Живет дядя Коля вдвоем с матерью – бабкой Аней – древней, но все еще крепкой старухой с командным голосом и вечным шерстяным платком, обмотанным вокруг мощной кряжистой поясницы. Обитают они в старом пятистенке, когда-то приютившем под своей крышей большую семью Ивашкиных. Со временем почти все ее члены разбежались по разным сторонам света в погоне за лучшими условиями жизни, кроме тех, кто подался в совсем уже комфортный мир, разумеется. Жена ушла от дяди Коли еще лет тридцать тому назад, когда он пятерку свою первую разматывал, отхваченную то ли по своей глупости, то ли по ментовскому беспределу, а больше он так и не женился. Не смог он «простить женскому полу ихнего злобного коварства». Дети дяди Колины тоже почитай забыли, как их биологического отца зовут, городскими стали давно, гордыми. Последними, лет пять уж как, сестра с мужем с насиженного места сорвались, в районный центр подались, к паровому отоплению поближе.

– Ну чего на этот раз, насовсем к нам, али как? – задает он мне два раза в год свой коронный вопрос, выковыривая сучковатыми желтыми пальцами дешевую папиросу из отворота дырявого картуза.

– Али как, – говорю я. – На выходные. Грибы, рыбалка, шашлычок, и бегом назад. Работа, она понимаешь, ждать не будет.

– А добра-то, добра, ешкин кот, как будто на всю оставшуюся жисть навез. – язвительно замечает он, придирчиво рассматривая тюки и коробки, доставаемые мной из багажника.

– Запас кармана не тянет. Кстати, тут набор блесен тебе где-то был, потом еще новые дворники для твоей девятки и снотворное для бабы Ани. Ну и так, из продуктов всякое-разное по мелочи. Эй, а почему это я не вижу ее платка в дверном проеме?

– Нету мамочки у меня боле, – говорит он и осекается, подавившись дымом. В углу века у него блестит слеза.

– Да ты что? Как же оно так? Вот тебе и новость!

– …В райцентр уехала намедни, к сестре – пособить картоху покопать. Сказала, раньше Покрова и не ждать даже, – откашлявшись, продолжает он.

– Уф…Ну ты это, поосторожней там с выражениями, Цицерон доморощенный! А то я уж подумал, грешным делом, что даром я бегал по аптекам полдня, не в каждой еще такое зелье без рецепта отпустят…

Разгрузившись, мы, навьюченные, идем в дом. Дядя Коля, словно охотничья собака, обязательно трусит впереди, как бы показывая мне верное направление. В пути он постоянно оборачивается и приговаривает при этом.

– Все на месте, можешь даже не проверять, ставни, вишь, на месте, провода алюминтиевые тоже тут, коврик резиновый, смотри. У меня, брат, того, кошка без спроса не проскочит.

Заходим в горницу.

– Ну? – гордо вопрошает дядя Коля. – Все на месте? Ведра, керосинка, телевизор «Рекорд»? Есть какие вопросы по сохранности имущества? То-то, Саня, мимо меня и мышь не проскочит.

«– Да уж, все на месте, вон прибавилось даже, – мысленно констатирую я, заметив кучку пепла на новой скатерти.»

– Лютая зима была нынче. – воодушевленно делится новостями сосед, как бы не замечая моего хмурого взгляда. – Да! Мороз под сорок через день. Слыхал по радио, следующая и того хлеще будет? Так что дров тебе подкупить бы надобно, паря.

– Незачем, дядь Коль, у меня, вроде, и без того кубов пять в запасе было.

– Так-то, когда оно было-то, Сань?

– Прошлой осенью и было, а я с тех пор не приезжал ни разу. А на что ты мне тут подобным образом намекаешь? – настораживаюсь я. – Пяти разве мало что ль?

– Зима лютая была шибко. Ну я и того… подтапливал…. Помаленьку, конешно. Тебя, не себя в смысле, подтапливал, – поспешно уточняет дядя Коля, заметив мое замешательство.

– Так ведь я же не просил!

– Просил – не просил. Зима была лютая, говорю ж. А дом деревенский он что? Он вымораживаться любит. Дому, Саня, как людям, продух нужен. Вот я печку потоплю, он и подышит покуда.

– Хочешь сказать, блин, что ты все мои запасы на продух извел, тимуровец недоделанный!

– Нее, не все, – хитро улыбается он, – Куба полтора осталося ишшо. Вот я и говорю об том, дров подкупить бы тебе надо.

Я шарю взглядом по полкам, почувствовав неуемное желание пригубить чего-нибудь. – Дядь Коль, тут где-то бутылка, начатая стояла. Ты случайно не в курсе, куда она подевалась, а?

Дядя Коля начинает усиленно озираться по сторонам, хлопать дверцами антресолей, даже под лавку заглядывает.

– Нее, не было, – говорит он преданно глядя на меня. – Три звездочки, которые что ли? Точно не было. Я бы такое завсегда запомнил. У меня, знаешь, и блоха не проскочит.

– Я чего беспокоюсь-то, – решив пошутить, говорю ему я, вспомнив рассказ Толстого «про сливы». – Там не коньяк, там отрава крысиная была. Не дай Бог если что, отвечай потом…

– Какой яд? Ты, об чем это, Саня?! Нормальный коньяк там был, хотя водка, по мне, все равно лучшЕе, – простодушно ведется на провокацию дядя Коля.

– Ну раз так, то давай-ка по маленькой, – смеюсь я и достаю из сумки «Пять озер», купленные по дороге в райцентре. – А, дядя Коль? … Дядяя Кооляяя!

Оборачиваюсь – нету дяди Коли.

Через две секунды он уже появляется в обнимку с банками, в одной руке помидоры, а в другой соленые рыжики.

Деревенский отдых начинается.

II

В прошлом году я открыл сезон не в августе-сентябре, как обычно, а в конце мая. Впрочем, ничего удивительного, до этого я там и вовсе года два не появлялся. А чтобы лучше понять – «почему», вам следует еще раз перечитать начало этой истории.

Как бы то ни было в тот раз я едва-едва нашел свою избушку, утонувшую в лабиринтах вовсю цветущей сирени и только-только занимающегося чубушника. От обилия запахов кружилась голова. Благодать! Продравшись сквозь заросли крапивы и чертополоха с одуванчиками, я, наконец, вышел к своему крыльцу. Тронул дверь – не заперто.

«– Странно, вроде закрывал на все засовы в последний раз. Неужели дядя Коля стал манкировать своими обязанностями, и какой-то нахал у меня вынес … Интересно, чего бы такого у меня можно было бы вынести? Эх, дядя Коля, дядя Коля!»

Стараясь не скрипеть половицами, я вошел в горницу и сразу же увидел мужичка, свернувшегося калачиком на лавке, в котором, хорошенько приглядевшись, я узнал своего соседа. Дядя Коля – такой маленький, тщедушный, и лавка такая длинная-длинная, настолько длинная, что на ней хватило бы места еще для одного дяди Коли и уж тем более для какого-то там автомобильного аккумулятора, стоявшего у дяди Колиного изголовья. К клеммам аккумулятора были присоединены два провода, по ним переменный ток из моей розетки поступал прямиком в свинцовые пластины соседского оборудования. В доме висела тишина, которую нарушало только надрывное гудение моего электрического счетчика и беззаботное сопенье хитроумного селянина.

Меня настолько удивила и умилила эта картина, что я невольно рассмеялся и захлопал в ладоши, отдавая должное сообразительности своего соседа.

Дядя Коля при этом заворочался и, расслабленно подняв голову, оцепенел. Блаженная улыбка потихоньку сползла с его счастливого лица, уступая место вселенскому ужасу, вполне оправданному, разве, если бы он только что увидел перед собой настоящее привидение. Дядя Коля, теперь уже нисколько не сомневаясь в неладном, резво вскочил и беспомощно замахал перед моим носом руками.

– Черт, черт…черт…

– Да не черт это, дядя Коля, не бойся. Я это всего лишь… пока. На выходные вот решил к вам. Здрасьте, как говорится!

Понимая, что пить боржом уже поздно, дядя Коля, тем не менее, принялся судорожно дергать за клеммы самодельного зарядного устройства. У него все выпадало из трясущихся рук, но он все равно продолжал что-то там откручивать, пока, наконец-то, не сверкнула молния и после громкого хлопка дыхание счетчика не остановилось.

Отброшенный ударной волной на пол, дядя Коля неловко выругался и, обхватив свою косматую голову, захлюпал.

– Стыдно-то как, … итить его, Саня! – простонал он. – Скажи мне еще вчера, что сотворю такое – в морду бы дал. Да я бы сам ни в жисть. Хоть расстреливай. А тут…Даже не знаю. Прямо, как будто это не я был, чесслово. Веришь?

– Да верю, я, дядь Коль, верю, успокойся. Ну чуток нехорошо вышло. Подумаешь. Вопрос-то ведь пустячный. Не больно хоть?

– Дык откудова я знать-то мог, бляха муха, что ты нынче приедешь? – продолжал оправдываться дядя Коля, схватив себя за стоящие колом волосы, – Откудова?

– Об этом-то и речь, – пытался утешить его я. – Откуда? А, следовательно, абсолютно не твоя вина это, это форс мажор с тобой такой приключился, недоразумение. Давай-ка лучше выпьем за встречу.

Я, пошарив по сумкам, достал Арарат и растаявшую от долгого лежания в кармане половинку сникерса.

– Как скажешь. Но ежели без обид токмо.

– О чем ты, дядь Коль, какие тут обиды? Вопрос то пустячный. Ты же мне… ты же здесь ведь не…, – я стал озираться по сторонам своего убогого жилища, пытаясь придумать потраву, которая могла бы в моих глазах оказаться «существенной». Не представив себе таковой, я сказал, что первое пришло мне на ум. – Ты же ведь случайно это все, да?

– Еще как случайно, мля!

– Ну раз так, то давай по второй…

«Отпущение грехов» закончилось, когда с речки уже вовсю тянуло вечерней сыростью, а дяди Колина коза сама прискакала домой, волоча за собой веревку с колышком, и дерзко заорала на него простуженным басом, требуя вечерней дойки.

На следующий день, едва стала заниматься заря, раздался настойчивый стук в мое окошко.

– Саня, Сааняя, спишь ты что ли там ишшо?

– Ужо нет. – раздраженно ответил я, одной рукой отворяя створку, а другой яростно потирая себе глаза. – Ну, чего тебе еще, неутомимый?

– Молочка вон принес, утрешнего, – протянул он мне пол-литровую не очень чистую банку, из которой невыносимо несло ядреной козлятиной. – Из-под титек тока-тока. А вообще… стыд-то какой! А? Ты уж надумал, поди, обо мне невесть что, да?

Я только сонно махнул рукой.

– А я… это, ты учти, это ведь не нарочно я. У нас электричество вчерась с утра – бздык и упало! Пока электрики туда-сюда. Потом обрыв в Волковичах пока нашли. Пока то-да-се, а мне ехать-то надо, сам понимаешь, Саня. Ну я и того, черт дернул.

– Вот теперь все на свои места, наконец-то, встало, прямо камень с души упал, – ухмыльнулся я, не став уточнять, что моя халупа запитана от той же линии, что и его. – Тогда, конечно, совсем другое дело. Тогда вообще все в порядке.

– Стыдно мне что-то, – косил он своим лукавым взглядом в сторону стола, где красовались следы нашего вчерашнего застолья.

– Перехватив его взгляд, я экстренно наполнил ему стакан Араратом где-то на треть.

– А, вот так если?

– Так-то оно получше, конечно, но все равно стыдно ишшо.

Чтобы закрепить его душевное исцеление, я дал ему с собой остатки вчерашней бутылки.

Тем не менее муки совести у дяди Коли продолжались все выходные. Он приходил ко мне с покаянием по утру, приходил жаловаться на себя в обед, не забывал он, впрочем, заглянуть, бия себя в грудину, и к ужину. Каждый раз он не откланивался до тех пор, пока его душевная травма полностью не зарубцовывалась.

На прощанье я вручил ему две бутылки Столичной. Для профилактики.

III

И вот на днях, совершено неожиданно, раздался звонок.

«– Дядя Коля? С чего бы это он вдруг, неужели стряслось нечто ужасное. Лето нынче такое – жара, сушь кругом, а там еще торфяники всякие…»

– Здоров, Саня. Тут, значит, такое…! – похоронным голосом начал он.

– Чтооо? – похолодело у меня внутри от тяжелого предчувствия. – Ты не тяни давай – выкладывай. Совсем я сгорел что ли? Напрочь? Или хоть что-нибудь осталось?

– Да нее, стоит твой дом, чего будет ему. – ответил дядя Коля и замолчал.

– Ну тогда, как у вас там жизнь, все ли здоровы? – успокоившись, спросил я, чтобы поддержать не особо складывающийся разговор.

– А чего им будет-то. Баба Аня, вон, тебе кланялась, Машка – коза наша, давеча на левую заднюю захромала, а Петруха тут воот такую щуку вытянул на живца. Правда, упустил сразу же, балбес. Дааа…

После чего в эфире снова установилось неловкое и тягостное молчание.

– Маслята, вона, пошли, – откашлявшись продолжил, наконец, дядя Коля. – А сам-то ты как, скоро ль к нам, аль нет?

– Не знаю даже, что тебе сказать – дел вокруг до чертиков.

– Выходит не ждать нам тебя в выходные?

– Нет, не в этот раз.

– Точно решил? – никак не хотел униматься дядя Коля.