Я жалась к стене, как отличница, которую застали врасплох. Отличница, которая втайне засматривалась на хулигана из соседнего подъезда, но никогда бы в этом не призналась. Скорее, всю оставшуюся жизнь рассказывала бы себе басни о том, что они из разных миров. У него ‒ мускулы, у нее ‒ правильная жизнь. У него порваны джинсы на бедрах, у нее ‒ книги на полках. У него взъерошена шевелюра, у нее ‒ все учебники в алфавитном порядке. У него ‒ сталь и демоны в глазах, у нее ‒ белые гольфы и смущенный взгляд в пол…

Хуже. Теперь аура Арнау была столь ощутимой, что я удивилась тому, как тщательно он скрывал ее раньше. Очень умело прятал – ее, ауру доминанта. Он еще не шагнул в мою сторону, а у меня уже подкашивались колени. Он уже победитель, я ‒ уже проигравший. Он понимает, что я не буду бегать от него по дому, не буду по-настоящему звать на помощь, потому что… Потому что я хотела его с того самого чертова момента в лифте, с первого касания пальцем.

‒ Ты ведь знала, что все к этому придет.

Он шагнул к ванне.

Знала. Не знала только когда, как.

Успела пролепетать, как пленник, пытающийся выторговать наилучшие условия «сдачи» у завоевателя.

‒ Прямо… вот так? Без… прелюдии?

И эта дерзкая усмешка, вечно заставляющая меня нервничать.

Перед тем, как перешагнуть борт, он пояснил:

‒ Я могу сейчас сделать шаг вперед, после опуститься перед тобой. И проникнуть в тебя языком. Но у тебя ослабнут колени, поверь мне, а падать в ванной – плохая идея.

«Поэтому без прелюдий. Они тебе не понадобятся».

Я слишком поздно разглядела, кто он, слишком поздно поняла. Я всегда избегала доминантов, я, может, не боялась их, но чуть-чуть опасалась. Они делают то, что хотят, они берут тебя, как хотят. И хуже всего, что на каком-то интуитивном уровне я уже подчинялась Эйсу. Эйсу, который только что перешагнул через борт. Который остановился так близко, что между нами миллиметры; который пах утренней свежестью, парфюмом; который пах силой и этой своей вечно сдерживаемой агрессией.

Не хотела отличница приближаться к хулигану? А вот он…

‒ Ты… ‒ последний лепет, уже даже не попытка что-либо изменить, ‒ агрессивен…

‒ Ой ли?

Арнау намеренно ласково поцеловал меня в щеку. После ‒ чуть ближе к уголку рта, еще ближе. А потом поцеловал правильно, и первым же поцелуем отключил мне голову. Начисто. Да, он был агрессивен, но правильно, очень по-мужски. От таких мужчин сводит и живот, и колени, и логику, от их поведения становишься готов без прелюдий – тут он был прав.

‒ Ты знала, что я приду… ‒ жаркий шепот.

‒ Нет…

‒ Знала.

Я догадывалась, что когда-нибудь. Он взял меня за шею под подбородком, как щенка, как овечку, приготовленную для заклания. И жесткость его была не в руках ‒ в поведении, в том невидимом поле, которое сносило способность мыслить.

И ничего не оставалось, кроме как чувствовать, что ты поддаешься. Еще один поцелуй, как разряд статического электричества, который стирает, портит всю твою мозговую нейронную сеть, превращает мозг в чистый лист бумаги. А после ‒ толчок горячим членом в сомкнутые бедра.

‒ Раздвинь. Ноги.

И бесполезно объяснять, что его мир, мир беззакония, стали, скорости и отблеска ножей, – это не мой мир. Мой состоит из строк текста романтических книг, у меня на подушке медвежонок…

‒ Я хочу видеть, как ты раздвигаешь их. Для меня.

Вот и все. Я даже не делала между ними выбор, между двумя мужчинами, его сделал Арнау. Хуже всего, что уже не можешь отказать, потому что перенял эти импульсы, потому что забыл про выглаженную юбочку и застегнутую на все пуговки блузку, потому что хочешь стать частью его мира. «Плохой» девочкой.

И да, Коэн был прав, Эйс умел наслаждаться. Агрессивные мужчины часто торопливы, поспешны – этот таким не был. Он наблюдал за тем, как я открываю ему вход принудительно-добровольно, не способная оказать сопротивление. И как только пространства стало достаточно, Эйс погрузил себя внутрь, припечатав поцелуем. И да, все уже было скользким, предательски-готовым.

Без прелюдий, без романтического начала… И это ощущалось правильным. Он брал, брал так, как хотел сам, он двигал бедрами, а я ощущала себя стоящей с задранной клетчатой юбкой, в мокрых гольфах, с распахнутой блузкой. И между нами более нет разницы – один мир. Он брал красиво, он делал счастливой каждую клетку моего тела, он целовал так, что сносило все пределы, и я понимала – я проиграла. От таких, как Арнау, уже не отказываются, к ним потом тянет, как к наркотикам, их просто хочешь, им просто даешь… И да, внешне я останусь отличницей, но уже помеченной хулиганом – это навсегда.

Сопротивляться ему невозможно, себе тоже. Эйс и в действительности оказался заряжен, наэлектризован по полной, он оказался шокирующе возбуждающ. Он погружал меня в себя толчками, прижав к теплому кафелю, он входил туда, где ему не сопротивлялись, он ломал собой всякое сопротивление. Его язык такой же наглый, как и член. И оба невероятно вкусные, оба делают такие вещи, что ты становишься куском накачанного дурманом желе…

Я разряжалась, признавая поражение, впившись ему в стальные плечи. Я испытывала оргазм такой интенсивности, какой, я думала, не способна испытать. Я всхлипывала, я была готова подвывать, мои расширенные зрачки были готовы поглотить Вселенную.

И да, я слишком поздно поняла, что это за десерт по имени «Эйс Арнау». Что все сложнее, все куда опаснее: не для тела ‒ для сердца.

А еще почувствовала, когда закончила спазмировать, что его орган внутри меня все такой же бетонный и горячий.

Из меня выскользнули, после Эйс выступил из ванны обратно на коврик и, будучи повернутым в направлении двери, ведущей в его спальню, протянул мне руку.

Что? Нет…

‒ Я с тобой не закончил… ‒ И он совсем не имел в виду собственный оргазм. – Я с тобой только начал.

‒ Нет…

‒ Да.

И он вывел меня за собой.

Он не был тем, кто просто хочет тело, просто желает входить в скользкий проход ‒ он был тем, кто желал все, включая душу. Это было понятно из ощущений. Он обожал мое тело всем, чем его касался: ладонями, губами, втягиванием запахов, сжиманиями; обожал его толчками и ненасытным членом. Уже в собственной постели. Он не позволял выворачиваться. Он менял позы не потому, что не мог закончить, а потому что был истинным гурманом. Когда меня перевернули на бок, завязали волосы ладонью в узел и вошли сзади, обеспечив качественный ненасытный ритм, я вновь это ощутила по полной – Арнау рушил собой внутри заслоны. Ему не нужен был мой оргазм, ему не нужен был свой оргазм, он хотел напитать меня собой, занять целиком.

Я же еще пыталась сопротивляться. Впустить мужчину на уровне тела еще можно ‒ невелика беда. Впустить на уровне души – нет… не такого, как он. Такой разобьет сердце неосторожным словом.

И потому, даже чувствуя себя подвластной его движениям, ауре, силе и тому, что он давно внутри меня, я выдохнула:

‒ Я… не подчинюсь тебе, Эйс…

Его рука на моей шее. Жесткий толчок внутрь.

А после он перевернул меня под себя, подмял. Разложил, прижав руки к постели, как звезду. Поцеловал в противовес очень мягко и произнес:

‒ Назови это иначе, Лав… Назови это… доверием.

Нет. Только не это.

Я не впущу его в каждую клеточку тела и ума, доверившись. Не смогу.

‒ Смотри мне в глаза.

‒ Нет…

Я даже пыталась отвернуться, но мое лицо сжали в ладонях.

‒ Смотри. Мне. В глаза.

Я смотрела. Он был тем самым торнадо и теми самыми молниями. Он оказался напористым, непредсказуемым, куда более хищным. Он уложил меня в свою постель без сопротивления и знал, что так будет. Но мою душу…

‒ Смотри…

А в его мире, полном стали и оружия, драк и боевых действий, в самом центре было спокойно, там был штиль. Там был свет, там было мирно. И стало вдруг понятно, что Эйс ‒ да, агрессивен, он убьет за тебя, он легко раскроит чужой череп, он переломает ребра… Но его агрессия никогда не коснется тебя. Потому что она «за» тебя.

‒ Увидела?

Я все еще отличница, раздвинувшая ноги перед хулиганом. Вся влажная, насаженная на него до конца, распертая тем, что когда-то находилось скрытым от моих глаз домашними штанами.

И да, я увидела.

‒ Доверься, Лав…

Я выдохнула, когда он вновь начал двигаться, стирая все мои прежние программы. Довериться ему? Я вдруг ощутила, что хочу попробовать, хочу принять его целиком не только между ног, хочу открыть перед ним все двери. И Арнау это почувствовал. Припечатал поцелуем, начал двигаться так, когда жестко, но крышесносно, когда всеми фибрами чувствуешь на себе и в себе мужчину, когда он уже разрушил все твои заслоны. Полная победа, безоговорочная. Сотрясалась в оргазме я под ним, чувствуя, как пульсирует, выплескиваясь, во мне бетонный член.

А выдыхала, успокаиваясь, с пониманием того, что он получил то, что хотел.

Он занял все во мне. Практически. И такого, как он, многогранного, глубокого, сложного, на самом деле очень легко полюбить.

Если раньше я мечтала раскусить его «секрет», то теперь думала, что не стоило и приближаться. Этот секрет оказался его внутренним магнитом, лишающим воли.

И потому, стоило всему утихнуть, я попыталась выбраться из его объятий.

‒ Далеко?

Конечно, он не дал.

Он был хищным котом.

‒ Ты невыносим.

‒ Думаешь?

Он улыбался. И я знала эту усмешку, этот дьявольский взгляд. А вот такой прочный захват на себе чувствовала впервые.

‒ Тебе понравилось, какой я.

‒Ты… ‒ Внутри клокотало возмущение. – Ты – доминант!

Его шумный выдох мне в шею.

‒ Совсем чуть-чуть.

Прозвучало по-ангельски, очень примирительно.

‒ А это напрягает мою… женскую суть.

«Не мой ты типаж». И, черт, кому я вру? Просто раньше я не все о себе знала, видимо.

‒ Твоя женская суть просто желает в новой ипостаси расслабиться. И, когда ты ей это позволишь, в тебя прольется от меня столько наслаждения, сколько ты не ожидаешь получить.

Где-то на задворках сознания я знала о том, что он прав. Но как это признать собственной головой? Он будет со мной делать все, что угодно, потому что я буду ему это позволять. Почему я раньше не подозревала о том, что настолько податливая? Или же не встречалось в прошлом мужчин, обладающих способностью заставить тебя желать исполнять их прихоти? В любом случае это нервировало.

‒ Я не люблю жестких мужчин…

Прозвучало по-девчачьи.

Мои волосы продолжали держать. Арнау молчал, продолжал вдыхать мой запах, продолжал позволять мне «просто чувствовать». Его. И собственную неправоту. Просто меня заставили сдаться так быстро и безапелляционно, что хотелось взбрыкнуть.

‒ Я больше в твою постель…

‒ Лав, если ты сейчас еще раз откроешь рот, мы все повторим по кругу.

Его рука мягко разжалась, спустя какое-то время.

Из его постели я выскальзывала осторожно, зная, что, если открою рот, он все повторит. Он заставит меня захотеть, чтобы он все повторил.

И, выходя из спальни, на него, расслабленного и обнаженного на кровати, я не смотрела.

Отличница сдала все свои позиции. И хоть все еще пыталась тереть стекла запотевших очков белоснежных платочком, уже понимала, что вечером опять захочет в «гараж».

Вот же несносный тип…

На этот раз я принимала душ в одиночку. В ужасно удовлетворенном физическом состоянии, но в разлаженном сознании. Мне нравилось то, что произошло. Но не нравилась собственная податливость. Куда уплыли мои принципы и почему при словах «смотри на меня» так трепетно отозвалось сердце? Черт, они меня доведут… Они оба.

Из ванны я вышла в халате, расчесывая пятерней сырые волосы.

На этот раз щелкнула входная дверь – вернулся Гэл. Одновременно с этим показался из спальни Арнау – снова с голым торсом, но в штанах.

‒ Как у вас дела? – Коэн улыбнулся.

И, не успела я ответить, как мою голову развернул к себе Эйс, нагло накрыл мои губы поцелуем.

И мои щеки стали пунцовыми – вот же павлин, вот же собственник, вот же… слов не хватало. Зачем ТАК демонстративно?

‒ У нас ‒ отлично, ‒ произнес после этого многозначительно.