Да, вспомнилось, всплыло, что Маша Калинина нынче (да и всю последнюю неделю) – какая-то дёрганая и напряжённая. Непохожая на ту улыбчивую сообразительную девочку, которую Анна Алексеевна выделила среди остальных ещё на линейке первого сентября. Маша, как прежде, тянула руку, знала все ответы на все вопросы и решала всё быстрее всех, но то и дело хмурилась… оглядывалась… Нервничала и была недовольна.

Чем больше Аня вспоминала сегодняшний урок и прошлую неделю, тем больше проскальзывало деталек: вот она, взмахнув косичками, недовольно садится, не закончив ответа: кто-то перебивает. Вот победно вскидывает руку – решила, первая, ура! – но не успевает Аня кивнуть, как к Машиной ладони присоединяется ещё чья-то… Вот она хохочет на перемене с девчонками – те расселись на парте, болтают ногами, а Машка стоит, на парту сесть как-то неудобно, хотя местечко есть… Подходит Ксюша, бесцеремонно подвигает чьи-то тетради и усаживается между одноклассниц. Маша подхватывает пенал, балансирующий на краю парты, и, раздражённо бросив что-то, уходит в коридор. Ксюша пожимает плечами и смеётся. Девчонки неуверенно вторят, кое-кто оглядывается на Калинину…

Ксюша Шилова пришла в школу вместе с Анной Алексеевной – первого сентября, но за несколько недель уже завоевала в классе уважение и даже восхищение со стороны многих девчонок. Она броско красилась, носила облегающие блузки и короткие юбки (всё в меру, впрочем), перед самым учебным годом сделала мелирование, пользовалась духами и подводила аккуратные, густые стрелки. Когда Анна вызывала Ксюшу к доске, вошедший в класс мог и перепутать, кто тут учительница, а кто ученица.

– Анна Алексеевна, вы хотели рассказать про теорему Менелая, – напомнила Ксюша в конце урока.

Ане, которая завертелась, разбирая несчастные задачки ОГЭ, под конец урока было уже не до Менелая, но она кивнула:

– Да, спасибо, Ксюш. У нас осталось пять минут до звонка, с доказательством разобрать уже не успеем… А ты знаешь эту теорему?

– Прочитала, – скромно улыбнулась Ксюша. – Кажется, очень дельная. С ней очень изящные решения могу получиться.

– Верно, – усмехнулась Аня, которая сама узнала об этой теореме в прошлые выходные. – Может быть, расскажешь? Без доказательства. Кто захочет, дома разберёт, а потом обсудим.

Ксюша улыбнулась. Встала, одёрнула юбку и уверенно пошла между парт к доске. Пока она наскоро расчерчивала цветными мелками въевшийся в доску треугольник, Аня оторвалась от журнала и бросила быстрый взгляд на Машу. Та сидела, уткнувшись в учебник и обхватив голову руками. Со стороны могло показаться, что она просто вчитывается в теорему, но почему-то Анне Алексеевне показалось, что она пытается заткнуть уши, чтобы не слышать звонкого Ксюшиного голоса и стуканья мела по доске.

…Когда у тебя восемнадцать человек в классе, тебе не до одной девочки; Аня сглотнула и повернулась к доске.

– …Вот такая вот теорема, – закончила Ксюша. – Я вроде бы читала, что есть близкая теорема Чевы…

– Всё правильно. Эти две теоремы идут парой, но в ОГЭ пригодятся вряд ли. Конечно, применить можно, но это как стрелять из пушки по воробьям. А вот для тех, кто решит готовиться к ЕГЭ, это будет очень хороший, мощный инструмент.

Звонок. Маша, в мгновение ока запихав в рюкзак тетради и ручки, метнулась из кабинета. Ксюша, стерев с доски и отряхнув руки, ждала, пока Анна Алексеевна закончит заполнять журнал. Обычно из кабинета в кабинет его носила Калинина, но, видимо, сейчас ей было не до того. Аня захлопнула красный классный журнал и отдала Ксюше. Кивнула.

– Какой у вас следующий урок?

– Литература. Потом две технологии. Ночнушку шьём, – иронично подняв аккуратно выщипанную бровь, вздохнула Ксюша.

– Мы тоже шили когда-то, – вспомнила Аня, улыбнулась и полезла в ящик стола, показывая, что Ксюша может идти. Шилова, зажав журнал под мышкой, подхватила тёмно-красную кожаную сумку и пошла к дверям.

– До свидания, Анна Алексеевна.

– До свидания, Ксюш, – рассеянно отозвалась Аня, просматривая наискосок план урока в пятом а.

Шумный пятый а, а затем шебутной пятый б пробежали мимо неё, как два каравана мамонтят. Полтора часа пролетели моментально. Наконец наступило окно, Аня вышла в коридор, увидела скрючившуюся на лестнице Машу Калинину и вспомнила о первом уроке.

– У вас же технология сейчас. Ты чего? Нехорошо себя чувствуешь?..

Калинина снова дёрнула плечами. Анна Алексеевна пошла ва-банк:

– Машка. Ты из-за Ксюши, что ли, расстроилась?

Маруська съёжилась ещё сильней и сжала кулаки. Ясно всё.

– Иди на урок. Глупо на неё обижаться. Правда!

Аня имела в виду, что всем учителям ясно, что Ксюша выпендривается и пытается казаться взрослой. Смешно сердиться на эти её потуги. Но не могла же она сказать это открытым текстом! Вот и пришлось… сухо так.

– Не стоит из-за неё прогуливать. Наживёшь себе неприятностей. И ночнушка лишней не бывает.

– Откуда вы знаете? – глухо спросила Маша, незаметно вытирая глаза.

«Про ночнушку? Или про Ксюшу?» – хотела спросить Аня, но не решилась.

– Надо платок?

Маша наконец подняла лицо, и Аня тяжело вздохнула.

– Иди умойся сначала.

Калинина встала. Бросила:

– Терпеть её не могу.

И быстро пошла прочь, сжимая и разжимая кулаки.

Аня, думая, не нужно ли было как-то получше утешить Машку, медленно двинулась в столовую. Без особого аппетита пожевала макароны с подливой, а вожделенную плюшку завернула в салфетку и убрала в сумку.

– Анна Алексеевна? Присоединюсь?

На скамейку рядом с ней опустилась Галина Аркадьевна – завуч и завхоз в одном лице.

– Конечно, – кивнула Аня, с подозрением окидывая завуча быстрым оценивающим взглядом. От этой дамы приятного ждать приходилось редко: всё чаще их разговоры заканчивались наставлениями, настойчивыми рекомендациями и замечаниями в Анин адрес.

– Приятного аппетита. Как вам у нас, Анна Алексеевна? – как бы между прочим спросила Галина, разламывая пополам кусочек хлеба и придвигая солонку. – Не обижают?

– Нет. Честно говоря, удивлена даже. Думала, будет сложней, – призналась Аня, промокая салфеткой губы; из головы почему-то никак не шли Маша и Ксюша. – Достаточно спокойные, дисциплинированные дети. Ну, в целом.

– В целом, – хмыкнула Галина Аркадьевна. – В целом и в частности… Это хорошо, что не обижают. Вы какая-то удивительная новенькая, уж простите. Обычно такое взаимопонимание с учителями возникает редко, особенно сразу. Смотрю на вас и думаю: может, дело в возрасте? Вы ведь лет на пять старше девятиклашек, так?

– Так, – не понимая, к чему клонит завуч, насторожилась Аня.

– У Лидии Чарской – читали? Наверняка читали! – в одной повести есть слова о надзирательнице в приюте, «молодой педагогичке». Она была ненамного старше своих учениц, разделяла их интересы. Они её любили, очень уважали, тянулись к ней… Может быть, в вашем случае дело в том же?

– Я бы не сказала, что меня как-то особенно любят или тянутся, – усомнилась Аня.

Галина Аркадьевна хмыкнула.

– Это вы просто других не видели. На вашем фоне… В общем, Анна Алексеевна, поверьте… Поверьте, детям вы нравитесь. Кто ближе по возрасту, тому больше доверия. Тот и по интересам ближе… Меня вот, например, вчера семиклассники попросили домашку большую не задавать – вечером премьера какого-то ведьмака была. Что за ведьмак? Я и не в курсе даже.

– Премьера? Да ладно! Как я так пропустила? – совершенно искренне спохватилась Аня. – Это сериал по книге Анджея Сапковского.

– Вот видите. Вы знаете, а я первый раз слышу… Стоит посмотреть?

Аня рассмеялась.

– Боюсь, вам не очень понравится. Это славянское фэнтези. Я сама не читала, но смотрела этот сериал, снятый другой студией…

– Тогда надо Наталье Викторовне порекомендовать. Может, на уроках посмотрят? Хоть так в историю завлечь. А то ведь у них на уроках такое творится… Наталья Викторовна и так, и эдак вовлекает – и макет Парфенона они строили, и какой-то викторианский спектакль ставили. А хоть кол на голове теши.

– А кто-то сдаёт историю?

Галина Аркадьевна глубоко вздохнула. Посмотрела на Аню ласково и печально.

– Вот видите… Вы ещё даже мыслите, как они. Не обижайтесь, Анна Алексеевна, я не в плохом смысле! Имею в виду, что вы думаете о знании предмета примерно так: кто сдаёт – тому надо знать. А кто не сдаёт – ладно, как-нибудь и так сойдёт… Ученики ведь так же думают.

Аня хотела было обидеться, но сообразила, что так оно и есть. Ученическое мировоззрение, оставшееся со школьных времён, до сих пор не уступило место учительскому.

– И к лучшему, наверно… – словно озвучив её мысль, задумчиво протянула завуч. – Вы кушайте, кушайте, Анна Алексеевна. А то я тут вас заболтала…

– Да я уже всё, – улыбнулась Аня. – Приятного аппетита вам. А я пойду. Хотела тетради проверить у пятиклассников, пока окно…

– Идите. Идите, – кивнула завуч и щедро посыпала солью своё пюре.

***

От окна оставалось около получаса. Можно было действительно потратить их на то, чтобы «по горячим следам» проверить тетради пятиклашек. А можно было за семь минут добежать до дома. Ещё семь минут на обратную дорогу – итого останется шестнадцать минут. Вполне хватит, чтобы подогреть Антонинин кофе и нафиг отрешиться от Галининых выводов и Машкиных переживаний.

Так Анна Алексеевна и сделала. После кофе вернулась в школу одновременно довольной и недовольной собой, а ещё – в радостном предвкушении: утром почтальон принёс письмо от Кирилла. Кирик всегда предпочитал бумагу имейлам, и даже со своими друзьями-юным музыкантами переписывался через Почту России. Говорил, что в этом есть какая-то романтика: письма, как мелодия: пока достигнут адресата, впитают в себя многое от окружающего мира, сольются с ним в чём-то… Аня этих тонких рассуждений не разделяла, но письму была рада. Быстро прочитала за кофе начало и конец, убедилась, что брат цветёт и пахнет, и упорхнула в школу, предвкушая дочитать, как только выдастся минутка. Но минутка не выдалась ещё очень, очень долго…

В ожидании педагога около кабинета уже кучковались девятиклассники. Девочки прикладывали друг к дружке простенькие, недошитые ситцевые ночнушки, мальчишки хихикали. Митя Лебедев, удивительно интеллигентный, мягкий и вежливый раздолбай, посасывал кровивший палец – видимо, досталось на технологии. Интересно, что там делают пацаны? Щётки-смётки? Скворечники? Хромые табуретки?

Аня кинула в сумку перчатки, нащупала в боковом кармашке письмо Кирилла, мысленно улыбнулась. Открыла дверь. В классе было удивительно свежо, пахло вымытым полом, мелом и влажной доской: видимо, Клавдия Антоновна, пользуясь её отсутствием, внепланово навела порядок.

– Заходите, – позвала Аня учеников, убрала пальто в шкаф, поставила сумку на подоконник и положила письмо под учебник алгебры. Кабинет наполнился гомоном. Длинный Лебедев по пути к последней парте умудрился запнуться и, цепляясь за стулья, чуть не улёгся в проходе.

– Не выспался, Митя? – дружелюбно спросила она. – Давай, встряхнись. Последний урок. Или у вас ещё есть?

– Нету, – радостно заорали девятиклассники.

«Социальный космос в ожидании субботы»³, – подумала Аня, наблюдая за Ксюшей Золотарёвой, теребившей тоннель в ухе, за Лебедевым, укладывавшимся вместо подушки на пухлую общую тетрадь, за Ксюшей Ивериной, которая складывала пальцы сердечком и над чем-то беззаботно хохотала… Удивительно, как в таком маленьком классе оказалось целых три Ксении. Где, кстати, третья?.. И Маша?..

Ни Шиловой, ни Калининой в кабинете не было. Прозвенел звонок. Аня подождала, пока девятиклашки угомонятся, но девочки так и не появились.

– Ну что, как дела с домашкой? – спросила она, думая совсем о другом. – Решали вчера самостоятельно или сегодня коллективно, на технологии?