Карьера его развивалась стремительно. Он, едва окончив театральный Шота Руставели, стал режиссером киностудии «Грузия-фильм» и уже через несколько лет – директором этой студии. А в 27 лет, в год, когда они поженились, Герман снял фильм, который позже был удостоен специального упоминания в Каннах как «Лучший фильм с вымышленным сюжетом». И это на самом крупном западном кинофестивале! Тогда Лали так гордилась своим мужем! И еще больше гордилась тем, что такой человек, как Герман Табидзе, выбрал именно ее в спутницы жизни. Герман получал награду за наградой, повышал свой социальный статус и доход, расширял круг общения и купался в лучах славы. Однако в последнее время картины стали выходить реже, а отзывы от неистового восторга перешли в сдержанную похвалу. Критики и газеты пока не замечали этого, разве что одна-две негативные заметки да пара пересудов у них за спинами. Но Лали этого было достаточно. Она чувствовала: толика правды в этом есть.

– Лали, о чем ты думаешь?

Она улыбнулась мужу одними глазами. Гнать, гнать от себя эти мысли хотя бы сегодня! Они оба на пике славы в красивом прибрежном городе осматривают их новый белоснежный дом. Сегодня ничто не испортит ее настроение.

– О тебе, милый. О том, как мне повезло с мужем.

Они улыбнулись друг другу, но каждый – о своем.

Через час Герман и Лали уже сидели в большой беседке у дома Курдиани, который был намного больше их собственного нового дома. За столом сидели Тинатин, Карду, их 12-летний сын Акакий, или Ика, как его называли все обитатели дома, его сестренка Анна и Лаура – мать Тинатин. Блюда к столу выносила помощница по хозяйству. Лали чувствовала себя великолепно: она, звезда советского балета, и ее муж, известный кинорежиссер, сидели в 10 минутах ходьбы от своего нового роскошного дома у моря, пили сладкое красное вино в компании лучшего советского кардиолога и его семьи и наслаждались вкусной едой. Все было прекрасно в этот момент. В эту секунду она любила свою жизнь больше, чем когда бы то ни было.

– Тинатин, вы говорите, что давно здесь живете? – Лали взяла свой хрустальный фужер с вином и откинулась на прохладные подушки. Вся ее поза была такой богемной, такой расслабленной и непринужденной.

– Лали, дорогая, зови меня просто Тина. Да, мы переехали в этот дом сразу, как только родился Ика – двенадцать лет назад. Пока Карду работал в Москве, мы с Икой и моими родителями жили здесь. Карду переехал к нам только через два года, когда был благоприятный период для перехода в кардиологию Батуми. А вот Анна уже родилась здесь.

– Почему вы решили переехать именно сюда?

– Это наш родной город. Мы оба тут родились. Кроме того, тут прекрасный климат для детей. А почему вы решили переехать из Тбилиси?

– Я решил сделать жене подарок, – Герман положил свою широкую ладонь на руку Лали.

– Не думаю, что мы переедем сюда, – Лали взглянула на мужа и улыбнулась ему. – Хотя, конечно, здесь очаровательно. Думаю, мы будем приезжать сюда летом и в перерывах между работой.

– Это очень замечательно. Вам тут понравится. До моря совсем недалеко, люди очень теплые и радушные, у вас отличный участок земли. Пока дом стоял без владельцев, Ика и Анна частенько бегали туда за фруктами и ягодами, – рассмеялась Тинатин. – А у вас есть дети?

– Пока только один – Иосиф. Он сейчас в Тбилиси у бабушки.

– Как замечательно! Сколько Иосифу лет?

– Он ровесник Анне – ему шесть. Мы планируем приехать в следующий раз вместе.

– Анна, дорогая, ты слышала? Скоро у тебя появится друг Иосиф.

– Уверена, они подружатся!

Лали нравилась эта семья. В ней не было показной нежности как между ними с Германом, но складывалось ощущение прочного фундамента из взаимоуважения и любви. Казалось, Карду с женой прекрасно дополняли друг друга: строгий молчаливый 46-летний доктор и живая, общительная, мягкая хранительница очага Тинатин. Он был старшее ее на 11 лет, но это не сильно бросалось в глаза – оба они выглядели очень молодо и свежо. С ними было действительно интересно. Карду был начитан и образован, он знал много из истории Советского Союза и мира, увлекательно говорил про свою работу. Тинатин же все время шутила и разбавляла интеллектуальную беседу мужа любопытными историями из жизни улицы или города, рассказывала про своих детей и годы, проведенные в Москве, живо интересовалась их с Германом работой. Обед с Курдиани был комфортным, насыщенным, веселым и по-семейному теплым. Пожалуй, у Лали еще не было таких интересных знакомых, как они. Дети производили на Лали не менее приятное впечатление, чем их родители. Ика был вежлив, сдержан и беспрекословно слушался отца, а Анна была живой, любопытной девчушкой с огромными карими глазами. Брат и сестра, оба были полной противоположностью ее собственного сына Иосифа, который не любил общения со сверстниками и всегда отдавал предпочтение книгам и одиночеству или взрослой компании. Смог бы он подружиться с Анной? Лали бы этого очень хотелось.

Пока Герман и Карду обсуждали положение дел в Тбилиси и в Грузии в целом, Лали осторожно наблюдала за обоими Курдиани. Могла ли у нее быть похожая семья? Семья, в которой она бы нежно любила своего мужа и была бы его опорой и поддержкой, его тылом. Тинатин рассказала Лали, как познакомилась с Карду: она была анестезиологом в его отделении. Сначала они просто работали вместе, общались, узнавали друг друга. Затем стали все больше оставаться наедине и проводить время вдвоем. Тинатин, смеясь, сказала, что они с Карду полюбили друг друга головой, рационально, потому что это было «правильно». Не было у них какой-то волшебной романтики. Просто им было хорошо и интересно вдвоем. А уже потом из этого рационализма выросла настоящая теплая дружба и крепкая семья, основанная на глубокой любви. Тогда ее будущий муж подавал большие надежды, но никто и представить не мог, что он станет таким блестящим врачом и займет столь высокое положение в обществе. Лали спрашивала себя, могла бы она выйти замуж за простого кардиолога, пока еще не знаменитого и не состоятельного? Конечно же нет. Лали всегда хотелось особенной жизни. Той жизни, которой она жила сейчас.

– Когда вы планируете приехать снова? – поинтересовался Карду.

Лали посмотрела на мужа: она не имела представления о его планах. Еще сегодня утром она была хозяйкой только одной квартиры в Тбилиси, а теперь у нее есть дом у моря. Эта мысль приятно согрела.

– Мы улетаем сегодня в Тбилиси, ночным рейсом. У меня дела. Но к следующим выходным планируем вернуться снова.

– Понимаю.

– Вы знаете, с другой стороны от вашего дома, на Варшанидзе, 70, стоит дом моего друга и товарища Важи. Важа Натишвили. Может вам доводилось слышать о нем?

Герман отрицательно качнул головой.

– Важа – главный архитектор Тбилиси. Очень мудрый, глубокий человек и интересный собеседник. Вам будет о чем с ним поговорить. Как раз к выходным они собираются приехать с семьей в Батуми.

– Тоже на лето? – поинтересовался Герман.

– Неееет, – протянул Карду. – Важе исполнилось 62 года в этом году. У него сын, ровесник Ики. Важа решил, что пора на покой – растить парня. Вот и перебирается из Тбилиси в Батуми. Кто знает, Герман, может и вы с супругой и сыном когда-нибудь полностью осядете в Аджарии.

– Не скрою, Карду, такие планы у меня имеются. Мы с Лали хотим завести еще одного ребенка.

– О, это прекрасно! – вмешалась Тинатин. – Лали, ты готова оставить балет? Сколько тебе сейчас?

– Мне 24 года. Конечно, я понимаю, что второй раз я не смогу вернуться в балет после рождения ребенка – будет уже слишком поздно. Но я всегда смогу тренировать детей, заниматься педагогикой и продолжить свою карьеру в ином ключе.

По правде говоря, Лали нисколько не пугали мысли расстаться с балетом. Она очень любила балет, потому что он приносил ей известность и вводил в определенные круги. Но если то же самое ей будет давать муж, то она легко могла бы расстаться с балетом и жить жизнью советской элиты.

– Да, моя жена не может представить себя без балета.

– А ты, Тинатин, чем сейчас занимаешься? У тебя сейчас есть работа? – спросила Лали.

– О, да. Моя работа – это дом, семья, муж, дети. Сейчас я занимаюсь воспитанием Ики и Анны, уходом за домом, поддержанием нашего быта. Я делаю все, чтобы мой муж мог сосредоточиться на своей работе и ни на что не отвлекаться.

– Я всегда говорю, что без моей Тинатин я бы не был тем, кто я есть сейчас. Я был бы либо выдающимся хирургом, либо хорошим отцом и мужем. Она же помогает мне быть и тем и другим, освобождая мое время для медицины и давая мне необходимую поддержку и покой. Герман, ты наверно не поймешь меня. В кино и творчестве нужны эмоции и страсти. Они вдохновляют. А вот в изучении работы сердца нужен покой и гармония, ничто не должно отвлекать.

– Карду сейчас как раз занимается очень большим и важным исследованием, – вставила Тинатин.

– Тинатин, не надо, – мягко прервал ее Карду.

– Карду, ну что вы, так интересно! Расскажите подробнее, – попросила Лали.

– Сейчас я изучаю ГБО – гипербарическую оксигенацию, выражаясь профессиональным языком. Это применение кислорода под высоким давлением в лечебных целях. Этот метод позволит проводить сложные операции на сердце и помогать практически безнадежным пациентам. Конечно, в будущем ГБО можно будет применять и в других областях медицины, но пока я изучаю общие свойства, а также положительное влияние именно на сердце человека. Как понимаете, здесь нужна высокая концентрация на работе. И Тинатин помогает так организовать нашу жизнь, что я абсолютно ни на что не отвлекаюсь. В моей жизни есть только сердце человека и моя семья. У тебя же, наверняка, все наоборот? Для вдохновения тебе нужны страсть, эмоции, чувства? – спросил он Германа.

– Да, абсолютно верно. И в этом мне также помогает моя красавица жена.

Все рассмеялись.

– Ну что ж, предлагаю наполнить бокалы за наших прекрасных жен!

Через несколько часов Герман и Лали уже сидели в самолете на пути в Тбилиси. Дом произвел на жену именно такое впечатление, которого Герман и ожидал – она была совершенно поражена, обрадована и приятно удивлена. Как широко распахнулись ее оленьи глазки, когда она вышла из такси и впервые увидела его подарок. Герман скосил глаза на соседнее кресло и посмотрел на жену. Как же ему повезло с Лали! Она была невероятной красавицей. Красота ее не была ни роковой, ни страстной. Она была нежной и мягкой, женственной. Лали выглядела как маленькая девочка: ее лицо не покидало наивное выражение детского восторга, а хрупкая фигура балерины напоминала подростка. Глядя на Лали, никто бы и не сказал, что у нее уже взрослый шестилетний сын.

Герман нежно провел пальцем по щеке спящей жены. Какой бы прекрасной и ласковой она ни была, как бы сильно он ее ни любил, а любил он ее очень сильно, Герману все равно хотелось других женщин. Просто потому, что они существовали. Просто потому, что он был мужчиной. Он с ними встречался, флиртовал, проводил ночи, иногда влюблялся. Догадывалась ли Лали об этом? Уж во всяком случае, она никогда и виду не подавала. И этот дом – очередное признание его вины перед ней, его попытка искупить ту боль, которую возможно он ей причинял. Герман был не готов потерять жену, но и менять что-либо в своей жизни он тоже не хотел. Кроме того, Герман всегда мечтал иметь большую семью. В его мыслях в далеком будущем он – старый, глубокоуважаемый, известный режиссер, а возможно (кто знает?) и министр просвещения Грузинской ССР – всегда окружен детьми, их женами и мужьями, внуками. Рядом с ним его Лали – все такая же нежная и красивая. Они будут проводить вечера в беседке, разговаривая о жизни, былом и грядущем, науке и политике, мировой литературе и драматургии. Вот что хотел он построить. И без Лали это никак не случится.