«Хм… А с каких пор мы так усердно готовимся к …хм… интервью?» – уточнил демон, прищуриваясь. Я выразительно посмотрела на демона и приложила палец к губам. Ангел дорвался до второго крыла. «Лю-ю-юбит… Не любит… Лю-ю-юбит…». «Вот как надо делать эпиляцию!» – демон кивнул в сторону ангела. «А теперь призаткнулись все на секундочку!» – ответила я, любуясь результатом. Нет, магия, определенно имеет право на жизнь. За этот тюбик я вообще готова простить даже Боню. Кстати, интересно, как там Боня? Есть у меня подозрение, что кое-кто «приватизировал» Боню и теперь в свободное от работы и вытаскивания меня из неприятностей время, усиленно дрессирует.

Я сидела в чалме из полотенца на кровати и поглядывала на часы. Вечер – это когда? От нечего делать я взяла с полки какую-то книгу. И тут из переплета выпала почерневшая цепочка с какой-то висюлькой. Я подняла ее с покрывала кровати, рассматривая в руке. На цепочке висел маленький кулончик в форме овала. На нем было написано: «Анабель Эрланс». Я щелкнула маленькой застежкой и увидела портрет Анабель. Я не знаю, что общего было у нас кроме цвета волос, но мы с ней были абсолютно не похожи. У Анабель был большой хищный нос, который впору примерить какому-нибудь мужчине, тонкие, поджатые губы, ярко выраженные скулы, зато все это компенсировалось большими и очень выразительными глазами, очень похожими на глаза ее двоюродного брата. Я еще раз посмотрела на нее, забыв, зачем я вообще полезла на полку, а потом бросилась к мятым рисункам. Я достала из-под матраса два рисунка, потом извлекла из кармана третий. Я положила рисунки рядом и внимательно посмотрела. Я подозрительно смотрела на тот рисунок, где двое стояли на расстоянии вытянутой руки, а он, слегка сдвинув маску, наклоняется к ее щеке. На девушке было темное платье, раскрашенное аккуратными штрихами и брошка. На картинах была нарисована не Анабель.

Эта мысль заставила меня присесть на кровать, поковырять взглядом стену и руками «подушить» подушку. Версии были одна бредовей другой. Или все, что происходит – это просто случайное совпадение, или отлично срежиссированная пьеса или кто-то умеет заглядывать в будущее и видит то, что не видят другие. «Чтобы я тебя не видел в Академии!» – пронеслось у меня в голове. Паззлы складывались в пользу предпоследнего и последнего варианта. Я посмотрела на рисунок, достойный журнала «Плейбой» и подняла глаза к потолку. Дорого бы я отдала, чтобы увидеть другие рисунки, чтобы подтвердить или опровергнуть свою догадку. Оп! Еще один «неудобный» вопрос!

Я, как настоящий журналист, уже заготовила два варианта вопросов. «Удобные, как роскошный диван» и «неудобные, как разбитая и мокрая дворовая скамейка с торчащими гвоздями». В моем арсенале есть еще «риторические». Но их я использую для тормозов. Они предусматривают ответы: «Да» или «Нет». «Скажите, а правда ли своими успехами вы обязаны своей семье? Я слышала, что вас поддерживает супруга, родители, дети?». «А за какое место они вас поддерживают?» – вредничал демон, понимая, что смысла в таком интервью нет. Его можно спокойно написать на коленке. «Вы умеете отдыхать. Я слышала, что у вас есть хобби? Вы любите рыбалку?». «Да». «Да нет, я просто бухаю по пятницам с корешами! И по субботам, и по воскресеньям!» – вредничал демон, глядя на мятое лицо оппонента утром в понедельник. Такое интервью заставляет копать информацию под «клиента» с проворностью комиссара Каттани. Скажу честно, я не люблю интервью. Какие вопросы, кроме «стандартного набора» можно задавать человеку, который мне абсолютно неинтересен, и чью фамилию я слышу второй раз в жизни? Особенно, глядя как он тормозит, как асфальтоукладчик и нервничает, как будто я застала его перепуганным сусликом, удобряющим колхозное поле.

Но если человек интересен – ему же хуже. Нормальный журналист, которому нужно разбавить колонку унылым интервью будет задавать вопросы: «Скажите, как вы добились таких успехов?», «Есть какой-то секрет?», «Что вдохновляет вас?», «Как вы относитесь к своей работе?» и дальше в том же духе, то я подготовила на всякий случай вопросы повеселее. «Вы всегда так метко плюете на людей?», «Я вижу, что вы любите свой город. В каких позах вы предпочитаете его любить?», и «Сколько платят за каждый собранный кораблик?». Я надела новое платье, полагая, что именно его покупка принесла мне удачу в виде диплома, покрасовалась в разбитом и засиженным мухами зеркале, любуясь статуэткой Мэри Поппинс. Кстати «поппинс» неплохо смотрится в такой модели. Я сняла золотую брошку с синего платья и приколола под горлышком. Я присмотрелась. Мне кажется, или у меня возле уха прыщик? Да нет, вроде нет…

«Ты ручку на радостях не забудь!» – вздохнул демон, пытаясь отобрать у ангела его последнее крыло, дабы спасти его от «гадания на перышках». «Спокойствие! Только спокойствие! Ты что творишь? А ну прекрати!» – прошипел демон, глядя на поплывшего ангела. – «Любовь приходит и уходит, а крылья нам нужны всегда!» В дверь постучали. Сердце сделало такой акробатический номер, что остальные внутренние органы тут же зааплодировали.

Я выглянула в окно, убедилась, что я не ошиблась, а потом спустилась по лестнице, прижимая к груди ручку и планшет. Диплом я тоже захватила.

«Ты главное – не нервничай!» – заметил демон ехидно. Легко сказать. Я чувствовала нарастающее волнение. Хотелось что-то оторвать и сломать, что-то теребить в руках и хлопнуть успокоительного. Сердце где-то нашло скакалку и решило потренироваться. Вдохнув – выдохнув, как перед казнью я открыла дверь, глядя на черный силуэт. Маску он снял, дабы не смущать меня.

– Вечер – произнес Альберт. Сердце повисло над куполом цирка, все остальные органы с замиранием следили за ним. «Оборвется или не оборвется?»

– Кто там пришел на ночь глядя? – верещала бабка сквозь дверь. – Это он? Это этот? Ноги его в моем доме не будет! Не вздумай с ним якшаться!

Как она меня достала! Я закатила глаза, глядя на кухонную дверь.

– О! Альберт! – сладко и отчетливо охнула я, зажимая ему рот рукой и показывая рукой на дверь. – Только не здесь! Нет, нет! Сейчас я расстегну платье! Не рви пуговицы! О!

Я почувствовала ладонью его смешок, что придало мне сил для новой импровизации. Я положила руку на кухонную дверь и стала ритмично ее шатать. Бабке на кухне поплохело настолько, что она притихла.

– Аль.. берт! Не так… Я люблю грубо! А…а…а… – смеялась я, глядя на кровавую печать.

Он осторожно убрал мою руку со своего лица, взял ее в свою, а потом с улыбкой спросил:

– Ты закончила?

– Да! – сладострастно, подавляя всхлипы хохота. – Такого удовольствия я никогда не получала.

– Тва-а-а-ари! – раздалось истерическое и скрипучее с кухни. – Проклинаю! Проклинаю вас всех!

– Скажи мне, как маг, призрачные инсульты бывают? – с надеждой спросила я, осторожно выскальзывая за дверь. – Просто на него вся надежда…

«Этот день мы приближаем, как могём!» – вздохнул демон, настороженно глядя на нашу руку в чужой руке.

– У кого из нас есть диплом? У тебя или у меня? – спросил Альберт, усмехаясь. Я почувствовала себя неловко.

– То, что я сделала сильно аморально? – спросила я, пряча глаза.

– С точки зрения морали немагов – да. С точки зрения морали магов – нет. С точки зрения моей морали – преступление, за которое тебя придется арестовать, – услышала я, закрывая дверь. Его рука перехватила мою руку и взяла ее за запястье, осторожно сжимая, словно он хочет надеть на меня наручник.

«А где цветы?» – поинтересовался демон. «А как на счет букета за сто тысяч эрлингов?» – обиделся ангел. «Рома-а-а-антик! Отличные цветы! Жаль, что они не пахнут!» – оживился демон, глядя на почтовый ящик.

– Мы же просто погуляем по городу? – нервно спросила я, обреченно глядя на красивые и мокрые после небольшого дождика скамейки.

– Я тебе не рассказывал, как позавчера мне притащили двух влюбленных студентов Академии, облюбовавших лавочку? Как они умоляли меня посадить их в одну камеру с кроватью? Нет? И не расскажу, – услышала я вкрадчивый голос. Меня осторожно вели в сторону соседней цитадели. – Тебя не сильно…

Я услышала легкий выдох-смешок.

–… смутит, если … – он приложил руку к красивой двери, которая легко открылась. – Или все-таки смутит … Поздно. Возражения больше не принимаются.

Дверь закрылась.

Мы оказались в холле. Тона были преимущественно темные и достаточно мрачные. Зато была чистота и идеальный порядок. Во всех элементах, вплоть до зеркал прослеживалась она! Ее величество симметрия. Я вздохнула, чувствуя незнакомый запах чужого дома.

– Что-то не так? – услышала я вкрадчивый голос чуть позади себя. Я почувствовала легкий ветерок чужого дыхания возле своего уха. – Значит, вламываться в Академию и убегать с дипломом в руках через полчаса, тебя не сильно смутило. Воспитывать чайной ложкой чудовище, после встречи с которым, трое инквизиторов подали рапорт на увольнение, тебя тоже как-то не сильно испугало, а сейчас ты выглядишь так, словно я тебя на костер веду.

– Я не… – смутилась я, сама не зная почему. Меня развернули к себе и заглянули в глаза.

– Я не люблю, когда мне лгут. Я вижу ложь еще до того, как она прозвучит, – услышала я, чувствуя, как его рука осторожно ложится на мою талию. Ангел упал в обморок. Меня повели по коридору в сторону открытой двери.

В комнате было в меру мрачно и в меру светло. Из интерьера – красивый стол и длинный темный диван. Остальное пространство занимали шкафы с книгами. На столе стоял ужин и три бокала.

– Ты еще кого-то ждешь? – напряженно спросила я, глядя на третий бокал.

– Нет, – негромко заметил хозяин, глядя, как я забиваюсь в угол кресла под предлогом, что на ручке писать удобней. Веселость? Ау! Находчивость? Ау! Чувство юмора? Где вы все, ребята? Вы что? Решили меня бросить?

– Если бы я не видел тебя раньше, то подумал, что ко мне снизошел образец скромности и добродетели, – прошептал вкрадчивый голос. Встречаться взглядом мне было неловко.

«Эй, пернатый! Приходи в себя!» – демон тряс за плечи ангела, который лежал пластом. – «Эй! Подъем! Это по твоей части! Подъем!». Ангел лежал сомлевший. Демон осмотрелся по сторонам, закатил глаза. «Давай! Ну! Глаза открывай!» – простонал демон, глядя на Альберта. – «Мы его теряем! Что будем делать? Эх, придется мне! Если что, я – не виноват!».

– Так как на счет интервью? – оживилась я, чувствуя прилив сил и наглости, – У меня есть хорошие вопросы и плохие вопросы. Какие выбираешь?

– Ты хочешь меня допрашивать? – лениво поинтересовался Альберт, протягивая мне бокал с чем-то похожим на вино и присаживаясь на другом конце дивана, облокотившись на ручку. – Ну что ж… Попробуем… Мне самому интересно, чем дело кончится. Итак, я в твоем распоряжении.

– Расскажи…те… о своей работе? Сарказм – это ее неотъемлемая часть? – прокашлялась я, доставая листочек с вопросами, стараясь не поднимать глаза на оппонента, который смотрел на меня, чуть прикрыв веки. Я изредка бросала короткие взгляды, делая вид, что приготовилась записывать каждое слово.

– Я люблю сарказм, потому, что бить некоторых людей ногами мне не позволяет совесть. Иногда без этого убедить человека в том, что он не прав бывает очень сложно, – с усмешкой ответил Альберт, поставив свой бокал на стол и глядя на меня долгим пристальным взглядом. Я сделала пометку на листочке, снова бросая короткий взгляд.

– Вообще я стараюсь быть вежливым. К сожалению, не все, кто заслуживает смерти, могут умирать по вежливой просьбе, но я работаю над этим вопросом, – услышала я ответ, который побоялась записывать.

– А как на счет самого большого разочарования в жизни? – спросила я, вычеркивая несколько вопросов сразу.

– Оно сейчас сидит передо мной и ничего не ест. И этим меня сильно разочаровывает, – услышала я в ответ. – Или оно ждет, когда я возьму ложку, усажу его себе на колени и буду кормить с ложечки?

– Прости, я просто не хочу кушать… – вздохнула я, глядя на еду. – Просто я покушала дома… Спасибо… Я сюда не кушать пришла! Мы немного отклонились от нашей беседы… Так, следующий вопрос…