Николай Игнатьевич немного слышал об этом человеке. Он знал, что есть такой в городе, но контактов между ними не было никаких. Этим и ограничивалась известность предпринимателя для Руденко. Одной из версий было убийство с целью ограбления. Дом, как и состоятельный хозяин, был небедный, и со слов жены Соколова, преступники вынесли добра на очень большую сумму. С сейфа исчезли деньги, драгоценности, из дома ценные вещи, даже картины….

Понятно, что начали рассматривать и другие версии, но сразу выйти на след бандитов не удалось. Тем не менее, благодаря внимательности, хоть и немного случайно, один из преступников был пойман.

На рынке в поселке, где сейчас проживал Николай Игнатьевич, бывший местный житель продавал бронзовую женскую фигурку, которая попалась на глаза одному из тамошних работников милиции. Тот в свой выходной день по просьбе жены бродил по базару с двумя уже полными сумками и случайно обратил внимание на товар продавца. Накануне по сводке с областного центра он видел такую же вещь, но на листе бумаги. Вскоре торгаша взяли. Это был Федор Боровой. Через два дня нашли и второго соучастника преступления Сергея Корчинского. На допросе оба задержанных признались в ограблении, но категорически отвергали причастность их к убийству. С их слов ограбили они дом примерно в шесть вечера, когда там никого не было. Ограбили быстро и ушли…

В доме убитого все выглядело так, как будто бы произошло самоубийство. Ствол был направлен в область груди погибшего, захват ружья и большой палец на спусковом крючке также с первого взгляда подталкивали оперативников к этой версии. Предстояла кропотливая работа, чтобы установить истину. Но даже через месяц не было четких и весомых доказательств вины задержанных в убийстве. Не было ни следов на ружье, ни очевидцев нападения на дом.

«Показания свидетеля», – читал Николай Игнатьевич очередной лист дела. Это были показания соседа, который проживал через два дома от погибшего. На вопрос, видел ли он кого-нибудь в этот день возле места происшествия, тот ответил:

– Никого, кроме милиции. С обеда там копошились.

Еще с материалов дела Николай Игнатьевич узнал, что и Боровой, и Корчинский подрабатывали у крупного по городским меркам бизнесмена Васильева. К нему, кстати, после смерти Соколова, каким-то образом, перешел во владение рынок погибшего. Это было давно известно Николаю Игнатьевичу. Была даже, насколько помнилось судье, прокурорская проверка факта передачи этого объекта в собственность Васильева.

Протоколы допросов, результаты экспертиз, показания свидетелей, выписки телефонных разговоров, опись пропавших ценностей, квитанции, чеки…

Вот копия чека с кафе, где в день убийства поздним вечером праздновали удачу налетчики. «Салат весенний» – одна порция; «салат греческий» – одна порция; «котлета по-киевски с гарниром» – три порции; «коньяк «Закарпатский» – две бутылки…

Интересно, почему три порции вторых блюд? Из показаний работников кафе, а они опознали Борового и Корчинского, тех было двое. Но не троица ли была в доме погибшего предпринимателя, и не третий ли как-то участвовал в убийстве Соколова. Вполне возможно, что и он должен был сидеть в кафе со своими соучастниками, но, по какой-то причине, отсутствовал. Мысль о третьем засела в голове у Николая Игнатьевича, как заноза, не давала сосредоточиться. Да и две сегодняшние смерти могли быть связаны с этим третьим…. И, скорее всего, этот третий из поселка, где проживал судья-пенсионер и откуда был родом Боровой. Очень хорошо знал удобное для преступления место, знал, куда шел Боровой и по какому пути. А стрелка, которую успел нацарапать погибший, могла означать «убийца здесь»…

Такими были предположения сыщика-любителя.

Еще после прочитанного дела у судьи было ощущение, что он был в шаге от какой-то разгадки, казалось, что рядом была подсказка, куда шагать следствию. Это чувство периодически возникало у Николая Игнатьевича все последующее время.

– Надо спокойно поработать в поселке, – подытожил свои размышления Руденко, – но вначале надо что-нибудь съесть в городе. Поеду-ка я к детям. А завтра с утречка – в свою вотчину.

На третий день, в среду, когда страсти и слухи среди местных немного улеглись, Николай Игнатьевич еще раз посетил место происшествия. Несколько раз прошелся вокруг остатков, еще не исчезнувшего пятна крови, внимательно осмотрелся по сторонам. Стрелки, понятно, уже не было, так как много людей прошлось по этой дорожке после случившегося. Дорожка эта шла с вокзала в двадцати метрах от железной дороги вдоль забора бывшей базы райпотребсоюза. Там, где забор заканчивался и поворачивал направо, начиналась небольшая площадка с большой роскошной плакучей ивой. Под ней как раз и произошло убийство. За площадкой в обе стороны шла дорога. Направо начиналась улица к центру. В ее начале по левой стороне стоял известный дом с четырьмя семьями, а за ним была усадьба судьи-пенсионера. Дорога налево пересекала железнодорожный переезд с домиком дежурного. Он стоял метрах в ста от упомянутого дерева. Как раз на этот домик и был направлен внимательный взгляд Николая Игнатьевича. А еще через пять минут он уже был возле дежурного, который немного знал пенсионера, знал о его профессии до пенсии и отнесся к его вопросу не агрессивно.

– Хочу немного помочь следствию, – начал доморощенный сыщик, – прошу извинить за беспокойство. Вы, наверное, слышали об убийстве. Не вы ли дежурили в ту ночь, когда убили Борового?

– Да, моя была смена. У нас сейчас работа через сутки, пока третий в отпуске.

– В нашем поселке машин мотается не так уж и много, тем более по ночам, – продолжил Николай Игнатьевич, – не припомните ли, в ту ночь перед приходом электрички из города не проезжал кто-нибудь здесь или вон там возле ивы, – и Руденко указал в сторону дерева, где произошла трагедия.

– Через переезд перед электричкой вроде бы никого не было, а вот на той площадке кто-то со стороны центра развернулся. Я как раз ждал поезд и увидел крутящийся свет фар. Свет погас, и больше ничего не было видно. Да я и не всматривался. Кстати, там, как вы знаете, есть проезд под железной дорогой. Когда шлагбаум закрыт, машины ныряют в эту дыру. Возможно, что и тот автомобиль свернул под рельсы, хотя маловероятно – фары гасли на ходу, – закончил железнодорожник.

– Что хотел узнать – от вас услышал. Спасибо. Большое спасибо, – поблагодарил Николай Игнатьевич собеседника.

– Ну вот, – думал он, уходя с железнодорожного поста, – кое-что выяснили. Если убийца местный, то проживает он в этой правой части поселка. Его авто приехало из центра. Пятьдесят процентов населения имеет алиби. Хоть и примитивная эта моя версия, но веселая.

– А теперь зайду-ка я к своей подруге Ирине Сергеевне. Давно уже не был у нее в гостях, – подумал Николай Игнатьевич и зашагал в сторону бывшего общежития.

Ирина Сергеевна была дома. Она вообще редко покидала свое гнездышко. Главным ее увлечением и времяпровождением были книги. Приходя после работы домой, а трудилась она экономистом-инспектором в пенсионном отделе поселка, Ирина Сергеевна сразу же вместе с вилкой брала в руки очередную читаемую книгу с закладкой на, недочитанной утром, странице и перемещалась в другой мир, в мир переживаний, познаний, тревог и радостей…. Был и компъютер в доме у женщины. И пользоваться им она умела. Но никакие социальные сети не могли заменить ей то состояние, которое испытывала Ирина Сергеевна, увлекшись сюжетом очередного произведения.

С мужем эта, еще молодая душой, женщина развелась пять лет назад. В столице со своей семьей проживала ее дочь, которая периодически навещала Ирину Сергеевну. Поводов тревожиться за нее у матери не было. Все у дочери складывалось успешно. У нее были хороший муж, интересная работа, материальное благополучие.

– Добрый день, Николай Игнатьевич, – встретила после стука в дверь Ирина Сергеевна своего знакомого, – забыли вы, наверное, свою подругу. Давненько не были.

– Не был давненько, а помню о вас все время, Ирина Сергеевна. Дела разные. Несколько дней провел в городе у детей.

И под чай завязалась беседа. Говорили увлеченно, о разном. Любая тема находила отклик у собеседника, чувствовались неподдельный интерес к затрагиваемым вопросам и искренность в общении. Что-то вело этих людей.

Николай Игнатьевич был всегда очень рад встречам с этой женщиной. В такие моменты он не выглядел техническим протокольным судьей или статусным пенсионером-консерватором, а был порядочным, вежливым джентльменом и многознающим собеседником.

Нельзя было обойти тему убийства, но и задерживаться на ней тоже не хотелось.

– Ленка выдала мне кое-какие секреты о Федоре. Просила, на всякий случай, никому не рассказывать, хотя и обмолвилась, что вдруг это поможет следствию, – начала Ирина Сергеевна и продолжила:

– Федор однажды был очень пьян и рассказал Елене, как его когда-то спас, тогда еще участковый, Ворвуль. С чьей-то подачи Федор залез в богатую квартиру, хорошо ее обобрал, в том числе и сейф, который открыл ключом, который ему накануне вручил наводчик. Все бы обошлось, но воришка забыл в сейфе этот ключ. Вспомнил он об этом часа через два после ограбления и очень испугался, подумав об оставленных отпечатках. Не знаю, говорила мне Елена, в каких отношениях был Федор с участковым, но домушник обратился к Ворвулю, и тот все уладил. Ключи из сейфа исчезли. Понятно, к убийству этот случай не имеет никакого отношения. А вот то, что выйдя из тюрьмы, Боровой намекал Елене, что скоро все изменится и он ей предложит новую жизнь – интригующе настораживало, – закончила передавать чужие секреты Ирина Сергеевна.

Еще она сообщила, что очень плохо спала в ту злополучную ночь, так как у соседей напротив почти до утра слышалась какая-то возня, иногда громкий шум, разговоры, иногда выкрики.

– Очень интересная информация, – прокомментировал услышанное Николай Игнатьевич, а про себя подумал – надо бы спросить когда-нибудь Ирину про автомобиль. Ведь не спала же. И еще одно. Кто этот глава семейства с квартиры напротив? Мы знакомы, но я его совсем не знаю.

В предположениях и лабиринтах исследования сыщика-пенсионера любая информация о произошедших событиях воспринималась по своему, по его складу мышления. Она должна была укладываться в схемах, которые Руденко выстраивал, дополнять, совершенствовать его выводы. Но мог Николай Игнатьевич заглянуть и за пределы этого круга.

– Рад был вас увидеть. Спасибо за прием и интересную беседу, – улыбнулся Николай Игнатьевич, заглянув в глаза своей знакомой, но, не задерживая там взгляда, – в следующий раз, если примите, буду со своим гостинцем.

… Проснувшись среди ночи, Николай Игнатьевич ничуть не удивился, что первыми проблесками сознания стало его расследование. Автомобиль! Был ли он? Вполне возможно, что, развернувшись, он уехал в сторону центра. Или продолжил свой путь под насыпью. Дежурный на железнодорожном посту ждал электричку, которая прибывала из противоположной стороны, и ощутить свет фар мог мельком. Еще одна версия. Мог кто-то остановиться в этом месте, к примеру – поцеловать свою попутчицу и спокойно поехать дальше.

Нельзя исключать, что убийство могло быть случайным. А если запланированным, то зачем убийце так рисковать, подставляя свое авто? Хотя в авто меньше шансов быть увиденным…

– Чем больше узнаешь, тем больше вопросов, – думал Руденко.

– Надо еще раз все тщательно все продумать и искать дополнительные факты.

– Собака! – переключил внимание Николай Игнатьевич на другой объект в расследовании. Почему она остановилась на обочине дороги возле милицейского УАЗика, а не пошла к месту, где ночью стоял предполагаемый автомобиль. Ведь туда же должны вести следы убийцы.

– Наверное, этому я смогу найти объяснение, – размышлял ночной сыщик, – милиционеры и Никита, потоптавшись возле трупа, сели в УАЗик для дачи и снятия показаний. По их следах овчарка и остановилась возле машины.

– Стоп! – осенило Николая Ивановича.