Днем Александра Михайловна услышала, что пушки привезли и они готовы для атаки. Она знала, что ее сыновья вряд ли придут домой вовремя, особенно Николай. Он был слишком любопытным и всегда во все встревал. За день до того мальчики помогали строить баррикады, пожертвовав новым деревянным забором из собственного сада. Младший, Сергей, которому было четырнадцать, уже вернулся из школы, а старший, Николай, все еще бродил неизвестно где. Сергей потерял брата из виду на Горбатом мосту.

Александра Михайловна старалась успокоиться. Она говорила себе, что Николай просто пошел посмотреть на баррикады и уже достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе. Он был сильнее брата и не тушевался в уличных потасовках. Но сейчас там стреляли из винтовок и взрывались гранаты.

Александра Михайловна вглядывалась в берега Пресни, и тут в болоте, никому не навредив, взорвалась граната. Затем грохнула еще одна, а потом небо дугой прорезал снаряд. Вроде бы он прилетел со стороны Кудринской площади и взорвался в полете, с грохотом осыпавшись осколками шрапнели на крышу соседнего дома и на кухонное крыльцо. Из дыма появилась фигура, бегущая к дому. Вновь началась стрельба, и фигура исчезла, затем снова возникла, в смятении бросаясь то туда, то сюда. Александра Михайловна выбежала на крыльцо, выкрикивая имя Николая. Увидела его и втащила в дом.

Мощная атака обрушилась на Пресню 17 декабря. Жестокий артиллерийский обстрел начался еще до рассвета. Канонада продолжалась до четырех часов дня, и к утру 18 декабря сопротивление было сломлено. Царские войска вошли в рабочий район и быстро очистили Пресню от баррикад. Лев Троцкий, тогда двадцатишестилетний лидер революционеров, позже назвал восстание «могущественным прологом к революционной драме 1917 года»^[12].

Иван Ильич, как и большинство предпринимателей крестьянского происхождения, сделавших карьеру во время быстрой индустриализации страны, понимал, что дни царского правления сочтены. Как человек, близкий к дирекции фабрики, он был очевидцем «революционной борьбы русского пролетариата»^[13]. Он молился о мирном переходе к какой-то более демократической форме правления, но при этом был уверен, что царя свергнут. Он был также уверен, что неминуемо потеряет состояние, нажитое совсем недавно, комфортную жизнь, которую устроил для себя и своей семьи, и три дома, находившихся в его владении. Идея вовлечь Николая и Сергея в текстильное дело, казалось, обречена на провал.

Иван Ильич был реалистом. Он полагал, что за восстанием последуют еще более жестокие, чем прежде, репрессии, а за ними – новый виток ненависти к монархии. Состоятельные русские вроде него опасались неизбежной революции и уже уезжали за границу. Было ясно, что поток иностранных инвестиций – британские, французские, немецкие деньги, которые подпитывали его дело, – скоро иссякнет. Иван Ильич был состоятельным и уважаемым жителем Пресни. Через несколько лет его выберут членом Московской городской управы. До Декабрьского восстания 1905 года он купил землю и сад на Средней Пресне, где построил три дома и четыре флигеля. Когда началась революция, он испугался, что не только потеряет землю и состояние, но и будет вынужден покинуть страну.

Человека более слабого, менее богобоязненного, не столь заботливого семьянина такие размышления повергли бы в глубокое отчаяние или подтолкнули к быстрому отъезду за рубеж. Но Иван Ильич был патриотом. Он верил, что Россия достойна нового общественного устройства, и был готов внести свой вклад в то, чтоб его приблизить.

Следующие несколько месяцев на Пресне было неспокойно. Рождество прошло грустно. По улицам бродили встревоженные горожане, многие из них размышляли над отъездом из страны. Александра Михайловна старалась сделать так, чтобы в доме Вавиловых все было по-прежнему, будто бы вокруг ничего не происходило. Иван Ильич неизменно ходил на фабрику и не поощрял застольные обсуждения штурма. Исключением были только слова за упокой жертв восстания в общей семейной молитве утром и вечером каждого дня.

Делая вид, что в доме царит нормальная жизнь, Александра Михайловна устроила большой праздник в день святого Николая в честь именин сына, и гости по обыкновению играли в шарады и другие игры. Школы были закрыты, и она старалась не выпускать мальчиков одних на улицу. Когда им все же удавалось проскользнуть мимо нее, Александра Михайловна присматривала за ними через кухонное окно. А если иногда они пропадали из виду, выходила на крыльцо и звала их домой. Те, кто видел ее на кухонном, хозяйственном крыльце, мог принять уважаемую мать семейства за челядь. Она была смуглой, всегда одевалась в черное и повязывала черный платок, как прислуга.

Жизнь не всегда была такой безбедной. Отец Александры Михайловны, Михаил Асонович Постников, был художником-гравером на текстильной мануфактуре. Когда его дочери было шестнадцать, отец привел Ивана Ильича с работы к ним домой, и молодые люди тут же влюбились друг в друга. Он был очарован ее большими глазами и добрым лицом, она – его привлекательностью, прямотой, набожностью, уверенностью в себе и силой характера.

На тот момент Иван Ильич проработал на фабрике всего несколько лет и перспективы его были еще совсем не ясны. Александре Михайловне особенно приглянулось то, как он уже тогда следил за своей внешностью. Ей, как и всем, кто бы ни встретил Ивана Ильича, было ясно, что он стремился к чему-то большему, чем повторить судьбу своих предков.

Отец Ивана, Илья, был крепостным крестьянином, чья жизнь полностью зависела от воли его владельцев – помещиков Стрешневых. Они купили село Ивашково, откуда происходил род Вавиловых, в 1668 году. Как и другие крепостные, Илья Вавилов не мог покинуть деревню или жениться без разрешения, его даже могли женить против его воли. Могли выпороть или продать другому хозяину, навеки разлучив с семьей. Крестьянская реформа 1861 года, упразднившая крепостное право, была принята, когда Ивану Ильичу исполнилось два года. Крестьяне были освобождены, и в Ивашкове, как и в других деревнях по всей России, наступила пора расцвета. Открылась почта, кредитная контора, и жители начали искать рынки сбыта в Москве^[14]. Овощи они выращивали для себя, а на продажу растили лен, так что летом окрестные поля были сплошь усеяны голубыми цветами. В период жатвы Иван и его брат Илья помогали собирать семена льна, отделять шелковистые волокна от твердых, будто тростниковых, стеблей и готовить их для продажи на московские текстильные производства. Они сами зарабатывали себе на карманные расходы, продавая сыромятную кожу, щетину, кошачьи шкурки. Спокойная жизнь закончилась, когда отец внезапно умер во время деловой поездки в Санкт-Петербург и семья потеряла кормильца^[15].

В те времена самым простым путем покинуть Ивашково для молодого человека было пойти в подмастерья на московскую фабрику. Мечтая присоединиться к промышленной революции и перебраться в город, Иван и его брат прекрасно понимали, чем чревата такая авантюра. Рабочие окраины городов были переполнены, там процветала преступность и антисанитария, был высок риск подхватить какую-нибудь болезнь. Иногда казалось, что лучше остаться дома и влиться в новую оживленную деревенскую жизнь. В итоге Ивана отдали в «мальчики» московскому купцу Сапрыкину, который торговал мануфактурным товаром и жил на Пресне^[16].

У Ивана Ильича был сильный баритон, и с десяти лет он стал петь в хоре православного храма на Пресне, растущего фабричного квартала на западе Москвы. Под сводами храма он смог обучиться грамоте, но церковная жизнь казалось ему слишком строгой и скучной, он предпочитал работу «мальчиком». Вскоре он стал приказчиком в текстильном магазине, а благодаря трудолюбию и организаторским способностям вскоре получил ответственную должность в торговой фирме.

8 января 1884 года Иван и Александра обвенчались в том самом храме, где Иван Ильич пел в хоре, – «в приходской церкви Николая Ваганькова, что на Трех Горах». Жениху было двадцать один, невесте – восемнадцать. Его новое социальное положение подтверждают напечатанные приглашения, где гостей извещают о том, что венчание продолжится ужином и балом в деревне Кудрино, в доме княгини Несвитской.

Александра Михайловна родила семерых детей. Трое из них умерли в младенчестве, один – Илья – в возрасте семи лет от аппендицита. Она никогда не говорила о нем, даже с родными. Только однажды обмолвилась, что он был «хрупким, как цветочек»^[17] и жизнь его была мимолетной. Другие дети – это две дочери, Александра и Лидия, и два сына, Николай и Сергей. В метриках они записаны как «московские мещане», и воспитывались они по простым, но неукоснительно соблюдавшимся правилам: скромность, воздержание, упорный труд, самодисциплина. Когда сыновья уклонялись от навязанного им строгого порядка, Иван Ильич не чурался браться за ремень. Сергей, с его более покладистым характером, смиренно принимал наказание. Николай не признавал права отца его пороть и открыто бунтовал: как-то раз, например, залез на подоконник второго этажа и угрожал прыгнуть вниз, если отец не передумает. В тот раз угроза подействовала^[18]. Несмотря на богатство семьи, Александра Михайловна обставила дом Вавиловых только всем необходимым, мебель была практичной и функциональной, без шика, а на стенах висели репродукции картин старых мастеров.

Александра Михайловна вела хозяйство, но главой дома был, безусловно, Иван Ильич. Она относилась к супругу с уважением и верностью, которые оба считали должными. Как почтительная жена, она говорила о нем не иначе как «сам», объявляя, например, разыскивающим его посетителям: «“Сам” в саду, ходит по дорожкам». Иван Ильич настаивал, чтобы дети обращались к родителям исключительно «мать» и «отец», а самих их называли в детстве только по именам^[19].

Иван Ильич был довольно влиятельной фигурой на Пресне, в среде нового купеческого сословия «ситцевого города» – этот пригород Москвы был прозван так из-за обилия текстильных фабрик. Он был умным человеком, самоучкой, как и многие представители зарождавшейся русской буржуазии. Много ездил по тем городам Российской империи, где продавались товары Трехгорной мануфактуры: в Петербург, Ригу, Одессу, Бухару, Самарканд, Ташкент. У него был собственный павильон на Нижегородской ярмарке. Времени на семью у полностью занятого коммерческими делами Ивана Ильича не было.

В отличие от некоторых своих коллег он был либералом и гуманиcтом, в особенности на людях^[20]. Не поддерживая радикальных планов начинающих революционеров на своей фабрике, он верил в достойную оплату труда и достойные условия для работы и жизни. Барачные жилища рабочих «Трехгорки» считались одними из лучших: в общем зале стояли рядами до трех сотен коек, которые зачастую использовались попеременно несколькими жильцами, работающими в разные смены. Были еще бараки для женатых пар и семей, комнаты в них вмещали до восьми человек^[21]. При этом «Трехгорка» заслуженно пользовалась репутацией фабрики, которая заботится о работниках. В 1900 году на Всемирной выставке в Париже она получила Гран-при и три золотые медали: две из них – за «Заботы о быте рабочих и по санитарному делу» и за «Обучение и попечение о малолетних рабочих»^[22]. Несмотря на плохие предчувствия относительно будущего России и очевидного желания и Николая, и Сергея изучать естествознание, Иван Ильич хотел, чтобы сыновья унаследовали его дело. Так что вместо классической гимназии он отправил их учиться в Московское Императорское коммерческое училище. Как ему казалось, учение – это для женщин. Обе его дочери, Александра и Лидия, стали врачами. А мужчинам следовало заниматься торговым делом^[23].