Санчес оглянулся. Работяги в причмокивающей сосредоточенности не обращали на него никакого внимания.

Впрочем, не все ли равно, что подумают эти работяги? Луис их впервые видит и, наверное, больше не увидит никогда.

Если только с Ксингом что-то случится, и один из этих парней станет посредником между Санчесом и китайцами.

Луис улыбнулся такой внезапной мысли. Он, конечно же, понимал, что никто не доверит столь ответственное дело обычному рабочему.

«Да где же ты, Джи?!» – хотел воскликнуть Санчес, но сдержался. Лишь посмотрел на часы и тихо вздохнул. Потом посмотрел еще раз…

Оставить поднос и выйти, перекурить? Дым расслабит, дым утихомирит нетерпение и легкое раздражение от заблокированного кошелька, от общения с Ксингом, от истории с колесом, от долгой дороги… и чертового майора Уго, который решил переехать в Никарагуа. Как будто других мест, подходящих для коротания старости, мало!.. Почему именно сюда?!

Дверь кухни распахнулась, и оттуда вышла Джи – молодая, едва за тридцать, стройная, с темными волосами, спрятанными под белоснежную синтетическую шапочку. Луис хотел было ненавязчиво посудить про любимого клиента, который заждался любимого продавца, но, увидев выражение лица китаянки, прикусил язык. Похоже, у Джи, этой вечно улыбчивой Джи случилась беда.

Санчесу стало не по себе. Столовая всегда была для Луиса спокойным безмятежным местом, где он встречался с другом, Джи, и беззаботно болтал с ней о том, о сем. Худшая проблема, которую они обсуждали – это разлука китаянки с ее семьей, но это казалось лишь временными трудностями, обычная рабочая «вахта», коих Санчес, работая в строительном бизнесе, навидался с лихвой.

Но сейчас что-то изменилось, причем радикально.

Продавец дыма видел это в глазах Джи, хотя она тут же растянула губы в улыбке и приветливо воскликнула:

– Луис! Ты сегодня позднее обычного!

Что ж, может, ей так проще, рассудил Санчес. Надо просто принять ее правила игры, а там, если захочет, сама расскажет.

– Да, я сегодня везде опаздываю, – тактично ответил Луис.

Он не собирался упрекать Джи в том, что бросила свой пост, но она сама повинилась:

– Прости, я… должна была ответить. Срочный звонок…

– Все в порядке? – вырвалось у Санчеса.

Джи бросила взгляд на рабочих за столиком у окна и неопределенно повела плечом.

– Наверное. А у тебя? Неужели проблема с оплатой?

– Да, у китайского искусственного интеллекта ко мне, похоже, что-то личное: так не вовремя подвесил меня в расчетной немощи, – с ироничной гримасой ответил Луис. – Наверное, срок моего прививочного QR-кода обнулили. Придется опять колоть китайский бустер и проходить новую верификацию.

Расплатившись старым добрым кэшем, Санчес разместился за столиком неподалеку от «поста» китаянки. Продавец дыма почему-то не сомневался, что они с Джи продолжат разговор, едва рабочие уйдут. Если даже она сама не захочет, он не удержится, не сможет уехать, так и не узнав, что так расстроило его подругу.

Сначала освободился стол, за которым сидели двое рабочих. Следом за ними, дожевывая на ходу, отправились трое оставшихся – они смели обед, точно саранча. Дверь за ними закрылась, и воцарилась непривычная тишина, которую страшно было нарушать. Луис оглянулся через плечо на Джи: та смотрела в телефон.

Свайпы по экрану звука не создавали.

А надо ли мне вникать в ее проблемы, вдруг подумал Санчес. Мы ладим, но и только.

Или уже не только?

Луис поймал себя на мысли, что судьба Джи, в отличие от Ксинга, ему небезразлична. Если здесь будет другая женщина, он, наверное, предпочтет обедать в городе или в отеле. Не то, чтобы здешняя кухня плоха, но звезд с неба местные кулинары не хватают, это правда.

– И все же у тебя что-то случилось, да? – сглотнув подступивший к горлу ком, спросил Луис.

Джи посмотрела на него, покосилась на дверь, потом – снова на продавца дыма. Судя по взгляду, китаянка колебалась, стоит ли откровенничать с Санчесом или нет. Беззаботная болтовня ни к чему не обязывает. Травить анекдоты и байки можно и попутчику в самолете, никаких последствий, никаких откровений – просто треп, чтобы скоротать время.

Рассказать о реальных проблемах кому-то – гораздо сложней. Это требует определенного доверия. Ты либо не впускаешь человека в свою жизнь, и все ограничивается пластмассово-формальной болтовней…

Либо впускаешь, и тогда ваши отношения уже никогда не будут прежними.

«Боже, что я себе уже напридумывал? Может, у ее сестры умерла любимая собака, которую Джи знала с детства. Да, это неприятно, но это не то «откровение», которое изменит наши отношения… навсегда».

– Мой отец… остался без работы, – с трудом выдавила Джи.

Луис украдкой выдохнул. Похоже, не все так плохо.

– Ему почти шестьдесят, никто не хочет его нанимать, – продолжила женщина. – У них с мамой очень много болезней. Я им и так помогала, теперь придется высылать еще больше денег… Им трудно, Луис. Очень трудно.

– Это… правда непросто. Но не стоит сгущать краски, Джи.

– Не стоит сгущать краски? – сухо повторила она. – Луис, мы, в отличие от тебя…

Она запнулась, тут же спешно добавила:

– Прости, я не хотела…

– Брось. Ты права: я так давно не испытывал потребности в деньгах, что позабыл, каково это – в них нуждаться, – с мягкой улыбкой сказал Санчес. – Может, я могу чем-то помочь?

– Нет, Луис, – уверенно ответила Джи. – Не нужно. Мы что-нибудь придумаем. Я могу подрабатывать… Я найду способ. Не сомневайся.

Продавец дыма смерил ее взглядом. Женщины в беде всегда притягивают внимание мужчин, это заложено на уровне инстинктов. Но, по мнению Луиса, женщина, которая не пасует перед проблемой, а дает ей отпор, еще сексуальней.

«Сексуальней? Я что, действительно об этом подумал?..»

Кажется, впервые за много месяцев, с момента знакомства Санчес задумался об отношениях с Джи в таком контексте. Но, справедливости ради, и она прежде не выглядела так, как сейчас – раненая, но не сломленная, а гордая и решительная – несмотря на дурацкую шапочку.

– Что? – спросила Джи, неуверенно посмотрев на Луиса.

Он пожал плечами, а потом вдруг сказал:

– Может, я заеду за тобой, вечером? Кажется, тебе не помешает прогулка.

И она не нашла, что ответить, и тоже лишь повела плечом.

– Я буду здесь к семи, – тихо, но твердо сказал продавец дыма.

Выходя из столовой, он не знал, почему позвал Джи на прогулку.

Зато точно знал, куда они отправятся.

Глава 8

Дело табак

1493 г.

Ранним апрельским утром 1493-го года Марио Варгас стоял на носу каракки «Жемчужина» и любовался на Барселону, город, к которому усилиями капитана и его команды банкир с каждой секундой становился все ближе.

– Не спится, сеньор? – прислонив беспалую ладонь к изъеденному морским ветром и морщинами лбу на манер козырька, спросил старший матрос. – Скоро будем на месте!

– Вижу, вижу, – приветливо ответил ему Варгас.

Настроение у него было распрекрасное. Погоды стояли отличные, а скорая встреча со старым другом сулила дивные истории о далеких берегах.

Последний месяц вся просвещенная Европа только и говорила, что о чудесном путешествии Колубма и его флотилии. И Христофор, как уже был наслышан Варгас, не преминул устроить из своего возвращения настоящее представление. По слухам, в течение месяца от самого порта Палос-де-ла-Фронтера в Барселону двигалась по Кастилии пышная процессия. Ее возглавляли индейцы – аборигены, которых Колумб привез с другого конца света – облаченные в отлитые из трофейного золота наряды. Блестя в лучах солнца новообретенными «доспехами», они приветливо улыбались и махали любопытным жителям Кастилии и Арагона. Следом за индейцами шли матросы, которые демонстрировали почтенной публике диковинных птиц, прозванных попугаями, чучела различных экзотических животных и пряности на плоских щитах. Замыкал шествие сам Адмирал, едущий в окружении рыцарей, чьи начищенные доспехи блестели ничуть не хуже, чем позолота аборигенов.

Стоит ли говорить, что жители селений и городов на пути процессии Колумба бросали все дела, только чтобы одним глазком взглянуть на диковинных людей, птиц и трофеи далеких заокеанских земель?

А вот Марио оказался лишен этого выдающегося зрелища. По злой иронии судьбы, весть о триумфальном возвращении Адмирала застала Варгаса в Нюрберге; там он как раз в это время навещал живописца Альбрехта Дюрера. Поначалу банкир даже сокрушался, что не смог лично встретить Христофора в Севилье, где Колумб изначально гостил в ожидании дальнейших распоряжений благочестивых Фердинанда и Изабеллы.

Однако, чуть поостыв, Варгас подумал, что, помимо иронии, есть в этой ситуации и бесспорный символизм.

– Не продай вы Христофору карту Тосканелли, возможно, он бы никогда не совершил своего путешествия, – заметил банкир, когда они с Альбрехтом ужинали накануне отбытия Марио в Испанию.

– Приятно хоть в чем-то чувствовать свою сопричастность такому великому открытию, – с дежурной улыбкой поблагодарил гостя живописец.

Однако в глазах его была вселенская печаль. В ту пору, как заметил Марио, Альбрехт начал постепенно погружаться в легкую меланхолию, по слухам, неизбежную для большинства молодых творцов именно в этот тяжелый период – когда обучение уже закончено, путешествие по мастерским известных живописцев подошло к концу, и есть только ты, холст, отчаянное желание творить и полное непонимание того, чем именно ты хочешь поделиться с миром. Дюрер, как слышал Варгас, и без того был склонен к депрессиям, а здесь и вовсе, насмотревшись на работы уже признанных мастеров, всерьез начал сомневаться в уникальности собственного дарования. Он, безусловно, не бросал живопись, но, судя по излишней даже для Альбрехта печального образа бледности и сосредоточенному в себя взгляду, дела шли не самым лучшим образом.

Впрочем, в ту пору Варгас не предал особого значения расстройству юного художника. Талант его не вызывал у банкира сомнения, вдобавок все мысли его занимала скорая встреча с Колумбом. Таким образом, ступая на трап «Жемчужины» в Генуе, чтобы отбыть на ней в Барселону, Марио уже и думать забыл о немецком самородке.

Банкир не знал, чего именно ждать от встречи с Адмиралом. В коротком письме, которое с гонцом прислал Варгасу Колумб, было много экспрессии, но ничтожно мало конкретики. По сути, все сводилось к «скорей приезжай в Барселону, есть, что обсудить».

Но Марио доверял Христофору и знал, что тот не стал бы торопить его без веской на то причины.

Порт Барселоны встречал «Жемчужину» привычным гомоном, руганью на десятках разных языков и сотнями других характерных шумов, от треска досок и скрипа веревок до пения на незнакомых Варгасу наречиях. Едва спустили трап, Марио распрощался с капитаном и, вручив ему тугой мешочек с монетами, устремился через разношерстную толпу на поиски экипажа, чтобы найти жилье. За Варгасом неотступно следовали двое слуг, которые везли его немногочисленный, но увесистый багаж.

Поскольку Колумб на правах почетного гостя расположился рядом с готической церкви Санта-Мария-дель-Мар, во Дворце Беренгера д’Агилара – одном из лучших дворцов Барселоны, мало чем уступающему Большому Королевскому и Национальному. Найти жилье по кошельку Марио в том районе оказалось не так-то просто. Скрепя сердце, Варгас выложил немалую сумму прижимистому хозяину постоялого двора за две комнаты, при этом та, что предназначалась самому банкиру, единственным окном была обращена как раз к временному пристанищу Христофора.

Утешая себя тем, что свидание с новоиспеченным героем Испании стоит всех сокровищ мира, Марио сразу после заселения отправил во дворец гонца, чтобы договориться о встрече. Каково же было удивление, когда гонец вернулся с четким и ясным приглашением от Колумба немедленно переехать к нему.