Иное утро (страница 23)

Страница 23

Половица тут скрипела от мельчайших шагов, а сам пол был столь тонким что можно было услышать как снизу говорят дети. Хотя больше они старались молчать. У детей сложилось четкое правило – “Меньше слов – больше дела”, и следуя ему старались больше играть в неподвижные игры вроде морского боя, или шашек. Арфо не знал правил и поэтому ему больше нравились шахматы, просто за их вид и возможность играть без правил. Держа в руке деревянного коня и поднося его к свету можно было представить как ты сам скачешь вот такой вольный на свободе и на коне, подальше отсюда, и…

Сейчас же Арфо держал исхудавшею шетку, барахлящий фонарик и маленькое ведерышко воды. И как бы не тяготила обстановка, и редкие звуки веселящихся снизу детей, он пытался не поддаваться отчаянию, пытался заместить его гневом. Злость помогала ему на протяжении последних четырех лет тут. Он ненавидел все и всех, но молча. Продолжал улыбаться воспитателям потому-что это следовало делать. Хотя следовало мыть за собой посуду и ложиться как и все в девять? Да ну, бред какой-то. Воспитатели говорят что мол это поможет в будущем, хотя судя по их поведению и засраннх тарелках после обеда – они тоже забывают помыть за собой. Забывают? Тоже бред какой-то. Они не забывают, отнюдь. Они все сбрасывают на уборщиц, на посудомоек, на поваров, а если все эти сущности заняты – на детей. Про сон так же стоит промолчать. И где тогда вся их “взрослая ответственность”? Забыли дома? Потеряли по пути на работу? Собака сгрызла?

Из раза в раз они учили тому чего сами не знали, и воспитывали в детях это самое незнание. Они могли бы сказать что надо дать отпор обидчику чтобы тебя не трогал старшак, могли бы объяснить как считать столбиком умножение, могли бы… Да вот только не могли. Расскажи они все это и потеряли бы тогда покорных, и готовых на все, рабов.

Вот кем Арфо себя чувствовал когда стоял глядя в черноту чердака. Раб. Он был рабом. Невольным свидетелем собственной жизни заключенным в невидимые цепи. И вот это его злило, вот это он ненавидел. Беспомощность, но не чье-то безразличие, а собственную невозможность сойти с проторенной ему государством дорожки.

А мысли о побеге?

Страшные, губящие мысли о свободе с которой, он и сам это понимал, ничего не сможет сделать. Будет он там, на воле. И что? Что он умеет и что знает о “внешнем” мире?

Не знает он о нем как и о том как мыть почти-что труху вместо полов, а спросить – нельзя. Почему? Да все потому-что его просто засмеют. Они всегда говорят одно и тоже, и всегда смеются.

Ч2.

К вопросам веры Тимия относилась скептически и старалась максимально гладко выходить из затеянного кем-то теологического пустозвонства. Дело не в том есть бог или нет, дело в доказательствах. Человек способен говорить все что угодно, и написать все что придет ему в голову, но если в это кто-то “поверит”, в то что написано, это уже становиться религией. “Вера не нуждается в доказательствах” – говорила учительница по биологии в школе. Но почему?

Как-то раз в ней домой заглянули приверженцы какой-то секты чье учение, в целом, произрастало из христианства, но они брали не всю библию целиком, а вычелиняли из нее “нужные” и “верные” им отрывки. И впрочем, если подходить с этой стороны, то их вера была ничем не хуже основной материнской. В нескольких журналах с гороскопами тоже можно найти, постфактум, нужный и верный тебе именно в этот день. Если этот гороскоп читать после случившихся событий – ты поверишь, если до – ты подстроишь и поверишь. Проблема веры заключалась в самой вере и нашей подмене понятий.

И слушая что говорил Макс на публику она понимала что это не солдаты вовсе, а самые настоящие рыцари-тамплиеры, храмовники несущие слово своего “Пророка” по миру полностью ему подчинившись. Даже генерал Соколов сидя за своим удобным креслом где-то в бункере верил каждому слову бывшего начальника инженерного отдела.

И военные верили ему не по тому что весь мир, и они, сошли с ума, но потому-что у него были доказательства его веры. Двое из прошлого, из мира который уже казался был столь далек как было только возможно. И те солдаты чьи лица не скрывались под шлемами, или очками, смотрели на них как на своих мессий горящими глазами. Люди что примкнули к Пророку знали больше чем все остальные, и у них единственных, была хоть какая-то надежда возвратить тот погибший мир отражаемый в обычной, и, слегка порванной одежде Пророка. Он и носил свой пиджак с того самого момента как увидел обелиск ибо знал что это будет его рясой в новом черно-белом мире.

И старость.

Старость придавала ему значимости в том что он был один из тех кто побывал в Серости. Макс рассказывал как тридцать лет провел за гранью без еды и без воды, под гнетом существ и давящей изнутри пустотой, но не сломался, а закалился. Он стал Пророком потому-что вернувшись знал что делает людей Иными. Знал и про Арфо с Тимией. Знал про Цитадель. И знал как старый мир вернуть.

– То что у вас на шеях сделали мы! – говорил он стоя под палящим зенитным солнцем. – Мы разрабатывали их еще в то забытое время когда реки были реками, а люди – людьми. И да, вы правы, делали мы их чтобы Вы убивали других. Но орудие убийства стало нашим спасением, стало тем что отделяет нас от зверей и делает людьми, стало тем крестом что мы носим на себе не с верой, но с надеждой. И я вам скажу в чем разница между двумя этими словами. Вера не нуждается в подтверждении, но надежда нас сопровождает, – он раскинул руками в разные стороны и из рукавов полетели лоскутики истлевшей ткани. – Этот город, это поселение – это новый Вавилон! Так помогите мне, люди добрые, помогите добраться до его вершины, помогите этим двум, – Макс повернулся вполоборота к Арфо с Тимией стоявшим сзади, – помогите им построить для нас лучший мир.

Арфо абсолютно точно не понимал про что говорит старый маразматик, но когда десятки глаз, даже под шлемами и касками, обратились на него, то почувствовал ту ответственность которая воцарилась над ним дамокловым мечом.

– Эти люди, – продолжал свою речь Макс, – главная наша ответственность, – на этом слове у Арфо пробежала дрожь по всему телу, – главная наша надежда в лучшее, или просто уже, будущее! Они не просто люди бывавшие Там, но люди способные Там существовать и главная цель Того что сокрыто в Цитадели.

Люди слушали его неподвижно, никто не орал и не скандировал бравадные лозунги, никто не восхищался мастерством речи, и никто и ничего не спрашивал. Они слышали эти речи десятки и десятки раз, и остались только потому-что надеялись, подкрепленные доказательствами, что Пророк верен в своих суждениях.

Однако Тимию не устраивало такое представление. Вопрос веры то или надежды ее не волновал, но слова выбираемые Максом – еще как. Он называет то место на горизонте “Цитаделью”, говорит про какую то там “цель”, упоминает “Их”, и делает это все с твердокаменной увереностью. Раньше, в его голосе, еще можно было уловить какие-то нотки сомнений, и к всякому вопросу по работе он подходил с двух, с трех, и с более сторон, но сейчас… Сейчас это один путь который он выбрал для них и про который он еще ни разу не сказал ни им за получасовым обедом, ни сейчас. А так же пугала ее эта “Цель” и то что они с Арфо должны и обязанны ее достичь. Ответственность всегда была фишкой Тимии, но такая… и за весь мир? Слишком много неизвестных, слишком много неизвестного.

Арфо мягко лягнул Тимию бедром, та поняла намек и нагнулась поближе.

– Что происходит? – сказал он полушепотом в ухо Тимии. – На что он нас подписывает? Я не понимаю.

– Я тоже, – ответила она совершенно не соврав, – но делать нам нечего.

– Почему?

– Потому-что у них оружия, а мы состоим из мяса.

Арфо усмехнулся.

– Я вообще-то машина, – сказал он.

– Да, я тоже. – Тимия слегка улыбнулась.

Хорошо что парень не терял хоть какое-то чувство юмора в такие сложные времена. А вот Тимия чувствовала себя хуже некуда. В голову то и дело лезли воспоминания нереальных снов. Макс что-то говорил, а она только и видела перед собой бескрайнее холодное поле с кружашими над ним черными воронами. Что-то близкое было в этом сне и том что говорил, так называемый Пророк по имени Максим Юрьевич. Странно как она быстро вообще привыкла к тому что теперь он выглядит вот так. Неделю назад они пили с ним в баре, а теперь он толкает религиозные речи своим послушникам будучи стариком. И это слово…

– …море, – сказала Тимия вслух.

– А? – Арфо обернулся.

– Да, так, мысли вслух. Не обращай внимания.

– Винсент писал про реку Вампов, – сказал неожиданно Арфо. – Они верили что после смерти люди превращаются в воду и сливаются в единой реке…

– Мы не плывем по течению! – Вдруг заорал Макс и выставил худощавую руку вверх и вперед в кулаке. – Мы и есть течение, братья мои! Время не властно над нами в нынешний момент. Мы! Это мы, это все мы, те кто его придумали, научились измерять отрезками на так называемых часах и привыкли воспринимать его таким каким мы его и придумали. Но что есть оно на самом деле? Это не река, и не течение этой реки, это МОРЕ! Море безграничного человеческого потенциала, море величия нашего разума, море желаний и море стремлений, море понятий и смыслов вкладываемых в сущность мироздания.

Арфо и Тимия пошатнулись, в рядах слушающих прошли редкие шепотки, а после наступила тишина прерываемая лишь звуком патрулирующего вертолета и слабым пением птиц.

– Ты ведь не думаешь… – начал Арфо.

– Что он связан с нами? Как раз таки думаю. Эти слова… ты чувствовал? Они…

Макс рывком и полностью повернулся к паре спасителей.

– Они отзываются откликом в ваших душах? Это не мои слова, Тим, а бога. Но не того что в Библии, или Коране, или Торе. А того что создал все эти книги, того кто создал буквы способные эти книги создать, глаза способные эти буквы увидеть. Впрочем, – Макс закрыл глаза и несколько раз вдохнул-выдохнул, – врочем это пока-что неважно. Пройдемте в палатку, я объясню вам более легким языком. Эти люди, – он окинул рукой людей уже расходящихся по своим позициям, – уже связаны с морем поэтому все понимают точно, но вы – нет.

Для новоиспеченных миссий наспех подняли небольшую палатку высотой в два метра и чуть больше чем диаметром в десять метров. По центру подпоркой стоял деревянный столб расписанный странными то ли символами, то ли чертежами или картами, линии сводились в спирали, после расходились ломаными отрезками, ветвились и заканчивались геометрическими фигурами. Две стандартно военных кушетки-кровати стояли друг напротив друга в идеальной симметрии. А двое рабочих заканчивали укладывать пол, и каждый стук молотка о гвоздь вздымал в Тимии вопрос “Зачем?”. Спрашивать Макса об этом не стоило. Все вокруг, уже стало ясно, пропиталось мистической новой религией и всякие вопросы будут уничтожены о банальный ответ “Потому”. Тут так же уже успели провести свет, и сверху тому свидетельствовала лампочка, пока что еще – тускло мигающая. И запах… Запах тут стоял совсем иной в отличии от того же на улице или в шатре доктора. Отчетливый привкус аспирина вязал глотку, а амиачный проедал нос.

– Почему тут так воняет? – в подтверждение мыслей Тимии спросил Арфо.

Макс только усмехнулся.

– Больше нет понятий нормы, молодой человек – забудьте о них. Мир ломается полностью, а монстры и наши игры со временем это так… потехи ради.

– Чего?

– Это сложно объяснить без знаний физики, – сказал из неоткуда взявшийся Виктор. – Запахи это то что мы чувствуем ловя носом пахучие вещества, но само наше их восприятие изменилось. Где раньше должен был бы быть древесный, успокаивающий запах – нынче горькая пластмасса. Атомы хоть и…

– Виктор, хватит, – сказал тихо, но твердо Макс. – Это того не стоит. Проходи.

– Как скажите.

Тимия дала место пройти доктору и сама немного отодвинулась от входа. Рукой она провела по ткани и поняла к чему вел Виктор. Ткань не чувствовалась тканью, а была больше похожа на что-то землистое, что-то в ней было такое что вызывало четкий ассоциативный ряд именно что с землей.