Ненависть, и в каком-то роде призрение, пропали и у Тимии к матери. Каким бы докучливым человеком та не была, она тоже не заслуживает стать тем кто ходит за стенами. В свои десять, после смерти Марка, Тимия винила маму в том что она ушла от отца. Полгода они еще были вместе, но папа только и продолжал что топить горе в рюмке и бутылке. А через год вовсе утонул в нем окончательно потеряв связь с реальностью. Хотя и человек находящийся 24/7 в психиатрической больнице тоже требует к себе жалости. Хотя, скорей всего, он уже мертв. Если слова про то что люди превращаются в тех существ из серого мира правда, отец уже мертв, а больницы стали самым главным рассадник чудовищ.

– Постойте, – сказала Тимия, – а почему только спустя несколько месяцев определи что люди от безумия превращаются?

Виктор, что последние минут десять следил за какими-то показателями на мониторе, оторвался.

– В больницах их как раз таки мало. Генерал не совсем точно объяснил вам их природу. Томас Смит был наркоманом, но так или иначе он закончил университет и хоть что-то в его голове да было. Нет, дело не в безумии, дело – в вине, – сказал Виктор и чутка рассмеялся проведя в голове ассоциацию с алкогольным напитком. – Было бы так легко… – он вновь усмехнулся. – Мы люди и мы привыкли винить себя за всякий мельчайший проступок, привыкли совершать ошибки и закрывать их оправданиями. А если оправдания это мозоль на ране души, то вина это трещина в окаменелости. Нам сейчас главное не беспокоиться. Понимаю вам сложно после всего что с вами было в сером мире не беспокоиться, но постарайтесь.

От одного этого слова в сердце у Арфо защемило, а в голове пролетели все моменты когда он винил себя за что-то. Детский дом в котором он обещал младшим что приедет и заберет их, нарушенные обещания Тане, порванные связи с друзьями, предательства…

– Молодой человек будьте осторожней со своими мыслями, – сказал доктор. – Ваш уровень стресса поднялся.

– Как? Как тут быть спокойным? – сказал Арфо. – Весь мир в говне, а вы говорите не беспокоится? И вообще откуда вы знаете про серый мир? Откуда вы знали где нас ловить? Почему именно тут стоит база? Кто вы, блядь, такие? – Арфо рывком дернулся к доктору и взяв того за ворот ударил в стену оборудования.

Ту же секунду прозвучали щелчки предохранительных затворов у охраны в черном.

– СТОП! – крикнул Виктор и отвел ладонь в сторону солдат. – Все нормально.

– Откуда вы это знаете? – повторил свой вопрос Арфо.

Вновь включилась связь с генералом на планшете.

– Я ведь вам говорил что сейчас все люди знают того…

– Заткнитесь, – сказала Тимия. – Если мы знаем то что знаете вы, то я знаю что вы врете. Что мы тут делаем? Почему вы тут и при чем мы?

Вся палатка задребезжала, внутрь ворвался сильнейший ветер и звук лопастей вертолета.

– КТО ВЫ? – орал Арфо и опять ударил доктора о стенку, тот кашлянул и что-то буркнул. Двое охранников присели на одно колено готовясь выстрелить, за ними влетели еще двое и встали за спинами первых в готовности.

Тимия кинулась к столу, схватила канцелярский нож и раскрыв подставила к своему горлу.

– Только попробуйте! – прошипела она. – Толь…

Она смотрела на солдат, но за их спинами, в колыхающейся ткани дверного проема заметила знакомый синий пиджак с желтым платочком в нагрудном карманчике.

Прозвучал короткий пищащий звук и доктор выпал из рук Арфо как опустевший мешок с воздухом.

– Что? – сказал Арфо и поднял руки чувствуя как его спину щекочут лазерные прицелы. – Я ничего не делал, – в знак верности своих слов он поднял руки.

В палатку вошел худой, бледный старик в синем потрепанном пиджаке, с грязными патлами седых волос свисающими на нос и искушенными, но уже многократно зажившими, губами.

– Сколько лет, сколько зим, верно Тим? – сказал он и вяло улыбнулся. – Хм, даже в рифму. Интересно.

Рука Тимии безвольно стала опадать вниз и из каждой клеточки ее тела пропадать всякая энергия. Дыхание перехватывало, а в голове вьюном вились мысли.

– Макс? – прошептала она.

– Давно не виделись. Арфо можешь не беспокоится по поводу этого докторишки, его отрубило от количества адреналина в крови. – Макс опустил штору за спину и постучал ладонью по плечу солдата. – Отнесите его поспать. Теперь я поговорю с ними.

– Макс, это ты? – Тимия не могла поверить своим глазам. Впрочем с последнего времени ей все больше не хотелось им верить. Все шло наперекосяк. Вся ее жизнь, жизнь благоразумной девочки превратилась в сплошной кошмар за какие-то дни. Мысли не просто заполоняли ее голову, а разрывали ее изнутри и только холодная сталь ножа возле горла держала ее в узде. Тот мимолетный порыв был больше из-за желания хоть чем-то владеть, хоть какую то роль играть в собственной жизни. Арфо бросился на доктора, Тимия схватилась за нож – это было их решением, это была их воля. Но увидев перед собой сильно постаревшего друга, и в прошлом начальника, она ясно стала понимать что даже ее мимолетное желание было бредом сумасшедшей, а никак не благоразумной девочки. – Максим Юрьевич, что тут творится?

Макс стоял и наблюдал как солдаты прочь уносят доктора. Виктор очень хороший специалист, но абсолютно лишен того человечного что могло бы этих своих утихомирить. А ведь именно это им сейчас и нужно. Не какая-то сырая информация от генерала, или пустые слова о спокойствии старика, а самая настоящая поддержка друга.

– Друг ли я? – сказал он слепо смотря вдаль раскрывшийся полевой базы. – Впрочем, – он характерным жестом попросил выйти солдат и отдернул штору обратно, – впрочем это неважно.

– Макс! – крикнула Тимия. – Объясни что тут…

– Прошу, тише, – Максим поставил указательный палец у рта, – ушей очень и очень много. А нам не нужно чтобы то что я скажу проникло на море. Тут работают хорошие люди. Сам нанимал. Но слова, нынче, подобны пыли в буйном шквале ветра несущегося вдаль.

– Что за бред ты несешь? – сказал Арфо.

– Не бред. И тебе ко мне лучше на “Вы”, я старше. – Сказал Макс и гнусно улыбнулся ртом в котором почти не осталось зубов. – Шучу.

– Что с тобой произошло? Ты тоже был в сером мире?

Макс не спеша прошелся по шатру. Нашел за генератором стул и вытащил его на середину.

– Ноги уже старые, не возражаете? – сказал Макс и не дожидаясь ответа на риторический вопрос присел. – С чего бы начать… Для тебя Тимия я все тот-же Максим Юрьевич, бывший начальник и хороший друг, но времена такие, сама понимаешь, что Максимом Юрьевичем – мне уже не быть. Как не быть и начальником в привычном его смысле понимания слова. Имена дают родители, с этими имена мы идем по жизни, это верно. Но жизнь эта когда заканчивается на нашей надгробной плите все равно остается наше имя. Имя лишь формальность, вот что я хочу сказать, оно не имеет никакого отношения к, допустим, характеру или жизни в целом. Имя это формальность, так же как и время. Я постарел, это верно, но я так же и изменил свое имя. Сейчас меня зовут по другому, но я все тот же? Сомневаюсь. Годы в сером мире изменили меня, а вот вас не тронули. И даже наоборот. ВЫ то сохранились, и вы просто перескочили те ужасы которые творились во всем мире. Завидую я вам.

– Завидуешь? Наши близкие мертвы, – вспылил наконец Арфо. – Говори если что-то знаешь и хватит этого…

– Арфо, помолчи, пожалуйста, – сказала Тимия. Она понимала к чему ведет Макс, как понимала что вот он еще третий человек во всем мире который был там. И его тут уважают, с ним тут считаются. В голове ясно мелькали между собой образы, как в кино, что Макс совсем не последний человек в нынешней структуре власти. Да и человеком он всегда был целеустремленным, и всегда умел расположить к себе людей. Всегда раньше, да вот только уже не “раньше”, уже “сейчас”, и старик сидящий на шатающийся табуретке не тот кем был ранее. – Макс, ты хоть что-то знаешь?

– Как сказать… – он почесал свою ветхую бороденку, посмотрел на пальцы и с отвращением убрал руки в карманы, – меня нынче зовут Пророком. И да, я был в сером мире. Только дольше. Несравнимо дольше. Как видишь настолько что успел постареть, – Макс опять постарался улыбнуться, но опять таки получилось что-то искаженное, более похожее на отвращение. – Я… я сам до конца не понимаю, наши мозги просто не в силах понять это, но я видел что должно было произойти еще с первого обелиска. Оно произошло и я стал тем кем я сейчас являюсь.

– Вы знали? – сказал Арфо.

– Да, я знал, – ответил Макс. – И спасибо что на “вы”, но я шутил, правда. Мы с…

– Тогда почему вы дали этому случиться?

В помещении повисла тяжелая, густая, тягучая тишина. Арфо глуп, Арфо многого не знает, но именно поэтому Арфо способен задавать тупые вопросы, хотя и сам знает на них ответ. Макс не мог предотвратить то что произошло, как и сам он знал об этом еще при виде того колоссального обелиска на горизонте.

– Извините, – сказал Арфо и сел на пол. Все его тело дрожало, холод наступал не смотря на стоящую жару, а в голове только и были мысли о Тане.

– Хорошо, продолжим, – сказал Макс и развернулся на табурете к Тимии. – Твоя мать жива и сейчас в центре помощи.

– Что?

– Я решил позаботится о ней до того момента пока ты не вернешься оттуда. И твоя бывшая девушка, молодой человек, тоже жива.

Арфо вскочил.

– Таня? Вы знаете о ней? – сказал он.

– У тебя не так уж много близких. Я, и мой дорогой друг по ту сторону планшета, также позаботились и о ваших многочисленных друзьях. Но хочу сразу же предупредить, им всем дают сильные транквилизаторы. Человеческие умы далеки от тех предельных истин обелиска. Один неверный шаг и мы станем бесформенной массой. Но я все же прилетел сюда по другому поводу. Тимия, Арфо вы уже были у Цитадели?

– Какой цитадели? – сказала Тимия. – Если ты про ту штуку на горизонте, то мы только планировали туда пойти, но были заперты у меня дома.

– Понятно. Что-ж, – Макс встал и хлопнул пару раз ладонями, в шатер сразу же вбежали двое солдат, – вы наверное проголодались? Обсудим все за обедом. Время еще позволяет, и, не волнуйтесь, все под контролем, – Макс помедлил вглядываясь в белый потолок, – относительным, но контролем.

Глава 11.

Ч1.

Основная сложность побега заключалась вовсе не в высоких стенах, или в спящих вахтершах, а в самой мысли сделать что-то за что тебе точно влетит. Страх наказания, а не само наказание претило детям сбегать из детского дома. И воспитательницы – на самом то деле надзиратели – это отлично понимали и этим отлично пользовались. Сказать ребенку что играть спичками нельзя не то же самое как сказать что его за это отправят в угол. Детям насильно вталдычивали в головы вину за то чего они еще не совершили. Если ты был энергичным – надо было сказать что пойдешь полоть клумбы, если был молчаливым – отправят клумбы эти засаживать. И вроде бы, в зрелом возрасте, ты понимаешь что наказания сами по себе пустяки, но вот страх того ребенка, для него самого, был совсем не пустяком, ведь эти наказания были лишь толикой от всевозможного воображения жирных, свербящих по каждому поводу и без, с невероятно гнусавыми голосами теток/надзирателей. Страх из-за пустяка, страх из-за пустякового наказания подстегивался тем что могло, и было бы, дальше. Тетя Маша, так она просила себя называть всех новеньких хотя по сути была Марией Петровной, говорила: – “Следите за своими друзьями по комнате, ведь их проступок – ваш проступок, и их наказание – ваше наказание”. Так и взращивали в детях коллективную вину за еще не содеянное преступление.

Чердак, старая крыша которого текла каждую осень и от того вечно сырой и заплесневелый в углах, пугал своим черно-масляным отчаянием, вязким и тягучим чувством что все в этом мире однажды да и умрет.

Когда он забирался по лестнице, а сзади его то и дело подгоняла тетя Маша, – обязательно тетя Маша! – его голова только и была насквозь пропитана злостью к этому месту. Он тяжело пыхтел, прикусывал губы, сжимал покрепче кулаки и думал зачем вообще чистить это место? Оно давно прогнило насквозь и ни одна влажно-сухая приборка тут не поможет. Это глупо и это тяжело. Но так же он и думал про то как завтра его друзья по комнате будут на его же месте за его же плохое поведение. Однако мысль о побеге закралась в его голову именно тогда.