И волновалась. Вот теперь точно.

Потому что те, кого преследовал Коэн, отнюдь не обрадовались встрече. Мне не были слышны слова ‒ далеко от машины, только грубая интонация, только голоса.

Стоило Гэлу приблизиться к тому, кто стоял на пирсе (по моим предположениям, этот человек, потерявший наркотики, теперь должен был с кем-то встретиться и ждал он отнюдь не Коэна), как из синего седана выскочили двое громил. Защитники «главаря». На Гэла они кинулись одновременно: первый получил апперкот в челюсть такой силы, что кувыркнулся назад, второму заломили за спину руку, уложили на землю. И пока я пыталась переварить то, с какой скоростью действовал Коэн, тот уже держал пистолет нацеленным снизу в подбородок главаря.

Я моргнула. После еще раз. Когда он успел? Вот это скорость… Главный на прицеле – нажатие на спуск, и ему вынесет через макушку мозги; ботинок Коэна прижимал к земле шею второго пострадавшего – очень жесткий жест, очень показательный.

Мужик на мушке теперь махал руками, и, мне казалось, он оправдывается: мол, не кипятись, мы все поняли ‒ Гэл его о чем-то предупреждал. Наверное, «триэсники», до того как убить, пытаются вразумить: мол, не играйте опасными игрушками, мы следим.

Мне оставалось только предполагать, только смотреть.

Напуганных бандитов Коэн отпустил, но держал их на прицеле все то время, пока они двигались обратно к машине (получившего в челюсть им пришлось тащить волоком), пока садились в нее, пока выруливали с пирса. Только после он спрятал обратно пистолет, направился к «Бариону». По пути приложил пальцы к наушнику, о чем-то сообщил Арнау – наверное, о том, что все прошло «хорошо».

Дальше щелкнул замок открываемой дверцы.

Он просто сидел рядом, а я чувствовала тугой вихрь силы вокруг него. Смесь раздражения, злости, готовности действовать, полные обоймы зарядов в его голове, мышцах, на кончиках пальцев.

‒ Дай мне минуту, ‒ обронил Гэл, сидя в кресле не двигаясь.

Я знала, что он в этот момент делал, – пытался обуздать внутреннего зверя. Загонял его обратно в клетку, упаковывал, усмирял. Я ощутимо чувствовала этот процесс собственными нервными окончаниями, клетками. Значит, и они могли что-то физически чувствовать в лифте – мы действительно остро реагировали друг на друга.

Мне же нравились этот вихрь, эта властность, эта жесткость. Понимая, что логично было бы дать ему эту самую минуту, я тихо спросила:

‒ В этой машине утапливается внутрь руль?

‒ Да. А что?

‒ Покажи.

Наверное, ему было не до этого, но Гэл всегда оставался тактичным, даже в роли зверя.

Нажатие на кнопку на приборной панели – руль начал перемещение к ветровому стеклу. Вскоре в кабине стало куда больше пространства – свободный тихий пирс, безлюдное место; темное небо.

Я же больше не могла сдерживать собственные инстинкты, нагревшиеся за последние сорок минут до предела. Да, я должна была волноваться, переживать, бояться, но вместо всего этого я хотела того, кто сидел рядом. До умопомрачения. И потому аккуратно перебралась на колени водителя, уселась сверху, коснулась пальцами бритых щек. Как по мне, не существовало лучшего момента для выплеска эмоций, нежели сейчас. Запах лосьона Коэна перемешался с запахом его же силы. Когда он находился в этом состоянии трансформера, когда из обтекаемой на вид машинки выходит стальной робот с пушками, надо мной брали верх инстинкты.

‒ Сейчас я могу быть жестким, Лив. В этом состоянии.

Именно то, что мне было нужно.

Я наклонилась к его губам, и мне на затылок легла горячая ладонь. Я получила в поцелуе заряд такой силы, что закатились мои внутренние глаза – капитуляция еще до начала действий, полная, безоговорочная. Он был хорош в этом «разнузданном» состоянии, взмыленный агрессией, непримиримый. Вся эта не успевшая спрятаться властность теперь перетекала в меня, подчиняя в самом ядре.

Когда-то задралась юбка, оказался расстегнут жакет – мужские губы на груди, затянутый внутрь горячего рта сосок. Расстегнувшаяся ширинка, сдвинутые вбок трусики – тот момент, когда Коэн оказался внутри меня, стал воистину оргазмическим для головы. Триумф еще до начала движений, экстаз от свершившегося факта. Его рука сзади на шее – та самая, которая недавно точно переключала коробку передач, та, которая держала пистолет… Когда Гэл задвигался, задавая ритм, меня расплющило тем, что вливалось в меня на уровне ощущений. Вся эта мужественность, все его явные и скрытые слои – бабочкой, пойманной за крылья, вот кем я себя ощущала. Меня сейчас насаживал на себя тот, для кого не существовало внутри меня преград, кому не нужно было отпирать внутренние замки, потому что для Гэла их все до единого отперла я сама.

И да, он был жестким, притом что старался сдерживаться. Берущие губы, требующие руки; тантра-танец в салоне, наркотический взгляд у обоих партнеров. Я думала, что смогу продержаться столько, чтобы успеть насладиться не только телом, но душой, но, когда Коэн, державший меня до этого за ягодицы, чуть сдвинул ладонь вбок, вдруг проник пальцем в попку, в мою чувственность сделали контрольный выстрел. Я напряглась – «только не Арнау», только не «второй», ‒ а после сотрясалась от спазмов… Мой оргазм, мои стоны Коэн забирал себе, впитывал их, как губка, – его кокаин, его награда.

Я закончила. А он был тем же самым, что и минуту назад – огромным, напряженным.

‒ Тебе легче? ‒ спросил, касаясь моих губ.

‒ Нет.

Не в этот раз. В этот раз я хочу получить и отдать ему все.

‒ Хорошо. Только продолжим мы в постели.

Никогда до этого я не видела мужчину, рулившего со спущенными штанами и вставшим членом. Теперь же я созерцала эти кадры, растекшись на соседнем сиденье, как амеба.

(flora cash – OVER)

Теперь я знала, что идеальный секс существует. Как и идеальный мужчина.

Первый попавшийся на пути отель, комната в коричнево-красных тонах – я не имела ни возможности, ни желания рассматривать убранство, потому как не могла оторвать взгляд от Коэна. Всегда мечтала увидеть его обнаженным ‒ целиком, а не только «бицепсы из-под рукавов», мощную шею или все то, что прекрасно обрисовывала одежда. Когда мужчина красив внешне и внутренне – это эйфория. В такой момент присутствует лишь одно желание – быть с ним, быть под ним, быть в нем, ощущать его в себе. Гэл раздел меня без спешки, и да, он умел любоваться, делал это куда чувственнее и качественнее, чем недавно моим отражением в магазине. Теперь он ловил все – вздрагивания, мою податливость, волны дыхания, он, как мне казалось, с виртуозной нежностью управлял всем этим.

Тот момент, когда он лег на меня сверху, стал «знаковым» ‒ теперь я знала, как занятие любовью должно ощущаться. Когда в тебе ни единой мысли, когда разрядами прошивает от ощущения вхождения, от каждого толчка. Мозаика, где каждый поцелуй, каждый глубокий взгляд, каждое касание создают совершенно правильный чувственный рисунок, и все, что ты можешь, – счастливо быть на этих волнах, отдавать, раскрываться до самого дна.

Он занял собой все ‒ Коэн. Везде, в каждой моей клетке. Он дождался своего часа и присвоил все, что ему хотелось присвоить. Сильные люди никуда не торопятся, они ни с кем не соревнуются. Если бы до этого момента я не попробовала Арнау на вкус, я бы с полной уверенностью заявила о том, что Гэл – единственный в мире нужный мне мужчина.

Коэн умел быть нежным, и в этой нежности чувствовались его стальные шестерни. Перевернув меня на живот, он входил сквозь стиснутые бедра сзади – скользкий, налитой до предела, обалденный. Вес его тела сверху, поршневые движения – он доминировал, даже не пытаясь этого делать.

И да, он не соврал тогда в кафе насчет выносливости – я опять билась в судорогах первой. И стали мне наградой сразу после жесткие толчки, одновременно с последним из которых Коэн выдохнул шумно, сжал меня до больно-сладкой грани, излился внутрь. И я вновь ощутила зверя – того, которого лишь изредка выпускали наружу.

Сколько слоев… Галантность, терпеливость, педантичность, внимательность, ласковость. И умение изумительно контролировать агрессию, которая, как магма, никогда не покажется наружу, пока Коэн не даст добро.

На его бицепсе щекой я лежала опустошенно-счастливая, влажная от пота, взмыленно-успокоенная. С ним мне было все равно «где», «как», «когда». Идеальный характер, идеальное тело, идеальные поцелуи, идеальный запах – впору было выкидывать вверх белый флаг из собственных трусиков.

Здесь не тикали даже часы; шторы раздвинуты, но на улице уже темно – лишь рассеянный желтый свет фонарей снаружи.

Очень странно вышло, думала я в мерцающем режиме, как выключенный компьютер, я бы выбрала его, если бы не Эйс. Который дотянулся-таки до сердца, ласково накинул поводок на шею, впрыснул дозу желания в кровь.

Любить двоих нельзя никак, я была в этом уверена. Но я любила их обоих. Я спала с ними обоими.

‒ О чем ты думаешь?

Тихий вопрос, касание губами виска.

И стоило ли скрывать?

‒ О том, что вы все-таки сделали это.

Усмешка. Он понял до того, как спросил:

‒Сделали что?

Знал ответ, заранее все знал.

‒ Я сплю с вами обоими.

‒ Пока не одновременно.

«Пока?»

‒ Даже не думай… Не думайте!

Он улыбался, я знала. Понимал, что все принципы и старые шаблоны во мне ломаются. Он имел возможность дать им время ломаться, позволял себе расслабленно наблюдать за этим. Из Коэна получился бы идеальный враг, совершенно непобедимый. Хорошо, что он «друг». Друг… Подумала ‒ и сама же усмехнулась. Вернулась, как только что прогнанная шаловливая кошка на порог, мысль – «пока не одновременно…» Вслух поднимать терзающие меня вопросы касательно этой темы не стала, однако спросила:

‒ Вы ведь… не сделаете мне больно?

‒ Никогда.

Он ответил без запинки.

‒ Ни морально…

‒ … ни физически, ‒ завершил за меня предложение.

‒ Но… вас двое.

‒ Да. Двое. И знаешь, что это означает?

‒ Что?

‒ Что мы весь мир за тебя нагнём.

По моему лицу против воли растеклась улыбка, потому что последняя фраза прозвучала трогательно-удивительно. Шутливо и очень серьезно.

Наверное, мы провели бы в отеле еще какое-то время, но на тумбе завибрировал сотовый Гэла. Звонил Арнау, и Коэн поставил разговор на громкую связь.

‒ Вы еще не дома, судя по маячку.

‒ Еще нет.

Они общались спокойно, я же мечтала утонуть под одеялом. И сделать так, чтобы Эйс не слышал, как я дышу, лежа рядом с Гэлом, чтобы не разгадал про отель, хотя он, очевидно, про него знал. Знал про все, что происходит, и принимал это так же просто, так же «правильно», как и его друг.

‒ Тогда, если вы не планируете там задержаться, может, подберете меня?

Вопросительный взгляд Коэна, полуулыбка во мраке – мол, мы планируем? Я замотала головой. Во мне всегда поднимался раздрай, когда эти двое дружески общались там, где другие дрались бы, и раздрай этот романтике не способствовал.

‒ Не планируем. Диктуй свой адрес.

Арнау назвал улицу и номер дома; Коэн посмотрел на часы.

‒ Будем у тебя через пятнадцать минут.

Вот и закончилось наше пребывание в отеле, название которого я не знала. Да что там название ‒ я не ориентировалась даже, в каком районе города сейчас находилась. Мне хватало того, что рядом лежал самый правильный парень в мире. И ждал нашего приезда второй.

Кажется, я потеряла голову.

Мокрые улицы в свете фонарей – это всегда красиво. Запах свежести, звук шин по сырому асфальту; откуда-то из глубины всплывали мечты далекой молодости. Сейчас неосязаемые и забытые, но в них точно был автомобиль, красивый водитель и еще его интригующий притягательный друг – так мне казалось.