Я не заметила, когда Гэл отпустил мои руки и мое лицо – он знал, что сопротивляться я уже не буду, ‒ но заметила, когда разошлись полы моего халата, потому что развязался шелковый пояс. И обе ладони Гэла легли на мою грудь, сжали ее, пальцы нежно сдавили соски.

В этот момент мне навсегда стало понятно, что я никогда уже не откажусь от четырех рук. Никогда. Не смогу. Это наркотик, когда ты ничего не видишь, не слышишь, но все чувствуешь. Я дрожала, я не подозревала, что могу ТАК чувствовать, что могу пропускать через себя столько… В моей голове активировались все центры чувствительности. И еще я не знала, что можно так нежно и настойчиво ласкать языком, что все можно делать так правильно, так вкусно.

Они оба распахнули во мне всё.

Пальцы Арнау скользнули внутрь осторожно, и я выгнулась. Мое лицо гладил Коэн – он был успокаивающе-возбуждающим, говорящим «я здесь, все хорошо»; язык Арнау – медовый нектар. Знай я об этом таланте заранее, я бы заплатила Эйсу за сеанс, я бы встала в очередь…

А после Коэн погрузил в мой рот палец, взорвав мне мозг ощущением погруженного в рот члена. Мою грудь гладила горячая ладонь, у меня между ног орудовал самый сексуальный дьявол из всех возможных… Сколько можно было держаться в этих условиях?

Они взяли меня изнутри и снаружи, я никогда еще не принадлежала никому, как принадлежала сейчас им.

И никогда я не испытывала таких оргазмов – навыворот, насквозь… Слышала и не слышала шепот Коэна «все хорошо, я тут…», его дыхание обжигало шею. Упругий язык Арнау смягчился, когда мое тело сотрясли судороги. Я проваливалась в ярчайшую смерть, в сияющую пропасть, до дна которой мне никогда не позволили бы долететь четыре руки. Двое мужчин, принимавших каждую испускаемую мной волну, пропускавших ее через себя.

Меня больше не было для себя, для этого мира, я пребывала где-то еще – обнаженная, наполненная и отдавшая.

Но поцелуй Эйса, склонившегося надо мной, я запомнила. Его губы, мой собственный запах на его лице. А еще фразу чуть позже, долетевшую из другой галактики: «Зачем я пообещал не входить? Сука, я в душ…»

Меня гладил Коэн. Не пытался вернуть с орбиты, на которой я пока пребывала, просто дарил ощущение «я рядом».

И я больше не помнила про синее платье, про то, что Гэлу, наверное, тоже нужно в душ. Я вообще больше ни о чем не помнила.

* * *

(Billie Eilish – WHEN I WAS OLDER Music Inspired By The Film ROMA)

Он гладил меня по щеке ‒ Эйс.

И никогда еще я не видела в его глазах такую теплую глубину, такую странную открытость – отражение моей собственной.

Оказывается, я уснула на софе, отключилась. И кто-то заботливо подложил под мою щеку подушку, укрыл одеялом.

Они дали мне поспать. Коэн, силясь не шуметь, готовил обед.

А Арнау сидел рядом. Я полагала, я буду ощущать стыд, но он ушел. Окончательно и навсегда. Пали все стены внутри меня: сегодня я открылась этим ребятам, впустила их в себя на всех уровнях и более не собиралась этого стесняться. Не собиралась краснеть, прятать глаза, тушеваться – я приняла себя и все, что происходит, понимая лишь то, что, если между нами теперь случится неприятность, мое сердце треснет очень легко. Потому что более ни брони, ни щитов, ни заслонов.

Мне было бы сложно пережить колкости Эйса, находясь в таком состоянии, но его шерсть впервые пригладилась до ровной, шелковой. И этот взгляд, полный нежности…

Я пошевелилась, спросила хрипло со сна.

‒ Я… проспала?

Он лишь покачал головой.

‒ Нет. Ты просто… поспала.

Мне было нужно, меня попросту выключило – никогда ранее такого не испытывала.

‒ А задание? Мы… не опоздаем?

‒ Все вовремя. Сейчас будем обедать, как раз поговорим о нем.

Мне нужно было подняться, переодеться, – не ходить же в халате целый день? ‒ но я никак не могла отвести взгляд от Арнау без шипов. Он изменился. Коэн, на которого я посмотрела, изменился тоже, я чувствовала. И дело было не в том, что сегодня я позволила им обоим прикоснуться к своему телу, я доверилась им. Честно, по-настоящему. И они восприняли это доверие как подарок. Мы втроем впервые начали действительно принадлежать друг другу – более ни стен, ни отдаленности. Наверное, страшно так любить, а по-другому не хочется, по-другому ‒ уже «компромисс», на который не размениваются.

В том, что я их люблю, я более не сомневалась.

Удивительное открытие ‒ простое и правильное. И измеряется это чувство не словами и даже не поступками, а ощущением того, что ты подпустил кого-то к своему внутреннему светильнику. Того, кто может помочь ему гореть ярче. Или погасить. Любовь – это риск, пока ты боишься. Я надеялась на то, что они помогут мне научиться не бояться.

‒ Мне… нужно переодеться.

‒ Конечно.

Прежде чем освободить дорогу, Эйс наклонился и коснулся своими губами моих, и то был самый нежный поцелуй, который мне когда-либо дарили.

* * *

(Luma – All in)

Выходила к столу я с полной уверенностью, что перешагнула некую невидимую грань. И там, где раньше я пыталась всеми известными способами защищаться, теперь плавало принятие своей душевной обнаженности. Что ж, пусть так.

Я в домашних штанах, тунике и босая; кто-то заботливо принес синее платье из коридора и положил его на спинку дивана.

‒ Спасибо за обед, ‒ произнесла я, глядя на Гэла, – мне до сих пор не было привычно, когда кто-то готовит за меня. Тем более, когда это делает мужчина. И пусть этот обед прост и примитивен ‒ он все же для меня накрыт. Горячие тосты, ветчина, сыр, помидоры; баночки с соусами, горячий картофель.

Коэн улыбнулся, и я еще раз поймала себя на мысли о том, что парни изменились, как и я. Словно тоже этот невидимый рубеж перешагнули. Значит, если дальше бурные воды, нам придется держаться вместе.

‒ Какое сегодня задание?

‒ Простое.

Спасибо, что Эйс в майке. Вид его обнаженного тела – это почти что пытка.

Первую картофелину я натыкала на вилку, чувствуя жажду поесть и жажду узнать детали того, чем сегодня предстоит заниматься. Кажется, я начинала привыкать к жизни вне редакции, я начинала ее обожать. Все-таки разнообразие – это мое. Да и будни, проходящие вне кабинета, ‒ это настоящая жизнь, не пропущенная, как некий фильм, который ты слушаешь на фоне, не глядя на экран.

Арнау положил руки на стол, и я, сидящая рядом, впервые позволила себе провести ладонью по его внушительному бицепсу.

‒ Еще раз так сделаешь, и продолжим в спальне.

‒ Обедать?

Мне стало смешно.

‒ И обедать, и не обедать. Я, вообще-то, после этого прекрасного процесса не разрядился. Он тоже. – Кивок на Коэна.

‒ А как же душ? – спросила я безобидно.

‒ В душ в следующий раз пойдешь со мной.

О да, пойду, вдруг подумалось мне. И позволю себе еще раз испытать это шикарное чувство, когда ягодицы прижаты к стене. Я так же позволю ему мягко доминировать, принимая эту составляющую, более не противясь ей.

‒ Лив, ‒ мягко позвал Коэн, ‒ этот твой взгляд с поволокой. Не тестируй наши стальные яйца.

‒ А что я-то? Это всё вы!

Я любила их широкие улыбки. Да что уж там ‒ я любила в них все.

‒ Ладно, ‒ сдалась и постаралась убрать мечтательную поволоку из своих глаз, ‒ слушаю по существу. Кого сегодня нужно надуть?

Эйс усмехнулся.

‒ Не надуть. А отвлечь. Сегодня мы с тобой идем на закрытую вечеринку как пара. И нашей задачей станет задержать на ней Робина и Веронику Вайс, которые придут туда для поиска Третьего или Третьей.

Про «Третью» я слышала. Но про «Третьего»?

‒ Третьего? – спросила вслух.

Кивнул Гэл.

‒ Да. «Контур» работает в любом треугольнике, пол партнеров не важен. Вайсов этот эксперимент интересует. И потому, пока вы с Эйсом будете удерживать их в пределах помещения, где проходит «пати», я постараюсь вычислить их причастность к громким ограблениям, случившимся за последние пару месяцев. Есть вероятность, что эта эпатажная чета – мошенники.

‒ Ты исследуешь их дом на предмет улик?

‒ Да.

Теперь ясно, зачем мне платье.

‒ Значит, нужно просто пробудить их интерес к себе, завлечь, как потенциальная «третья»?

‒ Да. – Арнау налегал на картошку, накалывая на вилку по три дольки сразу. – Звучит просто, верно? Выдвигаемся через час.

* * *

(YMIR – Heartsick)

Когда в помещении отсутствуют окна, кажется, что царит ночь. Или поздний вечер. Неоновые огни обманчивы; звуки музыки расслабляют. Всюду блестки коктейльных женских нарядов, сияют в ушах и на пальцах бриллианты. Мужчины в строгих костюмах, белоснежных сорочках, отглаженных брюках и лакированных ботинках – чета Вайс задала классический дресс-код, и все гости, находящиеся в зале, сочли должным ему соответствовать.

Как и мы с Эйсом.

На мне ‒ то самое синее платье в пол, выгодно подчеркивающее фигуру, на Арнау ‒ дорогой костюм стального цвета. Никогда я еще не видела его, одетого столь официально и столь элегантно одновременно. Ему очень шло. Пиджак подчеркивал разворот плеч; зачесанные волосы отливали платиной. Красавец-бизнесмен. В таком наряде Арнау казался кем угодно – банкиром, финансистом, филантропом, инвестором, меценатом. Или, быть может, агентом под прикрытием. В общем, кем-то, чьи навыки требовали не только развитого ума, но также гибкого и накачанного тела.

Тела, которое теперь не отпускала Вероника.

Я же стояла у барной стойки.

Эйс говорил «будет легко», но мне было сложно. Потому что она висла на нем, попросту не отлипала.

Они просто разговаривали, наверное, пыталась я убеждать себя, это просто работа… Но ее лицо было повернуто к его, а он наклонялся к ней, слушая, и их губы почти соприкасались. Во мне же пузырилась кислотность. Не думала, что из своей открытости я так быстро нырну в ревность. Я вообще никогда не считала себя человеком ревнивым, но Вероника была красивой блондинкой с прямыми блестящими волосами почти до ягодиц, и сейчас рука Арнау лежала на ее спине. От мысли о том, что там, под волосами, его пальцы касаются ее обнаженной спины, меня жгло серным коктейлем. И алкоголь в моем стакане не помогал ни расслабиться, ни отвлечься, ни переключиться.

Они были «моими» ‒ эти мужчины. Гэл и Арнау. Моими на всех уровнях, и выносить вид одного из них, касающегося сейчас другой женщины, – штык в сердце.

«Нужно работать» ‒ убеждала я себя. «Просто работать».

И я, пересилив плещущийся внутри негатив, отправилась на поиски Робина – долговязого мужчины, с которым уже успела познакомиться и перекинуться парой фраз. Костюм на мистере Вайсе болтался, как на вешалке. Лицо обычное, невыразительное, волосы редкие; даже высокий рост при тщедушном сложении не казался выигрышным и не придавал Робину мужественности. Что ж, мне с ним нужно просто пообщаться, а не спать.

‒ Вы свободны? – спросила я хозяина вечеринки, когда начался медленный танец.

‒ Свободен. – Мою фигуру осмотрели с одобрением.

‒ Я вас приглашаю.

Он ощущался мне чужим на всех уровнях. Быть может, потому что мое сердце принадлежало другим. А может, просто не был моим типажом внешне. Но я пришла сюда работать и потому танцевала. Его рука на моей талии; теплое дыхание в ухо. Слишком резкий мужской парфюм, запах алкоголя; вокруг нас кружили другие пары. Если я сейчас увижу среди них Веронику и Эйса, мне станет хуже, и потому я уперлась взглядом в лацкан черного пиджака.

‒ Вам нравится вечеринка, Оливия?

Музыка не глушила разговор, к тому же мы находились очень близко друг к другу.

‒ Вечеринка очаровательна.

‒ Как и вы.

Рука со слишком длинными пальцами гладила меня вдоль позвоночника, не провоцируя во мне возбуждение, но усиливая желание не сближаться.

‒ Вы мне льстите.