А я боялась смотреть на Коэна, ведь все стало очевидным. Кто кого выбрал, кто с кем… кхм. Боялась, что наткнусь на его вежливую улыбку, услышу ответ «я рад» и увижу те прохладные грусть и отстраненность, которые случаются тогда, когда «выбор сделан не в твою пользу».

Я бы сбежала, вообще не посмотрев на него, я бы пронеслась в спальню и не выходила оттуда до вечера, до конца недели. У меня все происходящее кипятило «чайник» так, что он паром исходил.

Но рука Эйса – это орудие. Орудие сладких пыток. И она держала меня, пока я все-таки не открыла глаза, не встретилась взглядом с Коэном.

Который смотрел безо всякой прохладцы, но с теплой улыбкой. С чуть хитрой и однозначно одобрительной.

«Молодец» ‒ вот что читалось в его глазах.

Без искажений, без прикрас. С такой гордостью, такой радостью смотрят тогда, когда все идет исключительно правильно, когда все идет хорошо. И у меня в очередной раз приоткрылся от удивления рот.

Кто молодец – я молодец? Эйс молодец? Мы?…

‒ Вы меня в могилу сведете, ‒ выдохнула я, вывернувшись из руки Арнау и прошествовав в свою комнату.

‒ Привыкай к нам, Лав, ‒ рассмеялись мне в спину. – И да, ты помнишь, что сегодня мы ведем тебя в ресторан?

* * *

Демонстративный поцелуй Арнау вызвал во мне бурю эмоций – смятение, возмущение, да что там – дикий стыд. Если бы я вот так вошла в квартиру (да, в бунгало на острове), а моя подруга взасос поцеловала бы парня, который мне нравился, но с которым я еще не имела близких отношений… В общем, идея «острова» в моей голове опять не выдерживала негативного натиска эмоций. И потому, вместо того чтобы собираться в ресторан, я стояла у окна.

Как теперь смотреть Гэлу в глаза? Пусть даже в этих глазах нет осуждения. Оно есть в собственной голове, а ведь я, прикажи мне выбирать из них двоих, отдала бы предпочтение ему. (Хотя наглаженная во мне Эйсом кошка до сих пор нежно мурчала). Беда…

Когда в дверь спальни постучали, я на автомате отозвалась: «Войдите».

Стучал, конечно же, Коэн. Для Арнау «не существовало замков» (в виде моих сомкнутых ног тоже, что заставляло кровь бурлить перцем).

Гэл аккуратно прикрыл за собой дверь, остановился рядом со мной, чуть сбоку. Мне бы повернуть голову, посмотреть на него, вот только не выходило – стыд не отступал.

Мой гость молчал, я тоже. Чуть погодя, он спросил:

‒ Уже выбрала ресторан?

Я запнулась:

‒ Н-нет.

Если честно, вообще об этом не думала.

Даже молчать Гэл умел тепло, он вообще много чем выбивал в моей голове галочки «идеального мужчины».

‒ Все еще борешься с идеей о любви втроем? – И, конечно же, он «зрил в корень». – Не приживается она в тебе?

‒ Я думала, что приживается. По крайней мере, временами.

«Но не сегодня».

‒ Но тебя возмутил «прилюдный» поцелуй Эйса?

‒ А тебя не возмутил?! ‒ И я не выдержала, повернулась. Опять, конечно же, с розовыми от прилива крови щеками. – Это каким надо быть… хамом?

Коэн улыбался и глазами, и губами.

‒ Он вообще вел себя… недостойно?

Он? Или я?

‒ Он… ‒ А что сказать? Что он просто взял и трахнул меня? А нажаловаться хотелось, и хотелось непременно. – Он…

Слова опять застряли в горле, и я просто вскинула и бессильно опустила руки. Жаловаться одному парню на другого? У меня скоро шестеренки в голове перегреются от смены одной логики на другую. Просто личностный бунт и восстание.

Моей щеки коснулись пальцы Гэла, погладили её нежно, будто хрупкий фарфор.

‒ Он хоть не забыл сказать тебе о том, что ты красивая?

Я и была красивая в его глазах, я чувствовала это по тому, как любовались моими ресницами, с какой любовью смотрели на каждую черточку.

‒ Он… (Он меня…) Он… вообще… все забыл.

‒ Невоспитанный гад.

Любопытно, что Коэн при этих словах совершенно не злился, просто с насмешкой констатировал факт. Как у него так выходит?

‒Ты на него… на нас… не обиделся? – вот и спросила самое для себя страшное.

‒ Обиделся? – темные брови приподнялись. – Нет, я не обиделся и не расстроился.

‒ И не почувствовал ревность?

‒ Нет.

Его зеленоватые глаза ласковые, как теплое море.

‒ Хочешь знать, что я почувствовал и чувствую?

‒ Хочу.

«Только бы не что-то плохое».

‒ Предвкушение. – Теплый палец обвел контур моих губ, и я ощутила желание качнуться ему навстречу. Вспомнилось, как он прижимал меня к стене в моей квартире, как тактично прервал процесс, не завершил его, потому что я сказала о том, что мне «легче».

‒ Предвкушение… чего?

Я понимала ответ чувствами.

Но Гэл умел дразнить тоже. Впрочем, менее обидно, нежели Эйс.

‒ Хотя бы предвкушение предстоящего похода в ресторан. Итак, нам за тебя выбрать место?

Он сейчас получит ответ, выйдет из комнаты, а я продолжу находиться в том же самом смятении. Пусть и прозвучали слова о том, что ревности нет, но когда женщины верили словам? Мне же отчаянно хотелось знать, чувствовать, что все на самом деле в порядке.

‒ Да, можете выбрать.

Сейчас он уйдет. Внутри скребли кошки.

Но Гэл не вышел, он взял мое лицо в свои ладони и наклонился к самым губам, вдохнул запах моей кожи, будто непередаваемо-прекрасный аромат, медленно выдохнул. И прошептал:

‒ Предвкушение…

И я вдруг ощутила его чувства. Настоящее отсутствие обид и ревности, но вместо них ‒ знание о том, сколько чарующих моментов нас ждет дальше. Взгляд Коэна – в самую душу. И в этом взгляде гораздо больше, нежели «желание тела», в нем сквозная привязанность, в нем протянувшийся между нами канат, в нем обожание, смешавшееся с серьезностью: «ты для меня больше, чем думаешь».

‒ Предвкушение всего, Лив.

Мягкое касание губ, и все это предвкушение передалось мне.

Засияли новыми красками пальмы на острове, поголубел океан, и смех подруги показался колокольчиками. Все стало снова правильным – мы втроем, потому что так классно. Потому что НАМ так классно.

Коэн выходил из комнаты, а я, глядя ему в спину, ощущала непривычную легкость. Все правильно: если они, парни, могут так к этому относиться, то почему я не могу? Могу. Хватит себя сдерживать – трое так трое. И пусть будет теплый ветер, и пусть будет хорошо, пусть будет совершенно неизведанно, но совершенно восхитительно.

Вот теперь можно сушить волосы и выбирать наряд.

* * *

Не знаю, кто из них выбирал ресторан, но место под названием «Ла-плайя» мне чрезвычайно понравилось. Внутри темновато, но мы сидели снаружи под тентом. День солнечный, теплый, почти летний; покачиваются светлые, подхваченные бантами, шторы. Колышутся от ветерка мои уложенные локоны и шелковые завязки на блузке. Я давно не ощущала себя столь легкой, столь женственной, как теперь. Столь красивой. Посетителей много: мужская часть с интересом поглядывает на меня, женская ‒ с откровенной завистью на парней. Моих спутников. Передо мной ‒ овощи гриль и курица в ореховой панировке, Коэн выбрал жареную картошку и сочный бифштекс, Арнау остановился на пасте. Вино в бокалах; светлая одежда на ребятах. Игривое колечко на пальце Эйса; расстегнутые пуговицы рубашки поло Гэла. О-о-о, и эти бицепсы у обоих под короткими рукавами…

Удивительно, но с ними оказалось интересно общаться обо всем: о географии и архитектуре города, о мероприятиях уже прошедших и только грядущих, о новых магазинах, только что открывшихся дорогах. И даже строить планы.

‒ У нас проездной-карта через специальный портал, ведущий к океану. А там белоснежный песок, Лав, там километровые пляжи. И никого. Выберем день…

«Только ты. Только мы. Голубые волны, голубое небо» ‒ остров из моих фантазий, кажется, собирался ожить. Они строили далеко идущие планы, будто мы вместе не на семь дней, а на жизнь. И я решила, что буду представлять так же, я позволю себе мечтать. Позволю себе вино и фантазии: сколько можно жить, сдерживая себя, опасаясь худшего?

А оказаться с ними у того океана будет здорово. Песок, соль на коже, шелест пальмовых листьев.

Куда-то незаметно уплыл разговор между ними двумя – я перестала к нему прислушиваться. И подумала о том, как я вообще собираюсь возвращаться на прежнюю работу? Отныне и навсегда мне будет на ней тесно, слишком душно. Здесь, сейчас, с ними я жила, я пила эту жизнь жадными глотками, я обожала ее, ела, как любимый десерт. И мне было вкусно, мне было беззаботно.

‒ О чем задумалась, Лав? – вывел меня из собственных мыслей вопрос Арнау. В его глазах ‒ хитринки, в пальцах ‒ ножка бокала с вином. – О нас?

‒ А о ком же еще, ‒ отозвалась я. И в который раз удивилась тому, что этот парень оказался куда многослойнее, глубже, чем под хитрым выражением лица можно было предположить. Признаваться в том, что грею голову темой возвращения на прежнюю работу, не стала.

‒ Кстати, ‒ вмешался Гэл, глядя на Эйса, ‒ я нашел для тебя поставщика слоновой кости. Отличного качества.

‒ А зачем слоновая кость? – оживилась я.

Коэн пояснил.

‒ Эйс увлекается резкой по кости.

Я удивленно распахнула глаза. Эйс и нож подходили друг другу, как части одного целого. Ледник и лезвие – да. Но Эйс и нечто прекрасное? Творчество? Еще одна новая грань?

И, конечно, Арнау улыбнулся, глядя на меня.

‒ Удивляешься тому, что сразу не смогла представить, какой я? Будешь еще долго познавать.

«Познавать». И почему на этих словах мне опять представилась постель?

‒ Уверена, ты хорош во всем. Кроме скромности.

‒ Каюсь, скромность ‒ не мой конёк.

«Но тебе это тоже нравится».

Чтобы не скатиться в очередную шутливую перепалку, я спросила:

‒ А чем увлекается Гэл? Сдай друга, как тебя только что сдал он.

‒ Да без проблем. Он делает эротический массаж за деньги. – Не передать, какими круглыми стали от этой фразы мои глаза. И как распахнулся до самой скатерти рот. – И еще шьет на заказ трусы нестандартного размера в подвале.

В этот раз я не смогла сдержать смех – пошутил, так пошутил, а Коэн процедил с циничной хищной усмешкой.

‒ Я тебя в унитаз окуну.

Эйс смеялся заразительно, открыто. Никогда не видела у него такой широкой улыбки, даже дыхание задержала, глядя на веселящегося Арнау. Улыбался и Гэл. Я же качала головой, представляя «массажиста Гэла за деньги». Ух… Я бы… Я бы никогда не отпустила его ни на один заказ.

‒ А на самом деле? Чем ты увлекаешься?

В свете тента и штор глаза Коэна меняли оттенки – я засматривалась.

‒ У меня мужские увлечения, Лив. Обучаю стрельбе, занимаюсь пайкой.

‒ Он забыл сказать, что хочет открыть мастерскую, заняться деревом.

Деревом… Гэл и рубанки, доски, опилки. На меня накатило странное чувство умиротворения.

‒ Верно. Но времени свободного мало, нужно больше отдыхать.

‒ Здравая мысль. – Эйс продолжал улыбаться. Мне же нравилось наблюдать за ними двумя. – А ‒ как ты сказал? ‒ «у меня мужские увлечения»? «Женские» мне оставил?

‒ Не все.

И многозначительный взгляд на меня.

Веселиться эти двое однозначно умели. И я пьянела от этого дня больше, чем от вина в бокале. Кажется, я впервые с ними расслабилась как никогда раньше.

‒ Что будем делать дальше, Лав? – Арнау отставил бокал, положил руки на стол и посмотрел на меня с хитрым видом: «приказывай, королева». – Мы в твоем распоряжении.

Какая фраза. Какое ощущение.

‒ Стереть бы с твоего языка наждачку. – И был бы второй идеальный мужчина. Хотя он и так недалеко ушел от мистера Совершенство.

‒ Язык у меня шикарный. Еще проверишь.

Рано я подумала, что научилась не краснеть. Но когда на Эйса, а после на меня посмотрел из-за соседнего стола мужчина, посмотрел с удивлением, изумлением и чуть-чуть укоризной, я прыснула и все-таки покраснела.

‒ Раз уж сегодня выходной, ‒ прочистила горло, ‒ я бы взяла вас с собой в клуб. Нормальный, не такой, как у Салима. И пожелала бы, чтобы вы оба танцевали весь вечер только со мной.

Гулять так гулять. Заодно посмотрим на их реакцию, если я проявлю себя в качестве собственницы.