Мы миновали журчащий фонтан, вышли на площадь, а там квартет музыкантов, и мелодия – мягкая, льющаяся нежно, прямо через душу.

Когда Коэн мягким жестом подхватил меня за руку, когда развернул так удачно, я сразу уловила движения его тела, танец. Простой, но взгляд ‒ глаза в глаза, ощущение крепкого торса, ведущих рук. И я рассмеялась, поняла, что очень давно ни с кем не танцевала. Что так не танцевала вообще никогда. Застыл в моей памяти еще один момент, который когда-нибудь, быть может, перейдет на уютный стеклянный ночник рисунком солнечного дня, булыжной мостовой, аккордеона в морщинистых руках, свисающей из угла ветки с едва распустившимися листьями. И обликом танцующей пары: он ‒ в темной одежде, она ‒ во фривольном берете…

С Гэлом я не была скованной: даже если чего-то не умела, я не боялась что-то сделать не так.

Он был идеален, он был глубок, он был предельно настоящим.

Удаляясь с площади, я уже не понимала, как можно жить без его руки.

И впервые кольнуло сильное чувство, холодное, как игла. Остановилась я резко – наши руки натянулись. Он посмотрел на меня внимательно.

‒ В чем дело?

И я впервые призналась честно, как маленькая.

‒ Я… не хочу без вас.

Он подошел максимально близко, навис своим лицом над моим; взгляд его потемнел, явил где-то в глубине скрытую под мягкостью жесткость. И ответил:

‒ А ты без нас больше не будешь.

«Да? Правда? Точно-точно?»

‒ Никогда?

‒ Никогда.

Мне никаких других слов было не нужно. Только эти. Правильные.

Прогулка продолжалась; собирался над головами дождик, скоро начнет моросить. Уютная мощеная улочка; в магазины мы уже не заходили – оказывается, мы очертили траекторией прогулки квадрат и теперь возвращались к машине.

‒ А о чем думаешь ты?

К Гэлу в голову хотелось влезть, прочитать его мысли, наверняка теплые.

‒ Примерно о том же, о чем и ты.

‒ О нас?

Улыбка на его лице. Я вернула ее солнечным лучом, улыбнулась тоже:

‒ А что, если бы в лифте в тот день ехала другая девушка? Вы бы познакомились с ней?

‒ Не думаю.

Этот вопрос был для меня царапающим, чуть болезненным – хотелось знать, чем именно я приглянулась ребятам. Собственно, почему я? И что случилось бы, окажись на моем месте другая симпатичная незнакомка.

‒ Почему? Вам понравилась моя фигура?

‒ Не только.

‒ Но вы не знали обо мне большего. Увидели только внешность.

«И этого хватило».

‒ Независимо от того, заговорил ли бы с тобой Эйс, я уже тогда принял решение узнать о тебе все, что смогу.

Мне хотелось ему верить. Но каждому для веры нужна причина, некий постамент, на который можно шагнуть. Первая ступень ‒ устойчивая, фундаментальная.

Коэн чувствовал мое настроение, мою неуверенность, мое жгучее желание все-таки узнать «почему». И пояснил:

‒ Я говорил тебе о том, что мы модифицированы. Из-за работы. Мы чувствуем мир иначе.

‒ Говорил.

‒ Мы почувствовали тебя оба. Как «свою» ‒ это не объяснить. Это ощущение, когда от чьей-то энергии у тебя искрит внутри, когда при сближении происходит взаимодействие. Поэтому ты, Лив.

«Поэтому никто другой».

Я вновь остановилась, удивленная, задумчивая.

‒ Тогда, может, нашему треугольнику нужна… «четвертая»? Еще одна девушка, от которой будет искрить?

Сама же сказала, и сама почувствовала себя так, будто хлебнула тухлого вина.

‒ Другой такой нет, ‒ отозвался Гэл легко, ‒ я в этом уверен.

‒ Откуда ты можешь…

‒ Просто знаю. ‒ Он вновь поцеловал тыльную сторону моей ладони: поднес мою руку к своим губам, коснулся мягко. – Поверь, все идеально. Так, как должно быть.

Вкус вина смыло родниковой чистотой.

Наверное, мы гуляли бы дальше, но у Коэна в кармане новой куртки зазвонил телефон.

Это был Эйс. Голос из прижатого к уху мобильника был слышен плохо, но я его узнала. Брови Коэна нахмурились.

‒ Какой адрес? – Пауза. – Нет, я не буду закидывать Лив домой, возьму с собой, иначе не успею… Да, давай, жду информацию, пересылай.

Он изменился после звонка, стал другим – серьезным, сосредоточенным. Будто поднялся на поверхность сквозь романтический флер металл. Наверное, снова дела, опять военные задания – я лишняя.

‒ Коэн, я возьму такси, все нормально…

‒ Нет, поедешь со мной.

Мы зашагали к «Бариону» быстро, теперь мои каблуки спотыкались о булыжники.

‒ Тебе… нужна моя помощь?

‒ Нет. Но разве не хочешь со мной прокатиться?

Я, как ни странно, хотела.

‒ Я не буду тебе мешать?

‒ Нет. Мне нравится твоя компания.

Больше он ничего не добавил.

(Tim Dian – Heave Energy)

Он стал другим, да. Скрыто-агрессивным, иным. Будто сменил частоту, и во мне изменилось восприятие, еще недавно созерцавшее рядом расслабленного романтика. Вроде бы тот же Коэн, но уже бетонный, мужественный; будто его аура, где только что искрились золотые пылинки, наполнилась кожей, порохом, стволами и рукоятями ножей. Разительная перемена: не внешне ‒ внутренне. То же лицо, но другие выражения: жестче линия губ, челюсти, нахмуренные брови, взгляд-крюк.

Мы куда-то неслись на машине – прочь от центра в западные районы. Остались позади широкие площади и проспекты; сначала исчезли высотки, после мелькнули и пропали виллы спального района. Дальше все больше кирпичные многоэтажки – дешевое жилье, склады, арендуемые строительными компаниями боксы.

В конце концов черный автомобиль втиснулся в узкий, похожий на коридор проулок, где с трудом разъехались бы две машины. У обочин ‒ черные мусорные мешки; граффити на закрытых дверях; свисающие над землей штыки пожарных лестниц. В ухе Гэла передатчик – связь с Арнау он держал постоянно.

‒ Да, я на месте, ‒ сообщил невидимому собеседнику, как только заглушил двигатель. Кивнул мне: «выходим». Я толкнула ручку двери.

Окна с заколоченными ставнями Гэл осмотрел быстро и придирчиво. Подергал доски – те прибиты прочно. Обогнул машину, открыл багажник, достал монтировку. В руке с этим «гвоздодером» он и вовсе стал смотреться зловещим – я посторонилась. Думала, он сорвет им прогнившее дерево, но Гэл временно инструмент отставил, достал из кармана набор металлических пластин-отмычек, принялся ковыряться в подвесном замке.

«Значит, и для него не бывает запертых помещений…» Хотя чему я удивляюсь? Просто у Галлахера всегда хватало такта не входить в мою спальню без стука.

Пока я размышляла на сторонние темы, подмечая, каким черным от туч сделалось небо (в узком переулке над нашими головами виднелась лишь его полоса), Коэн справился с замком, подхватил монтировку, протянул мне руку:

‒ Идём.

‒ Где? – он что-то искал. Арнау отвечал в наушник.

Мы в полуподвальном помещении, заставленном ящиками. Пыльном, практически не освещенном. Здесь складировали старые шкафы, рухлядь, даже покрытые зеленью от времени мраморные предметы искусства. Пока я, удивляясь, силилась рассмотреть лицо одной из статуй – лампочка под потолком не горела, и света катастрофически не хватало, ‒ Гэл бродил с фонарем в одной руке и странным прибором, похожим на GPS, в другой.

‒ Да, сигнал засек.

После от Арнау он отключился.

Вот, значит, как они работают, думала я, ‒ постоянно. Практически без перерыва. Днем, ночью, утром, вечером – когда застанет сигнал. Сложно было представить, что у ребят из «ТриЭс» спокойная работа, но созерцать их действия в реальной жизни и воображать – две совершенно разные вещи.

Монтировка пригодилась неожиданно – неожиданно для меня, конечно же. Вместо того чтобы подхватывать ей крышки многочисленных заколоченных ящиков, в которых могло обнаружиться что угодно, Гэл подошел к высокой – с него ростом ‒ керамической вазе с узким горлом. Размахнулся и ударил по выпуклому боку с такой силой, что керамика, больше похожая на бетон, раскололась. На пол тут же хлынул наполнитель – не то мелкие опилки, не то крупа. Я видела лишь светлый фонтан, стекающий вниз, и слышала шорох. И пока я пыталась осмыслить, с какой силой нужно было долбануть по вазе, чтобы она треснула, Гэл уже рылся в наполнителе руками. Отыскал на земле два полиэтиленовых пакета-прямоугольника с чем-то белым внутри, сунул их под мышку, не забыл поднять монтировку.

‒ Пойдем, ‒ скомандовал мне.

«Мы здесь закончили».

Я протянула ему руку.

После мы ждали в машине. Кого-то. Вероятно, того, кто на самом деле должен прибыть за наркотиками (почему-то я была уверена, что в вазе обнаружились именно они). Теперь монтировка с пакетами лежали в багажнике, подвесной замок висел на положенном месте, а «Барион» стоял у тротуара с затемненными стеклами. Стало ясно, почему Коэн не срывал доски с окон: не желал, чтобы «гости» обнаружили следы взлома до определенного момента.

Я не знала, почему он взял меня с собой, почему не отправил домой на такси, но где-то внутри радовалась этому факту. Вероятно, задание не представлялось ему опасным; я же неожиданно получила шанс лицезреть Гэла в действии. И это был другой Гэл. Он ощущался другим, практически незнакомым. Теперь в нем была скрытая агрессия, как в Арнау, сталь под кожей. Такого его я боялась рассматривать в открытую, такого не стала бы отрывать без причины от размышлений и дергать по пустякам. Такого его я… хотела раз в сто сильнее. Что-то во мне срабатывало против логики и воли, что-то истинно женское, реагирующее на очень сильного рядом с собой мужчину.

Молчал Коэн, молчала я.

Тот, кто должен был подъехать за пакетами, пока не подъезжал. В какой-то момент я ощутила на себе взгляд Гэла – теперь он был острее, плотнее.

‒ Я пугаю тебя… такой?

Чувствовал и во мне новый отклик на себя.

‒ Н-нет.

Ответ вывалился из моего рта такой же бесформенный, как комок мокрой ваты. Все потому, что мне не хотелось выдавать бурю новых эмоций, взметнувшихся до самой макушки, ударивших в мозг. Жесткий Гэл – это красиво, это умопомрачительно. Много бы я потеряла, уехав домой на такси. Наверное, я странная, а может ‒ как раз нормальная женщина, которой для того, чтобы разложиться на составляющие, нужно почувствовать рядом такой вот тестостерон в чистом виде.

‒ Хорошо.

Он какое-то время смотрел на меня, после обронил:

‒ Это недолго. Скоро будем дома.

Мне, конечно, нравилось дома. Но мне, о чем я не стала бы говорить вслух, нравилось и происходящее сейчас.

Незнакомая машина синего цвета подъехала к двери, ведущей в подвал, пару минут спустя. Люди, выбравшиеся из нее, открыли подвесной замок, спустились вниз. А спустя пару мгновений, обнаружив пропажу, заскочили обратно в салон; водитель синего седана нажал на газ.

И началась погоня. Точнее, преследование на расстоянии.

Седан гнал по мокрому асфальту, выбрасывая из-под колес миллионы брызг; Гэл, держась на расстоянии, не отставал, не выпускал «цель» из вида. Мокрые улицы – дождь все-таки начался, цветные блики витрин и фонарей на асфальте, фары встречных машин. Красивая рука с выпуклыми венами на коробке передач; движения Коэна жесткие, отточенные; скорости, педали, руль, взгляд вперед – все, как единый механизм. Иногда меня от ускорения вдавливало в сидение, и я не могла перестать думать о том, что могла, убегая от головорезов Салима, врезаться в других людей. Какой была бы теперь моя жизнь?

Но я оказалась в правильном месте, в правильное время. Сейчас рядом со мной сидел до предела спокойный водитель-экстремал в гангстерской куртке, а мне казалось, я проживаю самый удивительный вечер своей жизни. Снова иррациональное чувство разлитого в воздухе удовольствия ‒ оно поселилось во мне с момента встречи с этими двумя.

Седан после множества поворотов и ускорений свернул в доки, портовую часть города. Остановился на пустынном пирсе, и тогда Гэл явил преследователям себя.

‒ Жди меня в машине, ‒ вот что он сказал, прежде чем покинуть салон. Куртку оставил на сиденье, проверил кобуру.

Конечно, я ждала его в машине.