Иное утро (страница 17)

Страница 17

Глава 9.

Ч1.

Утро понедельника Максима началось в час дня и при величественном сопровождении полупустого бокала с виски-колой. Дешевый напиток для любителей, но вчерашняя ночка была у него именно из таких. Весь бюджет ушел на кокакин, еду, пару стриптезерш и, зачем-то, маленькую обязьянку, которую впрочем уже забрали. Утро понедельника это начало рабочей недели, но для Максима Юрьевича это было окончанием его веселья. Голова болела, на ноздрях зияла запекшаяся кровь, а руки тряслись только от одной мысли выпить эту грязную и уже выдохшуюся алкогольную воду. Но он сделал глоток. Потом еще один. И в итоге высушил этот стакан досуха. Рядом же лежали тела полуголые, полностью голые, и некоторые покрашенные акриловыми красками. Макс улыбнулся, именно такой пенсии он и хотел.

Идея оргии маячила в его голове идеей фикс, она не требовала за собой какие-либо объяснения или предпосылки, просто была такой какая она есть и весь ее смысл заключался только в одном слове – “Животное”. Последние тридцать лет своей жизни он был как белка в колесе без возможности насладиться своим бесконечным петлянием по кругу, был в угол загнанным зверем с подпиленными клыками, а к концу существования/слияния компании он стал крысой на тонущем корабле. Эти метафоры возникали в его голове на протяжении многих лет, и ярко вспыхивали в сознании именно в утро понедельника, начало рабочей недели. Но работа кончилась, компания закрылась/произошло слияние/поглощение, его счет в банке сулил безбедную жизнь, а пять квартир в центре города под съем довершили картину самой лучшей пенсии/рентовства и старости на извершении лет. Да и попросту надоело быть вьючным животным что ведет за собой стадо на потеху тем кто сидит наверху, а над ними еще кто-то сидит сверху. Он был начальником, но начальником своего отдела, а над ним были еще ступени и ступени людей которым вечно что-то требовалось. Колесо с годами истончалось, а мазоли на маленьких лапках начинали кровоточить. Людям/коллегам было сложно представить как сложно ими руководить, а порой даже возникало чувство что они и сами не знали как быть людьми. И вот эти люди, которые годы потратили на свое обучение, годы на практику и еще пару лет на стажировку, те кто считались специалистами высшей категории, иногда не знали простетских азов и базиса собственной работы, или попросту – тупили. Такое случалось редко, но каждый раз метно, да и настолько метко что у Макса пропадала всякая вера в человечество. Люди настолько преисполнились своим тщеславием в той работе в которой они работают что не способны были попросить помощи у более молодого, или быть может, неопытного коллеги, но еще помнящего/знающего. И потом словно снежный ком проблемы докатывались до Макса.

Честно, вчера он и не думал, и не хотел искать объяснения своим действиям, но смотря сейчас, с более-менее трезвой головой на то месиво из человеческих тел, он был рад собственной глупости. Сок жизни вытекал из него каждый день, и каждое начало рабочей недели представлялось как соковыжималка. Ему нужна была такая разрядка, и он был рад тому что сделал.

Переступая, кажеться через Карима из отдела связи с общественностью, он наступил на пустую бутылку бренди чуть не поскользнувшись, бутылка впрочем покатилась прямиком в голову некой Сары с сайта знакомств для таких целей. Сара никак не отреагировала.

Он прошел на кухню в которой тоже приютились еще пара тел. Если вспоминать, мальчика звали Иван, а двух девочек обвивающих его – Соня и Изабель. Как вчера выяснилось дамы были частыми гостями вот на таких вечеринках, а Иван наоборот впервые решил предаться греху. По расположению “игрушек” и всяческим человеческим следам жизнипродолжения – для грехопадения они выбрали именно кухню. Однако Макс тут не для того чтобы предаваться воспоминаниям которых у него не было, нет, у него есть точная цель на это утро понедельника – надо выпить воды. Ни кофе, ни чай, ни какие-либо растворы или алкогольные коктейли. Ему нужна обыкновенная вода без какого либо вкуса.

Открыв холодильник он достал подмороженную воду, и по холоду он вспомнил что стоило бы одеться, или хотя-бы накинуть на себя хоть что-то. Зима зимой, а простатит в собственной теплой квартире подцепить не хочеться. Или простуду? Впрочем эти болезни для собравшихся будут детским пшиком.

Макс открыл бутылку и потянулся к верхнему шкафчику, достал с полки белую баночку с оранжевой полосой по центру, открыл ее и самым их привычных/моторных жестов скинул одну в крышечку.

– Абик, абик, мой родной, дай ка мне денек другой, – пропел Макс и проглотил таблетку чуть поморщившись. – Ты всегда был самым мерзким.

После пошли Тенофовир и Регаст, тоже отвратные, хоть и чуточку меньше. Все собравшиеся тут с рождения были “не такими”, и с рождения они общались со своим лечащим врачом на “ты”. Сколько предубеждений они сталкивались за свою жизнь когда сообщали партнеру, или просто даже другу, свой плачевный диагноз. И сколько было пролито слез той же Сарой знает только бог, и она сама. Но они смогли наладить свою жизнь до той степени что дожили до того возраста в котором находится. Однако семью с таким диагнозом как ВИЧ сложно построить. И проблема заключается не в тех людях которые с тобой находятся в отношениях, о нет, зачастую проблема в тебе самом. Человек просто боиться в том же сексе допустить ошибку, держиться от людей поодаль, а рождение ребенка, даже с маломизерным шансом передачи ему инфекции, считается ими высшим страхом. Хоть они и сами родились с ним, но продолжать свой род считают преступлением против человечества. 5%, или, 2% это все равно шанс, а играть в покер или рулетку с собственным ребенком не хочеться, как и не хочется обрекать его на такую же как у них жизнь с мерзкими таблетками.

И в сознании Макса вновь возникло это слово – “Животное”. Вчера можно было не думать, но они продолжали думать даже в присутствии таких же как они сами. Наркотики только из собственной купюры, презервативы натягивались с двойной проверкой перед самим актом соития, а в сумочке или рюкзаке у каждого лежало парочка их собственных препаратов. Даже будучи зверем Макс не мог не перестать думать о собственной печальной судьбе и жизнях тех кто был вокруг него в торнадо плотских утех. Мысль маячила на задворках разума и все пыталась проскочить в дом. Он слишком долгое время был человеком.

Однако то время хотелось побыстрей закончить и жить только себе в усладу. Вчерашний вечер был только началом, и самым ярким из того чего он хотел провернуть.

Грязь, таки, стоило было отмыть. То количество чужих выделений на теле, засохших, а где-то еще склизких, начинало пугать. Пришло время душа.

Вернувшись через минут пятнадцать Макс, с радостью для себя, обнаружил что тела называемые вчера “спутниками” встали и пытались кое-как определиться где они находится. В глазах двух стриптезерш бегал страх, а их тоненькие ручки рыскали по полу в поисках собственной одежды. Был слышен стон, многие держались за головы, кто-то снюхивал последние дороги со стола напрямик.

– Макс? – Хрипло послышался чей-то знакомый голос из-за опрокинутого торшера. – Макс, солнце, подойди.

Максим только пожал плечами и проследовал в свою комнату. Там должна была бы быть Магдалина, а она вчера казалось больше всех выпила вискаря и скорей всего хотел только продолжения. Нет уж. Нет. Между ног дует куда сильней чем ей хочеться опрокинуть стаканчик для опохмела.

В спальную было строго-настрого запрещено входить, и хоть все были в абсолютном неадеквате, это правило, как и все предостережения с передачей своего штамма, соблюдались, комната пестрила своей чистотой и свежестью белого постельного белья. Подушки так и манили погрузиться в свои объятия, но хоть Макс теперь и за чертой работы, от старых привычек не отказаться. Понедельник есть понедельник, даже если он начинаются под конец понедельника.

Он заправлял свой галстук и думал в каком же ресторане его сегодня хорошо накормят. Выбор стоял между “Дайкуманом” и “Суэно”. Один корейский, другой испанский и в обоих готовят восхитительные стейки. Хотя, казалось бы, у корейцев менее популярная кухня. Менее известная не значило менее вкусную, а в “Дайкумане” стейки готовились на голову выше нежели в “Суэно”. Решение было принято в секунду.

Как и выбор одежды. Взгляд пал на синий пиджак. Он отлично сочетается с белым галстуком и черными туфлями. А что до брюк…

– Максим Юрьевич, извините… – раздался чей-то голос из-за спины.

– Коки больше нет, виски быть может куда-то укатился, бренди я еще вчера допил, – сказал он скороговоркой, отторобаня каждый слог и букву, в своем обычном “повелительном” тоне доступном только руководящим должностям.

– Нет, я про выплаты.

– Выплаты? – в сердце Макса что-то ёкнуло и он стремительно обернулся.

В дверном проеме никого не было, а дверь ведущая в гостиную наглухо закрыта на защелку. Он был один.

– Еще не отпустило. Все нормально, Макс, все нормально, – сказал он сам себе, и сам себе же не поверил.

Ч2.

Прекрасный зимний вечер сопровождался чистым звездным небом, и только одно маленькое облочко наполовину скрывало свет луны. Сколько людей за всю историю человечества взглядывало вверх и видило этот серебрянный диск, и сколько из них понимало свою ничтожность перед тем каменным шаром в высоте? Древние люди приписывали ей мистические силы, одаряли божественной властью, поклонялись и приносили жертвы для ее благосклонности. Но теперь это обычный спутник который отражает свет от солнца на землю. И даже само название “спутник” так мило нашей душе. Луна вечный спутник Земли. Есть в этом что-то романтическое, что-то притягательное. Но и что-то страшное.

Наши предки умирали под этой луной. Наши родители. И мы сами в итоге тоже окажемся под ее неустанным взглядом горсткой пепла в кувшине или гробу. А она продолжит свой бесконечный путь на орбите не думая что кто-то Там ее любил.

Бесконечный для нас, но не для мира и не для космоса. В итоге то все погибнет. И не будет этого булыжника в небе и булыжника под ногами. Не сейчас. Через миллиарды лет солнце погибнет и заберет с собой всех своих детей. Или бросит их. Есть теории, есть предположения. Правды нет. До правды очень и очень много времени. Но истина есть одна – все умрет. Таков закон.

Максим смотрел на луну и понимал что его решение “пожить для себя” было верным. Ему уже скоро стукнет полвека, а он еще ни разу не был за границей. И не покупал автомобилей. И не ел устриц во Франции. Много чего он “не” и пока солнце светит, пусть даже и из отражения луны, у него есть время.

Изо-рта вырывались клубья пара, но Максим решил идти в такую холодрыгу пешком. Надо было освежиться после бурной ночки и минусовая температура благоприятно влияла на жизненные процессы. Да, и к слову, он ни разу в жизни, быть может только в детстве, не выбирался вот так открыто на улицу. В одном только своем синем пиджаке он чувствовал себя голым, но это было хоть что-то новенькое, что-то язвительно напоминающее ему что он человек.

Он шел по тротуару насвистывая старую песенку возникшую в глубинах разума и разглядывал витрины магазинов.

“Скидка 70% только сегодня!”, – стоит им напомнить что “сегодня” это одноразовая акция, а эта бумажка уже пожелтела от старости.

“Новый завоз в пятницу!”, – ваши завозы такие-же как и на прошлой, и позапрошлой неделе.

“Два кофе по цене одного!”, – это грязная вода, а не кофе.

“Товары для всей семьи!”, – а вот тут уже попахивает каким-то явным недопониманием. Они допускают возможность существования магазина куда НЕ пускают семьи? Макс хотел бы побывать в таком вот магазинчике только для холостяком и холостячек. Хотя, если туда допускаются разнополые индивиды, то неравен миг что они познакомятся, сблизяться и создадут новую ячейку общества, а это значило бы только одно – магазин теряет клиентов в самом же себе!

Макс что-то больно долго задержался у обычного магазина-бичевки. Понятно что район не особо богатый, понятно что эта реклама работает на низшие слоя населения, но какой смысл привлекать внимание на то что постоянно? Скидка не является скидкой если она круглосуточна. А если те маркетологи этого не понимают… надо было бы их уволить и под зад пнуть раза , эдак, три, чтобы место у параши знали.

А эти шрифты… Макс сплюнул.

Зато вот в таких культурных адах сильней сияли светила таланта.