Однако нам, господа, не пристало питать несбыточные чаянья и пустые надежды. Всем нам необходимо собраться с силами и претворить в жизнь решения предыдущих советов. Да-да, коллеги, я говорю об уборных, – сдавленный смешок не остался незамеченным: пышные брови Триангулюра сдвинулись на переносице, а глаза затеплились огнём, предвещающим неминуемую грозу. – И это не повод для веселья, коллеги! Напоминаю, что выделенные комнаты не предназначены для хранения личных вещей. Да, магистр Сомниферум! Равно как и для выращивания сомнительного вида и ещё более сомнительного действия растений.

Магистр кафедры растениеводства, невысокий полноватый господин с тонкими немного женственными чертами лица, покраснел до корней волос, и еле слышно промямлил в ответ:

– Но, магистр Триангулюр, это было единственное подсобное помещение моей кафедры, поэтому я счёл возможным использовать хотя бы его подоконник… И потом, мои исследования носят сугубо практический прикладной характер и призваны способствовать…

– О прикладном характере ваших изысканий мы поговорим позже и наедине, – прервал его верховный магистр. – Кстати, потрудитесь подготовить ваши объяснения относительно того, зачем вы сушите и измельчаете вашу рассаду, а также почему лично я не раз наблюдал, как по коридорам вашего факультета с завидной регулярностью расстилается туман непонятного происхождения, отличающийся совершенно неповторимым зловонием.

Магистр Папавер потупился.

– Но мы отвлеклись, коллеги. Итак, на прошлом собрании совет магистров постановил, что поскольку Его Величество Федерик Отважный, безраздельный правитель земель, простирающихся от окраин Западных Гор до берегов северных морей распустил суд инквизиции, то необходимость самого́ существования кафедры ведьмовства и алхимии не представляется более целесообразным. Более того, совет и ранее проявлял завидную прозорливость, поскольку единственный студент кафедры всё чаще появляется на кафедре растениеводства, где занимается возделыванием, сбором, просушкой измельчением, а возможно и употреблением неких культур. Не так ли, магистр Папавер? – пауза, сопровождаемая укоризненным взглядом. – Так вот, коллеги, почему до сих пор не разобраны архивы кафедры ведьмовства и алхимии?

Когда инквизитор его величества читал в нашем университете, то ему были выделены значительные помещения, которые теперь пустуют. Насколько я помню, на прошлом совете мы постановили, что ответственным за сортировку, систематизацию, хранение и, что представляется мне наиболее вероятным, утилизацию материалов кафедры ведьмовства и алхимии будет магистр теологии, Диктум Тамнос.

Пауза, выдержанная Триангулюром, явно предназначалась для реплики указанного магистра, однако ответа не последовало.

Присутствующие, осознав, что гроза разразится не над их головами, заметно приободрились и оживились; кое-где по углам аудитории даже слышны были смешки и перешептывания. Наконец, все взгляды устремились на последний ряд, где сидел древний белобородый старик. Глаза его были закрыты, нижняя челюсть с по-детски пухлой нижней губой слегка съехала набок, обнажая ряд жёлтых редких зубов, а очки нелепо сползли на самый кончик мясистого носа. Магистр Тамнос Диктум не подавал каких-либо видимых признаков жизни.

– Ради всего святого! Диктум! – прогремел верховный магистр Триангулюр.

Щёки старика пришли в подобие движения, от чего стали напоминать печёные яблоки. Челюсть вернулась на отведённое ей природой место, а светло-голубые глаза открылись.

– Что? Кто здесь? Где я? – прошамкал спросонья магистр.

– Магистр Диктум, вы снова спали на заседании совета! – Триангулюр Эксесс шумно выдохнул.

– Триангулюр? Это ты? – старик явно всё ещё не понимал, где находится.

– Да, Диктум. Это я. Сейчас идёт заседание учёного совета, – Триангулюр закатил глаза, сдерживая волну раздражения.

– А я тогда где? – старик сконфуженно огляделся по сторонам.

– И вы, магистр Диктум Тамнос, на внеочередном заседании учёного совета. – Верховный магистр держался из последних сил.

– И что ты от меня хотел, Триангулюр?

Диктум Тамнос был единственным, кому дозволялось обращаться на «ты» к верховному магистру. Можно было бы подумать, что поблажка сделана с учётом почтенного возраста Диктума, но это не совсем так. Верховный магистр и магистр Тамнос были старинными приятелями (хотя слово «древними» подошло бы гораздо лучше, особенно учитывая возраст магистра теологии). И хотя Триангулюр несчётное количество раз напоминал старику, что в присутствии коллег следовало бы более почтительно обращаться к нему, верховному магистру, Тамнос всякий раз попросту забывал об этом. В конце концов, верховный магистр смирился.

– Диктум, пока ты спал, мы говорили о решении, принятом на прошлом заседании совета магистров и о том, что его, в конце концов, надо выполнять.

– Любопытно. Весьма любопытно. И что же постановил совет? – в глазах магистра теологии светилось неподдельное искреннее любопытство.

Верховный же магистр Триангулюр набрал побольше воздуха и прогромыхал:

– На прошлом совете мы постановили, что кафедру ведовства и алхимии следует закрыть за ненадобностью, а помещения, ею занимаемые…

– О, друг мой! Это очень верное решение, Триангулюр, очень!

– Я знаю, – выдохнул верховный магистр обречённо.

– Кроме того, любезный Триангулюр, я бы на твоём месте задумался о том, как распорядиться помещениями кафедры. Этот одноглазый проходимец, помнится, занимал лучшие комнаты университета, тогда как все мы ютимся в скромных тесных комнатушках.

– И об этом мы тоже говорили, Диктум, – процедил сквозь зубы верховный магистр.

– Но, прежде чем раздавать комнаты на право и на лево, друг мой, хорошо было бы разобрать архивы кафедры ведьмовства. Кто знает, что там можно найти?

– Вот именно, Диктум, – желваки на щеках верховного магистра ходили так, что окладистая серая борода то и дело меняла форму, а глаза, казалось, вот-вот начнут сыпать искрами.

– Архивы непременно надо разобрать, Триангулюр, непременно! Только вот… – Тамнос Диктум чуть понизил голос и виновато взглянув на верховного магистра спросил: – Напомни, пожалуйста, о какой кафедре идёт речь?

И вот в тот самый момент, когда уважаемые магистры инстинктивно втянули головы в плечи и поджали ноги, ожидая неминуемого взрыва, дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся магистр изящной словесности Майнстрем Щековских.

– Коллеги, простите моё опоздание… – начал было он, но тут же понял, что раскрывать рот было фатальной ошибкой.

Бывают такие мгновения, когда всё в природе замирает, когда ни единый лист не смеет шелохнуться, словно боится нарушить такой всеобъемлющий и такой хрупкий покой. Тишина нарастает, становится густой, вякой, звенящей и вдруг разрывается, словно лопнувший мыльный пузырь. Гроза. Так начинается гроза.

– А! Вот и долгожданный магистр Щековских! – прогрохотал верховный магистр подобно грому в небесах. – Мало того, что по вашей милости мы вынуждены в очередной раз проводить внеочередные собрания, так вы ещё позволяете себе опаздывать! Надеюсь, причиной тому послужили крайне важные неотложные дела! Подчёркиваю: крайне важные!

Майнстрем густо покраснел, вжался в дверной проём и уже раскрыл рот, но верховный магистр протестующе замахал руками, не дав ему заговорить:

– Нет-нет, господин Майнстрем Щековских! Не утруждайте себя оправданиями! Кроме того, я не намерен повторять ради вас то, о чём говорилось тут более часа! Итак, уважаемые коллеги, – Триангулюр повернулся к сидящим магистрам, – Кто из вас согласен с тем, что разбор, систематизацию и утилизацию архивов ныне закрытой кафедры ведьмовства и алхимии следует поручить магистру изящной словесности Майнстрему Щековских?

Зал мгновенно разразился бурной овацией и возгласами одобрения.

– Принято единогласно! – прогремел верховный магистр. – На этом внеочередное заседание магистров считаю закрытым! А вы, господин Щековских, загляните ко мне через час. И даже не думайте опаздывать!

* * *

Столица великого государства, простирающегося от окраин Западных Гор до берегов северных морей, – величественный город Лупхоллен. Предание гласит, что имя своё город получил благодаря странствующему трубадуру. Согласно легенде, он был так поражён красотой представшего перед ним пейзажа, что в буквальном смысле вылупил глаза. За этим нелепым занятием он и был замечен местными жителями, не преминувшими, однако, поднять бедолагу на смех (что, согласно общепринятой версии событий, свидетельствует о весёлом и добродушном нраве местных жителей). Название прижилось. Такова официальная версия. Но ведь мы с вами помним, что история должна отвечать вызовам современности…

Словом, зайдите в любую харчевню, и вы сможете услышать иную версию событий, в которой, кстати, также принимает непосредственное участие безвестный трубадур. Так, например, вам расскажут, что бедняга много дней спускался по отвесным склонам северных гор, рискуя сорваться в бездонную расщелину или погибнуть под камнепадом. И только надежда увидеть чудесный замок, который, как он где-то слышал, был прекраснее и величественнее всего, что когда-либо доводилось видеть человеку, поддерживала несчастного в тяжёлых испытаниях. Каково же было разочарование трубадура, когда его утомлённому взору предстала крепость из плохо отёсанного серого камня, обнесённая со всех четырёх сторон высоченной стеной и окружённая рвом. Местные жители готовы поклясться, что «лупхоллен» на родном языке трубадура означало не что иное как грязное ругательство. Нельзя же восхищаться чем-то с таким выражением лица, будто только что проглотил земляного червяка.

Как бы то ни было, трубадур отправился дальше, а неосторожно брошенное им слово осталось и прижилось. Более того, чем ближе наблюдательный путешественник знакомился с городом, тем более находил подтверждений обоим вариантам происхождения его названия.

Жители этих мест, действительно, не прочь повеселиться в любой удобный (а чаще неудобный) момент. Для чужестранца, впервые оказавшегося в Лупхоллене, главная задача – не заблудиться и поскорее найти дорогу, ведущую к замку или хотя бы из города; а для местного жителя нет ничего забавнее, чем отправить путника в противоположном направлении. Учитывая, что это развлечение чрезвычайно популярно у горожан, скитаться можно до позднего вечера. А жители Лупхоллена тем временем заняты обсуждением насущных дел:

– Здорово, кузен Виги! Как дела у тебя в лавке?

– Неплохо, Давен, очень неплохо! Сегодня ко мне заглянул какой-то ротозей, так я продал ему головку прошлогоднего сыра.

– Ту, что отпугивала мышей в подполье?

– Её самую! Да ещё сказал, что такого изысканного кушанья и при дворе не подают! Я потом отправил его прямиком к твоей харчевне, дескать, это лучший из постоялых дворов в городе!

– Так это твоим тухлым сыром пропах весь мой хлев! Ох и задал бы я тебе трёку, кабы не три золотых монеты, что я сумел выудить с этого бедолаги за постой!

– Три монеты? Ах ты старый пройдоха!

– Я вот что подумал, Виги… У нашего крёстного дочь на сносях, деньжата лишними не будут, так я, пожалуй, завтра отправлю этого болвана к нему. Старик-то уж придумает, как нагреть на простофиле руки! Главное, чтобы он не заплутал и не покинул наш город раньше, чем мы успеем опустошить его карманы!

А заплутать на улочках Лупхоллена было проще простого! Местные зодчие не отличались оригинальностью мысли. Впрочем…