишете в тетради. Слушайте.

Студент развернул книгу.

– Опять про мальчика, влезшего на яблоню? – спросил Вася.

– Слушайте, слушайте!

Вася улыбнулся и таинственно прошептал:

– Вениамин Михайлыч, что я вам скажу…

– После, после… Слушайте: «Два мальчика были застигнуты в горах метелью».

– Очень для вас интересное, Вениамин Михайлыч.

– Ну, что такое? Говорите.

– Наша Варя в вас влюблена.

Студент вспыхнул и заговорил:

– Глупости, глупости… Итак… «Два мальчика были застигнуты…»

– Афимья, наша горничная, даже гадала ей про вас на картах… – продолжал Вася.

– Бросьте, пожалуйста! Слушайте: «Два мальчика…»

– А вы какой король – бубновый или червонный?

– Если вы не перестанете, то я пожалуюсь на вас вашей маменьке.

– Да что маменька! Маменька-то вон хочет позвать обедать следователя Чайкина, чтобы он к Варе посватался. Приятно вам это?

– Ох, Вася, какой вы мальчик! Это ужас что такое!

На террасу вышла Варя Матерницкая, хорошенькая семнадцатилетняя девушка с припухлыми от сна глазками и действительно слегка подведенными бровками. Она улыбнулась, протянула студенту руку и сказала: