Заправку мы пропустили и решили не останавливаться. Она была совсем ржавая, и огромные рваные отверстия в её стенах были похожи на язвы и нарывы на больной коже. Пахло отвратно даже в нескольких десятках метров от неё. Скорее всего, там разлагались тела, и я даже не захотела проверять, так ли это. Алиса и взглядом не удостоила эту гнусную могилу. Девочка приблизилась и взяла меня за руку. Я ощутила, как она стала тянуть нас обеих вперёд. Пришлось из последних сил ускорить шаг, чтобы хоть как-то поспевать за ее темпом.

Мы не нашли ни одного дома или заправки, но набрели на уазик, одиноко стоявший на обочине, передними фарами уставившись в лес. Из открытого бачка не пахло бензином, и это значит, что его давно опустошили. Внутри были изорванные, но по большей части целые сидения. Мы расстелили на них спальники и улеглись валетом.

Алиса ёрзала в попытках уснуть. Я, закрыв глаза, массировала её разгорячённые ноги. Когда пульсация в её стопах немного пропала, она перестала стонать и уснула, свесив одну руку вниз. Окна запотели, и мне пришлось немного их приоткрыть, чтобы наше присутствие не было столь очевидным снаружи. Я отложила ноги Алисы в сторону и перевернулась на бок. Кровь от раны немного оттекла, что принесло немалое облегчение.

Мне приснился опять этот сон. Я в квартире родителей, но не могу понять, я такая же взрослая или опять ребёнок? Не могу нигде найти свет, переключатели просто не работают, и мне страшно. Здесь темно и никого вокруг. Из моей комнаты, которая только во снах является в том виде, в котором её запомнило моё подсознание, доносятся несколько голосов. Они зовут меня по имени, но я не знаю, кто это кличет на самом деле. Несмотря на дрожь и ужас, бреду во тьму на зов и останавливаюсь у самого порога. Голоса становятся громче, но кроме имени ничего не разобрать. Когда появляется ощущение, что кто-то очень старый шепчет мне на ухо, я вытягиваю руки вперёд и бегу наугад. Я просыпаюсь от того, что тыкаюсь во что-то лицом.

Глава 7

Два дня мы шли с короткими остановками. Я даже не сверялась с картой так часто, как делала это раньше. Дорога не извивалась, а серой полосой тянулась сквозь холмы и леса. Цивилизация осталась далеко позади, и кроме размеченной дороги под ногами ничто не напоминало о старом мире.

Мне трудно дались эти дни. Алиса со мной почти не разговаривала. Это было на неё не похоже. Обычно день, максимум два, она могла обижаться, но потом сама, пуская слезы, пыталась мириться. Я никогда в этом не отказывала, и лишь принимала в тёплые объятия плачущую девочку. Но не в этот раз. Алисино лицо было словно восковым, и даже если она и испытывала эмоции, то прятала их глубоко внутри. Я ощущала себя чужой в такие моменты, и если придираться к кровной связи, то таковой я и была. Как же много времени потребовалось, чтобы она перестала обращаться ко мне словом «тётя». Прошло несколько лет, прежде чем Алиса сначала стала называть меня по имени, а потом и «мама». Для меня это очень много значило, да и до сих пор много значит. Я протянула к плечу Алисы руку, но та отдёрнулась, лишь завидев боковым зрением чужие пальцы.

– Когда мы остановимся? Я хочу есть.

– Когда найдём укрытие хоть какое-нибудь. – Мой голос стал хрипеть, а во рту с каждым шагом под палящим солнцем всё больше скапливалось густой, липкой слюны.

– А если мы его не найдём?

– Обязательно найдём.

– Нет, хочу сейчас.

Я не стала с ней спорить, взглядом давая понять, что я рассержена. Алиса словила этот взгляд и посмотрела в ответ так, что стало не по себе. У неё на лбу появилось бордовое пятно, и сам лоб покрылся морщинками от изогнутых дугой бровей. Я достала бутылку воды и энергетический батончик. Алиса выхватила и то, и другое из моих рук так грубо, что оцарапала грязными ногтями мою ладонь.

– Извини, – промямлила она, словно бросила надоедливой собаке кость, лишь бы та перестала плестись за ней, жалобно скуля.

Она видела, что я протянула руку, чтобы тоже попить, но перед этим специально закрутила крышку так крепко, что я с трудом смогла её отвернуть.

– Алиса, всё хорошо?

– Да, а что?

Обе играли в этот спектакль. Продолжив путь, мы продолжили и молчать, а дорога всё тянулась серой нескончаемой лентой, то и дело петляя.

Сзади послышался мотор. Я его узнаю среди тысяч других. Шум быстро приближался, и металлический лязг заполнял безмолвную округу. Алиса тут же одним прыжком нырнула к обочине, чуть ли не зарывшись по колено в канаве. На уровне асфальта торчала лишь её макушка, затерявшаяся в зелени. Я запнулась в бессилии и упала на одно колено, попав ровно по нерву. До высокой травы пришлось ползти как животное. Перед тем, как завалиться телом в траву, я глянула на дорогу и заметила клубы чёрного дыма, поднимающегося густым столбом к небу.

В канаве я ударилась ещё и лбом о камни, но высокие стебли скрыли меня, и осталось лишь не закричать от боли и усталости. Машина промчалась с такой скоростью, что трава потянулась за воздушным потоком, чуть не выдав нас обеих. Я лежала на животе, уткнувшись во влажную землю лицом. Запах одурманивал, и желание остаться тут становилось с каждой секундой только крепче. Грохот мотора пропадал, но тяжелый запах жжёного топлива только сейчас стал доходить до нас, опускаясь плотным слоем газов. Алиса чихнула, но я не видела её за стеблями листвы, хотя она лежала от меня не больше, чем на расстоянии одного метра. Алиса зашевелилась, и я повернула голову в сторону дороги. Там тощее тело девочки возвысилось над зеленью.

– Подожди, пусть уедут.

– Уехали уже. Пойдём. Хочу быстрее найти место для ночлега.

Я отжалась от земли, еле оторвав тело. Поднялась на трясущиеся ноги, одну из которых ещё сводило, будто било электрическим током в районе колена. Хватаясь за траву, я выбралась на дорогу. Алиса уже уто́пала метров на тридцать вперёд, будто стараясь от меня сбежать. Я решила, что догонять не буду, потому что не смогу. Размялась, помахав руками, и чуть не упала в обморок, когда перед глазами потемнело. Пошаркала дальше, пока силуэт Алисы мелькал в мареве над раскалённой дорогой.

Алиса постепенно становилась ближе, хотя я своего темпа не меняла. Когда солнце медленно склонилось к закату, она шагала передо мной метрах в двух, и когда небо стало тёмно-синим, уже брела рядом, взяв меня за руку.

– Извини, Саша. Просто я разозлилась. – Её голос звучал очень тихо, но вокруг нас даже деревья не шелестели листвой, и я расслышала каждое слово, давшееся ей с трудом.

– На кого? На меня?

– Нет.

– Тогда почему ты злилась всё равно на меня? – я не хотела спорить и говорила с толикой шутки, но Алиса всё восприняла вполне серьёзно.

– Меня злит эта дорога. И разбойники, и люди с корой вместо кожи. Я ненавижу их.

– Я понимаю, но злость отбирает больше сил, чем радость, поэтому лучше…

– Веселиться без причины?

– Нет. Хотя бы меньше думать о злости.

– Мне трудно.

Я знаю, что трудно, и должна была сказать это, но решила промолчать. Слишком много понимания в этой детской голове, закрытой ото всех, кроме её хозяйки. Я до сих пор думаю, что Алиса не начинала говорить в детстве так долго не из-за особенностей развития, а потому что слишком много хотела сказать, настолько много, что это стало пустым. Она всё знала, во всём разбиралась и не видела смысла это кому-нибудь доказывать.

Заправок не встречалось, пустых брошенных машин тоже. Я вынула фонарик, пустив кроткий кружок на землю. Луна уже появилась в небе, цветная, как будто всё небо затянулось огромной радужной плёнкой, а мы всё никак не могли найти укрытия на ночь.

– Нам снова придётся ночевать в траве?

– Кажется, да. – Я сама отвергала эту мысль, надеясь найти хотя бы землянку, но вокруг ничего. И даже разметка дороги пропала, превратив асфальт в серую каменную реку. Алисину руку всё труднее удерживать, и я отпустила её холодную ладонь, повисшую вдоль тоненького тела и ног с острыми коленями.

Алиса молча, не издавая ни единого звука, стала толкать меня в сторону обочины. Мы свернули в кусты, плотно закрывавшие всё, что было позади них, но при этом видели всё, что было над нашими головами. Закрытые плотной стеной кустарников, мы расстелили мешки и улеглись ногами друг к другу, почти соприкасаясь стопами. Я сняла обувь, словно достав ступни ног из очень горячей воды. Кровь отступила от мозолей, и даже сквозь не очень приятный запах я осознала, что жить уже не так тяжко, как казалось каких-то десять минут назад.

– Алиса, помнишь, какая планета идёт следом за Землёй?

– От солнца?

– Да.

– Марс. Нам о ней рассказывала Мария Анатольевна на уроках окружающего мира.

– А знаешь, мой отец однажды видел Марс.

– Деда Коля? Как? Он был в космосе?

– Нет, он наблюдал его с Земли, в телескоп. Когда Марс находился близко к нашей планете, его отлично было видно. Папа говорил, что Марс очень красивый.

– Я бы хотела его увидеть.

– Да, милая, и я тоже. Хотя бы ещё разок.

Звёзды стали проглядываться сквозь помутневшее небо, совсем истончившееся между нами и космосом. Интересно, инопланетные жители знают, что у нас случилось здесь, на Земле?

– Мама, сколько нам ещё идти?

– Честно?

– Да, – это был неуверенный ответ. – Честно.

– Я не знаю. Если судить по карте, то несколько дней. Но если отталкиваться от запаса наших сил и еды, то неделю. Может, больше.

Алиса застыла на минуту, словно в голове проворачивала весь наш прошлый и будущий маршрут.

– Спокойной ночи, мам. – Послышалось рядом со мной. Я продолжала всматриваться в небо, и голос Алисы показался совсем отстраненным.

– И тебе сладких снов.

Алиса засопела так быстро, что мне стало в каком-то роде завидно. Я уставала просто до жути, но до сих пор не могла нормально спать. Стараюсь успокоить себя, убедить, что буквально заслужила несколько часов отдыха, но ничего. Что это за странное чувство, что не даёт увидеть сны? Вопрос повис в воздухе, когда я сомкнула глаза, и картинки из потаённых участков воображения начали беспорядочно формироваться в глупые сюжеты.

Глава 8

Гриша сразу воспротивился. Он уже готов был перегородить проход в подъезд, упёршись руками в стены. Таким разозлённым я его ещё не видела никогда, но дело было только в Алисе. Она этого хотела даже больше моего и, услышав предложение моего папы, чуть ли не прыжком оказалась на моих руках от восторга.

– Нет! Нет! Ни в коем случае, моя дочь никогда не…

– Гриша! Папа знает, что делает. Он инструктором работал в молодости. – Я аргументировала, как могла. Но Гриша мотал головой, закрыв глаза. – Всё будет хорошо, я буду приглядывать за ней в оба, как и папа.

– Саша, ты меня слышишь вообще? Я против! Алиса никогда не возьмёт оружия в свои руки!

Сама Алиса в это время стояла у двери в свою комнату и сжимала в руках игрушку. Она неотрывно наблюдала за своим рассерженным отцом, и это её по-настоящему пугало. Даже сильнее, чем смерть бабушки.

– Что, если будет осечка, и она посмотрит в дуло? В руках не удержит, или ещё что! Да сотня способов убиться на стрельбище. И что потом? Я не переживу, если она… если что-то случится!

– Со мной же ничего не случилось, хотя я оружие впервые в руки взяла в пять лет!

– Ты не Алиса!

Я молча наблюдала, как Гриша, нервничая, пытается убедить, что научить девочку стрелять – это самая большая ошибка, и он не имеет права её допустить. Оружие у него неотрывно связано с убийством, никак иначе. Таков уж мой Гриша.

– Папа, – начала полушёпотом Алиса, еле попав в перерыв между криками Гриши, беснующегося в прихожей. – Я буду осторожна. Наверняка я даже не попробую. Просто хочу посмотреть.

– Можешь и дома это сделать, – не унимался тот, – на компьютере. Пойдём, я включу игру и на этом закончим бессмысленный разговор.

– Гриш, ты сейчас серьёзно?

– А что, по мне плохо видно? – он рыкнул на меня, как никогда раньше. Да и ни разу после этого случая я его таким не видела. Столько гнева в голосе. Лицо словно мертвое, но взгляд полон огня.

Алиса не дала себя затолкать в свою комнату и упёрлась в Гришино бедро.

– Папа, я хочу пострелять!

– Алиса, зачем тебе это? Давай лучше… не знаю. Пойдём на аттракционы?